Читать интересную книгу Бог ненавидит нас всех - Хэнк Муди

Вот только на самом деле ни хрена подобного я ему не говорю. А выдавливаю пару общих фраз — мол, парень я надежный, доверять мне можно, работать хочу и умею.

— Похоже, ты умеешь держать язык за зубами, — говорит мне Первосвященник.

Я утвердительно киваю в ответ. Через двадцать минут я выхожу на улицу, получив-таки новую работу, которая обещает быть непыльной и весьма неплохо оплачиваемой. Так что — пошел-ка ты в самую глубокую задницу, Том Карвел. Лишь когда я оказываюсь в электричке, уносящей меня обратно на Лонг-Айленд, до меня вдруг доходит, что я напрочь забыл купить дяде Марвину его чертову траву.

Глава 3

— А вдруг человек может настолько поумнеть, что ему больше и секса не захочется, — говорит мне Тана.

На ней майка и мужские спортивные трусы. Стоит она передо мной, согнувшись в три погибели, но не подумайте ничего такого — йога как йога, упражнение как упражнение. На этот факультатив она записалась у себя в университете.

— Слава богу, мне до такого уровня интеллекта далеко, — говорю ей я. — Кстати, у вас в Корнеле так принято — заниматься йогой в нижнем белье?

— Нет, у нас там принято, чтобы девушки приходили в лайкре и стрингах. Как бы узнать насчет ума и секса? Спросить, что ли, кого из умных?

Я сижу на краю ее розового письменного стола, в который уже раз изучая коллаж из смазливых поп-звезд и прочих подростковых идолов, украшающий ее доску для напоминаний и записок столько, сколько я Тану знаю.

— Ну, я, конечно, уже не студент, но мой опыт подсказывает, что мужчина напрягает мозги для того, чтобы получить секса больше, а никак не меньше.

— Понимаешь, Гленн — он такой… ну просто такой умный… — говорит она с восторженным придыханием (если, конечно, это не элемент упражнения).

— Ты уж извини, но, по-моему, он просто дурак, если не хочет секса с тобой.

— Сам ты дурак. Знаешь, какой у него диплом? Ни много ни мало по прикладной семиотике.

— Не буду утверждать, что хорошо разбираюсь в этой теме. Вот если бы прикладная спермиотика…

— Опять ты стебешься, — говорит она, сгибаясь и пытаясь дотянуться до пальцев ног, — над тем, что просто выше твоего понимания.

— И не говори, подруга. В этом вся моя жизнь.

— Жаль, что ты не слышал, как он о своей науке рассказывает. Я завожусь от одного перечисления этих авторов. — Тана разгибается и идет в мою сторону, утрированно-зазывно покачивая бедрами. — Лакан… Деррида… Фуко… — Я одобрительно рычу и подаюсь ей навстречу, Тана мгновенно меняет тему. — Ну ладно, хватит о моих проблемах, — говорит она, мгновенно подобравшись и сложив руки на груди. — Давай выкладывай, кто у тебя сейчас в качестве дежурной дырки.

— Ругается, как матрос, — это прямо про тебя сказано.

— Давай-давай, колись. Неужели все та же официантка? Как она, кстати, поживает? Ну, я имею в виду ту блондинку с шелковистыми волосами и сиськами торчком.

— А, ты про Хейди, — говорю я.

Мое последнее летнее увлечение. Встречались мы обычно после ее работы, то есть после вечерней официантской смены у «Беннигана». От ее роскошных шелковистых волос разило прокисшим пивом и табаком. Даже ее сиськи и те не торчали, а висели от усталости.

— Да как-то с нею не заладилось, — сообщаю я Тане.

— Подожди, дай-ка сама догадаюсь… Наверно, ей надоело подмахивать по первому свистку. Угадала?

— Ну уж покорнейше прошу меня извинить за то, что я не тороплюсь опять вписываться в серьезные отношения.

Тана явно оживляется и заговорщически подмигивает мне:

— Дай еще раз посмотреть.

Я привычно оттягиваю воротник рубашки и обнажаю играм размером с десятицентовую монету — тот, который я могу продемонстрировать, не снимая штанов.

— Твою мать, — говорит Тана. — У этой сучки точно крыша поехала.

— Спорить не буду. Но пара приятных воспоминаний у меня тоже осталась.

Тана мелодраматично вздыхает и замечает:

— И теперь ты больше никогда никого не полюбишь.

— Вовсе нет. Я бы даже сказал, совсем наоборот: в мои планы входит влюбляться, влюбляться и влюбляться — раз за разом.

— Что, по-твоему, настоящая любовь — это просто анекдот?

— Анекдоты, по крайней мере, смешными должны быть. А твоя «настоящая любовь» не только занудная подстава, но еще и опасное для здоровья, а то и для жизни дело.

— Подумаешь, пырнула его в бок одна идиотка…

— Да нет же, я серьезно, — говорю ей я, — ну посуди сама: у тебя в мозгу происходит какая-то химическая реакция, и ты начинаешь на полном серьезе думать, что испытываешь к какому-то человеку самые глубокие чувства. На самом деле ты этот процесс не контролируешь, и в этом-то и кроется подвох. Стоит ослабить бдительность, и какая-нибудь хрень тут как тут. И каждый раз — на те же грабли.

— Я, между прочим, тебя пригласила, чтобы ты меня развеселил.

— А я и старался. Смотри, вон какую комедию перед тобой разыграл.

— Хорошо, что ты на новую работу устроился. Тебе давно пора было встряхнуться. По крайней мере познакомишься хоть с кем-то еще, кроме твоих школьных приятелей.

К новой работе я приступил на следующее же утро после собеседования. Следуя распоряжению Первосвященника, я встретился с Рико у билетной кассы на Автовокзале Портового управления. Здесь я и получил свой основной инструктаж.

Работа оказалась, как я и предполагал, незаконной, но, насколько я в тот момент понял, не слишком рискованной, по крайней мере для меня. Наш Первосвященник наладил инновационную систему поставок, основанную на дерзкой агрессивной логистике: страждущему предоставлялась возможность утолить страсть к дьявольскому зелью в любой момент и в любое время — там и тогда, когда эта самая страсть вдруг взыграет. Наш диспетчер-оператор был всегда на связи — тот самый Сизиф майке, которого я видел в квартире 4Д; звали его Билли. Вскоре после поступления заказа клиент должен был получить требуемое там, где ему это было удобно, разве что не слишком близко к дому. Буквально час ожидания, а то и меньше, — и счастливый травокур менял свои сто баксов на то, что Рико называл «джентльменской четвертью». Я поинтересовался у Рико, что это такое — джентльменская четверть.

— Налог за удобство, — сказал он мне в ответ.

Эта схема не смогла бы работать, если бы не одна современная очень удобная штуковина — пейджер. По правде говоря, именно этот гаджет и перевесил все мои сомнения по поводу будущей работы, от которой, будь во мне хотя бы джентльменская четверть моральных принципов или даже здравого смысла, нужно было бежать как от огня. «Моторола», которую всучил мне Рико, была просто улет: современнейшая навороченная модель с двустрочным сорокасимвольным дисплеем (в эту «фичу» Билли отказывался въезжать, упрямо пользуясь тем форматом, который поддерживал его стандартный «четыреста двадцатый»), часы с календарем (выкину наконец на хрен свой гребаный «таймекс»), восемь рингтонов — на выбор (и при этом строжайшее указание от Билли устанавливать пейджер только на режим вибрации) и встроенный будильник (теоретически — полезнейшая вещь, оборачивающаяся на практике совершенно ненужной дополнительной жужжалкой). В общем, с этим чудом техники я почувствовал себя просто как Джеймс Бонд, Джеймс хренов Бонд.

— Поводок, — обозвал Рико выданный мне пейджер.

Что ж, пусть даже поводок. После года, проведенного в пустыне в гордом одиночестве, я был готов к тому, чтобы сесть на цепь, не говоря уже о прогулках на поводке. И бог с ним, пусть за этот поводок дергает организованная банда преступников-укурков. Не могу не признать, что для преступников, и в особенности для самых настоящих укурков, они были на редкость хорошо организованы.

Когда работаешь Лицом Фирмы (так Первосвященник соизволил обозначить тех, кого любой нормальный работодатель небрежно называл бы курьером), самое главное — всегда иметь с собой бездонный запас сдачи и полный карман жетонов метро. В остальном же мне полагалось ошиваться где-нибудь неподалеку от телефона-автомата — по возможности в каком-нибудь теплом месте — и ждать пейджинговых сообщений от Билли.

Вслед за этим нужно было позвонить по телефону. Разговор неизменно был коротким и деловым: назывались два места — точка загрузки и адрес доставки.

В некотором роде загрузка была даже круче пейджера. Билли, руководствовавшийся некой странной, понятной лишь ему одному логикой, отправлял Лицо Фирмы в какое-нибудь заведомо людное место. Там Посредник, которым чаще всего оказывался Джозеф — худой, жилистый растаман со шрамом на щеке, — как бы случайно натыкался на Лицо и незаметно совал ему в карман пакетик (с той самой джентльменской четвертью). По правилам конспирации встреча проходила так, словно мы двое не были знакомы друг с другом: никаких приветствий, никаких разговоров. Я пару раз попытался незаметно кивнуть Джозефу или же заговорщицки пошевелить бровями, но тот, видно, относился к работе со всей серьезностью и продолжал настойчиво не узнавать меня при встрече.