— Судно берет курс на 344-й бакен, — подвел черту Другоевич и вышел из салона, плотно прикрыв дверь.
Дискуссию следовало считать оконченной.
— А что это за человек, Церр? Вы мне о нем никогда не рассказывали.
— Я вам много о чем не успел рассказать, Бент.
— Так расскажите, у нас есть время. Как-никак трое суток. Без малого тысяча и одна ночь.
— Начать с того, — заговорил Церр, и глаза его колюче уставились на слушателей из-под нависших бровей, — что этот тип психически ненормален. Нет, нет, речь идет не о заболевании, скорее о патологическом развитии личности. В то время, когда мы делаем все возможное, чтобы избежать опасности для жизни человека, свести ее к минимуму, — в этом, собственно, одна из целей цивилизации, — Руно Гай без опасностей жить не может и ухитряется искусственно создавать их всюду, где бы ни появился. Жонглирование жизнью, все равно — своей или чужой, стало для него потребностью. Оно ему нервы щекочет, повышает тонус, создает иллюзию самоутверждения. В старину, чтобы вызвать подобный эффект, отравляли себя алкоголем… На Марсе мне рассказывал один товарищ, Никандр Савин, что его и на бакен-то удалось столкнуть, только наобещав разных разностей: напряженная трасса, ненадежность автоматики, вероятные ЧП… Да к тому же грозный «Золотой петушок».
— Но ведь «Золотой петушок» и в самом деле… — вставил Мелин.
— Петушится, — усмехнулся Бентхауз.
Нетерпеливым движением руки Церр отмел всякие возражения.
— А что он до этого вытворил, вы, наверное, слышали. Даже газеты, в общем-то весьма благосклонно относящиеся к так называемым «подвигам», осудили его за ухарство и безрассудство. Этот самый Руно Гай отправлял в систему Юпитера товарную ракету со взрывчаткой, и что-то заело в тсиливном канале, так он вместо того, чтобы отложить старт, проверить, исправить, сам влез в автомат и махнул к Юпитеру. Полная ракета взрывчатки, неисправный клапан — и человек на борту. Представляете, какой поднялся переполох? Весь Марс три ночи не спал…
— Но ведь все кончилось благополучно? — подмигнул Мелину Бентхауз.
— Не в этом дело. Дело в пристрастии к риску, ненужному, неоправданному риску.
— Я, кажется, слышал про этот случай, — опять вклинился Мелин. Взрывчатка-то нужна была срочно. Там люди сидели на пути лавины, целая исследовательская станция. И газеты как будто бы даже хвалили Гая. В свое время я много читал о нем…
Церр отмахнулся, как от мухи.
— Детали! Или вот вам еще. Когда на Венере началось извержение вулкана Жерло, этого огненного колосса, — помните, шумная дискуссия была? — наш молодец, ни у кого не спросившись, без подстраховки, на обычном исследовательском катере, еще с двумя такими же авантюристами на три километра опустился в кратер. Туда, в раскаленную трубу, в кромешный ад. И в решающий момент реактивная тяга едва не отказала…
— Но ведь не отказала? — подмигнул Мелин.
— Да-а, смельчак, — задумчиво протянул Бентхауз. Хотел бы я с ним познакомиться.
— Познакомитесь, Бент. Однако радоваться абсолютно нечему, уверяю вас. Для «Толчинского» было бы куда приятнее не попадать в ситуацию, чреватую знакомством с этим «героем», — непременно доведет до беды. Подобных историй я мог бы рассказать не меньше десятка.
— Но вы-то знаете его, Церр? Лично?
— Лучше бы я его не знал! — в порыве искреннего чувства воскликнул Церр.
На минуту воцарилась тишина. Мелин потер перевязанное плечо, поморщился и поудобнее устроился на упругой панели под креслом, привинченным к бывшему, полу, а ныне стене. Ларри Ларк открыл глаза, оценил обстановку — и снова как бы исчез для присутствующих.
— Это произошло в Якутии, возле Полярного Круга, на речке Муоннях. Я заведовал там рыборазводней станцией, и нам за два десятка лет напряженного труда удалось вывести перспективнейшую породу пресноводной рыбы. Может быть, слышали, «церроус хандзеен», «рукотворная Церра»? Собственно, даже не вывести — создать заново, из ниве чего, как господь бог. Бесподобная, скажу я вам, получилась рыбка. И двадцать лет, лучшие годы жизни, день за днем… Вместе со мною работала и моя единственная дочь Анита, тоже ихтиолог, А выше по реке стоял заводик по производству БТ, универсального растворителя для чистки топливопроводов в химических ракетах. Теперь этот яд уже не выпускают, отпала в нем нужда. Так себе заводик, небольшой устаревший полуавтомат, но подчинялся Совету Космофлота. Руно Гай служил там сменным инженером, добился такой чести за очередной «подвиг», не помню уж, за что именно. Жили мы в одном отеле в Жиганске, на работу летали в гравио, там рукой подать, каких-нибудь двести километров.
И я даже не то чтобы сдружился, но вынужден был водить компанию с этим типом, хотя он мне с самого начала был антипатичен. Все-таки соседи. Да и дочка моя Анита, подружилась с его женой Норой Обаятельная, знаете ли, женщина — Нора Гай Умная, добрая, принципиальная, не муженьку чета, А когда женшины становятся подругами, тут уж, сами понимаете, начинается хождение в гости, совместные прогулки и прочие старомодные проявления взаимных симпатий. Так что я этого Руно как облупленного знаю.
Вообще, сменный инженер на заводе — все равно что дублирующее контрольное устройство, случись что — любой мальчишка справится, А этот супермен с его показушным геройством не справился. И бед натворил. Раз в жизни выпал ему случай, когда действительно требовалось проявить… даже не геройство — обычную выдержку, самообладание, хладнокровие. Увы, он оказался на это не способен.
Не знаю уж почему, взорвался у него там бак с этим ядом БТ. Ну, оповестил бы округу как положено, вызвал рембригаду, поднял тревогу, наконец, и все уладилось бы.
Так нет, едва взорвался бак, тут и почуял его нос милый сердцу запах опасности, и помчался Руно Гай сломя ГОЛОВУ никому не нужные подвиги совершать. С пожарной лопатой против потока ядовитой жидкости, И подвига не совершил, и сам едва не растворился в этом универсальном растворителе. Да лучше бы уж растворился, чтобы в будущем людям жизнь не отравлял. Но нет, остался жив, откачали. А вог рыбок мне всех потравил, всех до единой сплавил в реку поток яда. Представляете — двадцать лет жизни! Меня как раз на станции не было, одна Анита. А тут запоздалое оповещение: вот-вот достигнет БТ наших садков. Она, Анита, плавала у меня превосходно… ее даже Русалочкой прозвали. Бросилась в реку, чтобы спасти хоть несколько племенных экземпляров… и все. Уже не выплыла. Не уснела. Девочка моя…
Церр отвернулся, сгорбился еще больше и заплакал. Некрасиво, по-стариковски.
Мелин и Бентхауз подавленно молчали. Только сейчас до конца понял Бентхауз, откуда у его товарища такой скверный характер. Понял — и пожалел о постоянных своих шуточках.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});