Читать интересную книгу Призрак Рембрандта - Пол Кристофер

— Откуда вы знали? — Финн по-прежнему ничего не понимала. — От Талкинхорна? — сделала она единственно возможное предположение.

Пилгрим кивнул:

— Сэр Джеймс — поверенный нашей семьи. Ну, то есть один из них.

— И в аукционный дом вы тоже пришли не случайно?

— Да. Дело в том, что вы объявлены наследницей по завещанию одного моего родственника. Обстоятельства этого дела довольно странные, и мне захотелось заранее взглянуть на вас.

— И вы знали, что картина — подделка?

— Нет, — качнул головой Билли. — Я всегда считал, что это Ян Стен. Хотя мог бы и догадаться. Половина драгоценностей моей матери оказались фальшивыми. — Он смущенно улыбнулся. — Знаете, наши титулы — это один пустой звук. Не то что в двенадцатом веке, когда мои предки разбойничали вместе с Ричардом Львиное Сердце, побивали полчища сарацинов и все такое.

Он засмеялся.

— Да, тогда жизнь была повеселее, — согласилась Финн. — Так вы правда хотели ее продать? В смысле, картину?

— Хотел. Яхту надо ремонтировать, и корпус не мешало бы почистить, а еще этот особняк в Корнуолле разваливается прямо на глазах. О нем даже Национальный совет по охране памятников не желает слышать, и к тому же он по уши в долгах. Meur ras a'gas godrik dhe'n wiasva ma!

Древний музыкальный ритм, прозвучавший в последней фразе, почему-то напомнил Финн о «Властелине колец».

— Что это за язык? — спросила она, не скрывая восхищения.

— Язык короля бриттов Пендрагона и рыцарей Круглого стола, короля Артура, Тристана и Изольды.

— Корнуоллский?

— Да, корнуоллский, как и я сам, — подтвердил герцог и протянул Финн руку. — Будем считать, что мой маленький обман прощен?

— Да, ваша светлость, — откликнулась Финн, отвечая на рукопожатие.

— Просто Билли, пожалуйста. Вашей светлостью меня величает только Талкинхорн и моя двоюродная бабка Елизавета.

— Двоюродная бабка Елизавета? — недоверчиво переспросила Финн.

— Королева, — пояснил Билли.

— Шутите?

— Нет, к сожалению. Я — один из отпрысков многочисленного выводка Виктории и Альберта. И постоянный источник разочарования для родни. Они все считают, что мне следовало добиться большего. А я даже в поло не играю.

— Какой ужас!

Герцог помахал левой рукой:

— Я, видите ли, левша. А левшам не разрешают играть в поло, за исключением, конечно, кузена Чарльза.

— Принца?

— Его самого, — хихикнул Билли. — Кстати, управлять пассажирскими самолетами нам тоже нельзя.

— Надо же. Никогда об этом не задумывалась.

— Мы самое большое меньшинство в мире. И самое угнетаемое, если не считать Билла Гейтса. Он тоже левша.

— И Билл Клинтон.

— Точно. И Джордж Буш-старший.

— И Микеланджело, — подсказала Финн.

— И Леонардо да Винчи.

— И Курт Кобейн.

— Кто?

— Музыкант, — объяснила Финн. — Он уже умер.

— И бабушка Елизавета.

— Правда? А я и не знала.

— И королева Виктория тоже. И кузен Уильям. Это передается с генами.

— Ну хватит, — засмеялась Финн. — А то мы никогда не остановимся.

— Хватит, — согласился Билли и взглянул на часы, стальные и массивные, как у водолазов, совсем не похожие на золотую финтифлюшку Ронни. — Уже два часа. Сэр Джеймс, наверное, ждет нас. Вы допили кофе?

Финн кивнула и встала. Они прошли по улице десяток метров и остановились перед узкой дверью дома номер сорок семь.

— А что за странные обстоятельства вы упомянули? — поинтересовалась Финн, поднимаясь по узкой лестнице.

— Я и сам толком не знаю. Талкинхорн говорил со мной довольно уклончиво.

Они добрались до второго этажа и свернули в коридор. В офис Талкинхорна вела первая дверь справа. Билли распахнул ее и пропустил Финн вперед. Если письмо адвоката напомнило Финн о временах Диккенса, то его контора оказалась идеально сохранившимся образцом интерьера Эдвардианской эпохи.[7]

Она состояла из трех комнат: слева — библиотека с книжными полками вдоль стен, справа — комната для заседаний, а посредине — кабинет. Приемной с секретаршей здесь не имелось. Между двумя выходящими на Грейт-Рассел-стрит окнами стоял большой дубовый стол с верхом, затянутым бордовой кожей. На стенах висели раскрашенные от руки гравюры со сценами лисьей охоты.

Широкие доски пола прикрывал старый, тонкий ковер. В кирпичном камине дрожало холодное электрическое пламя. Стены были наполовину скрыты темными панелями из какого-то экзотического дерева: то ли черного ореха, то ли бразильской вишни. У стола стоял старомодный стул, обитый той же темно-красной кожей, что и столешница. На самом столе располагались антикварный письменный прибор на массивной плите из оникса, старая лампа с зеленым абажуром, подставка для трубок и голубая фаянсовая банка для табака с медной крышкой, на которой были изображены индеец в головном уборе из перьев и какой-то герб с переплетенными буквами.

Сидящий за столом человек в темном костюме и рубашке с высоким воротничком походил на персонажа из фильма о старинной жизни. Его лицо идеально соответствовало обстановке и тоже было эдвардианским: глубокие морщины и мешки под темно-серыми глазами, гладко выбритые, слегка обвислые щеки, тонкие бескровные губы и седеющие редкие волосы, откинутые с высокого, прорезанного морщинами лба, на котором привычно устроились очки в тяжелой роговой оправе.

— Сэр Джеймс, — поздоровался Билли.

Хозяин кабинета медленно поднялся со стула и слегка поклонился:

— Ваша светлость.

Он протянул худую, как у скелета, искривленную артритом руку, которую Билли очень бережно пожал. На вид сэру Джеймсу было никак не меньше семидесяти лет.

— Это мисс Фиона Райан, — представил герцог свою спутницу.

— Просто Финн.

Она улыбнулась и осторожно пожала протянутую руку. Старик тяжело опустился на стул и жестом предложил им занять два кожаных кресла для посетителей. Сэр Джеймс, судя по всему, не любил тратить время на светские беседы. Он мельком взглянул на пачку документов на столе, опустил на глаза очки и поджал тонкие, скорбные губы. Финн подумала, что этот человек наверняка очень редко улыбается и никогда не смеется.

— Дело, ради которого я пригласил вас, касается вашего кузена с материнской стороны, ваша светлость, — некоего мистера Питера Богарта, проживающего, помимо прочих мест, — он опустил глаза и перелистал пару бумажек, — по адресу: Мейфэр, Саус-стрит, дом пятьдесят один, квартира девять.

— Он вроде бы исчез, если я не ошибаюсь? — вставил Билли.

— Совершенно верно, — кивнул Талкинхорн. — Ровно двенадцать месяцев назад. По-видимому, в Юго-Восточной Азии: Саравак,[8] Бруней — где-то в тех местах.

Адвокат выдвинул ящик стола и достал оттуда цветную карточку девять на двенадцать, похожую на увеличенную фотографию из паспорта. На ней был изображен похожий на викинга мужчина средних лет с худым, узким лицом, редеющими рыжими волосами и густой бородой.

— По-моему, он был порядочным авантюристом, — припомнил Билли.

— Наверное, можно выразиться и так, — буркнул сэр Джеймс, явно намекая, что сам бы он выразился иначе. — Но в любом случае мистер Богарт оставил мне инструкции, которые я обязан выполнить, в случае если он не вернется в Лондон в течение года, или не свяжется со мной каким-либо иным способом, или погибнет насильственным способом. Год истек в эту среду.

— А сколько ему было… Сколько лет этому Богарту? — осведомилась Финн.

— Третьего числа сего месяца мистеру Богарту исполнилось пятьдесят восемь лет.

— А какое отношение все это имеет ко мне?

Старик тщательно подровнял лежащую перед ним стопку бумаг. Казалось, его морщины стали еще глубже, а губы — еще тоньше. Он потянулся к подставке, выбрал изогнутую трубку из корня эрики и аккуратно набил ее табаком из голубой банки. Потом все так же неспешно вытащил из кармана пиджака простую кухонную спичку, чиркнул ею по желтому ногтю на большом пальце и закурил. По комнате поплыл ароматный дым.

Только после этого адвокат вынул изо рта трубку, откашлялся и ответил:

— Насколько я понимаю, в течение нескольких лет мистер Богарт состоял в близких отношениях с вашей матерью. Точнее сказать, был ее любовником. — Он еще раз неловко откашлялся. — Более того, у мистера Богарта имелись основания полагать, что он приходится вам отцом.

Договорив, Талкинхорн откинулся на спинку стула.

— Что?! — не поверила своим ушам Финн.

— Ну и ну! — ахнул Билли.

— У-гум, — буркнул адвокат.

— Я ничего не понимаю, — опять заговорила немного пришедшая в себя Финн. — То есть, я хочу сказать, это какой-то бред. Моего отца звали Лайман Эндрю Райан, он был профессором археологии и преподавал в Университете Огайо.

Талкинхорн пролистал несколько бумажек из лежащей перед ним пачки, пробормотал что-то себе под нос, покивал и опять поднял глаза на Финн: