Читать интересную книгу Рассказы разных лет - Юрий Колкер

— Про развенчание, — откликнулся тот, — я не только слышал и читал. Литература, от романтиков до Толстого, превозносит зарождение любви, а семью отрицает и высмеивает как затею обывательскую. В наши дни — особенно. Но в том-то и дело, что в моем случае этого не происходит! Не смейтесь. Я не совсем ребенок. Как хотите, а я всё еще верю, что мы с нею — особенные. Одно дело — идти на жертвы ради возлюбленной, которую идеализируешь, потому что она еще не совсем твоя. Это воспето всеми, начиная от трубадуров. Другое — ради жены. Что-то не припомню об этом возвышенных поэм. Но это именно мое состояние. Моя жизнь — такая поэма. Я ради жены готов на все. А ведь мы вместе десять лет!

— Склоняю голову перед венценосной четой! Вы молодцы… Или, может быть, вы — молодец. Вы за жену поручитесь?

— Как за самого себя! Даже больше!

— Дух захватывает! Но отложим эту рискованную тему. Вернемся к основной. Ваш случай — именно классический. Если влюбленные не верят всей душой, что они особенные, это не любовь. Мысль «мы не такие», nous sommes d'autres — фундамент счастья. Она еще нередко и тщеславием подогревается, если не честолюбием. Вам не кажется, что вы чуть-чуть рисуетесь перед собой и другими?

Выглянуло солнце. Серая белка, из прижившихся в Англии американских, спрыгнув с ветки, уселась столбиком перед скамейкой у самых ног собеседников, но тотчас прыснула в сторону, завидев подростка с фокстерьером, поднимавшихся от пруда.

— Может быть… — после некоторого раздумья проговорил молодой человек, между тем как дама извлекла из сумочки сигареты. — Благодарю вас… Да, вы правы, все наши душевные движения многослойны, а сами мы часто в плену у схем. Но я возражу вам насчет быта. Мы с женой жили бедно, жизнь давалась нам непросто. Это был не праздник, а труд. Мне в таких ситуациях приходилось ее видеть, которые сентиментальному романтику аппетит испортят. Я выносил за нею судно, когда она была прикована к постели; менял под нею простыни… Болезнь не сделала ее красивее. Так вот: это всё не то что не ослабило моей любви к ней, а только укрепило ее… Вы упомянули о раздражающих привычках. Думаете, у моей жены их нет? До свадьбы она не красилась. Знала, что я не выношу косметики. На второй месяц выяснилось, что выйти из дому с не накрашенными губами и ресницами она не может. Чувствует себя неодетой. И что же? Теперь мне это нравится! В других раздражает, а в ней — нравится.

— Вы всё-таки ребенок. Нелюбовь к макияжу — вещь очень детская. Дети хотят во всем естественности. И постоянства… Но как мило, что вы поделились со мною! Завтра же перестану краситься, чтобы не раздражать вас.

— Помилуйте! К чему это кокетство? Наша общность — другая. Вы ведь не можете думать, что я за вами ухаживаю!

— Разумеется, нет. Верю, что в такой пошлости меня не подозреваете… Но вспомните ту пару, французов, с которыми мы разговорились в ресторане. Как вы полагаете, что они о нас думают?

— Какое мне дело!

— Правильно. Мне тоже никакого. Они могут не знать, что мы недавно знакомы и сошлись на любви к Баху и Прусту. Но они видят нас вместе, видят, что нас что-то объединяет. А что — не так уж важно. Наши рискованные беседы потому возможны и тем упоительны, что мы с вами принадлежим к двум половинам человечества. В нашем взаимном притяжении есть нечто от биологии, не один умственный пыл. При этом мы можем совсем этого не хотеть и не сознавать.

— Вы меня пугаете… Но в одном правы: с мужчиной бы я так говорить не стал. Особенно ненавижу так называемый «мужские разговоры» — с похвальбой и «победами»! По-моему, все эти победы — на самом деле поражения.

— Я другого от вас и не ждала… Но не зарекайтесь. Может, и у вас когда-нибудь возникнет потребность поделиться пережитым. Ну хоть со случайным попутчиком, которого больше никогда не встретишь. Она — в природе человеческой.

— Скажите, а «женские разговоры» — тоже в порядке вещей? Вы тоже делитесь друг с другом «победами»?

— Увы, для многих это — сущее наслажденье. А во времена моей молодости чаще делились «поражениями». Ведь свобода свободой, но горестей нам и сейчас выпадают больше, чем вам. Тут — тоже биология, биологически обусловленное неравенство. Вы — сильный пол, при всех ваших слабостях, которые теперь принято обнажать с таким сладострастием… Да, сейчас женщины чаще хвастаются. И нередко привирают — из тщеславия, из мести.

— Из тщеславия — понятно. Но — из мести?

— Это когда ее чувство не встретило взаимности. Помните библейскую историю Иосифа и жены Патифара? Иосиф не совсем был к ней холоден (она говорит: «я видела твою силу!»), но в ласке ей отказал, и она решила его погубить… А теперь позвольте подразнить вас. Вообразите, что вот сейчас, в эту самую минуту, ваша жена делится с кем-то своими чувствами к вам, и — это неизбежно! — ваш облик предстает в ее рассказе не таким, каким он рисуется вам самому…

— С одной стороны, ничего нет естественнее… С другой — мне не по себе…

— Да-да. И — чтобы совсем уж заострить картину — делится не с женщиной, а с мужчиной, который старше и опытнее ее, — ну, хоть, как вы со мною. Что вы на это скажете? Приятно вам такое?

— Не хочу вглядываться и прислушиваться!

— Ага, вам неприятно, вам чудится тут что-то от предательства. Теперь спросите себя: а вы — вы не предаете ее в разговоре со мною? Ей было бы приятно знать?

— Но ведь я говорю только хорошее. И мы с вами — только друзья!

— Разумеется! Скрепляю ваши слова своей подписью, как другая скрепила бы поцелуем… Но любовь не всегда бывает с первого взгляда, чаще она начинается с дружбы. А дружба между мужчиной и женщиной, при всей ее чистосердечности, всегда игра с огнем. И предательство всегда начинается с малого…

— Вот уж не ожидал от вас такого выпада!

— Тут — только опыт. Ни тени цинизма. Я, между прочим, дорожу своим супружеством не меньше, чем вы — вашим. Хотя бы уже потому, что оно выдержало проверку временем…

— Раз так, то позвольте и мне вступить на зыбкую почву. Вы — верная жена и добродетельная мать. Такою вас, кажется, видят все. Вы изменяли мужу?

— Интересно, что будет, если я скажу вам: да, изменяла?.. Не погибнет ли наша многообещающая дружба? И не увязнет ли наш спор в терминах? Помните, апостол Павел учит: если ты смотришь на женщину с вожделением, ты уже прелюбодействовал с нею. А во времена Людовика XIV возникла другая формула: изменой считаются только действия самые несомненные… Простые движенья, так сказать.

— Да-да, я слышал…

— Тут вообще много формул. Есть и такая: скрытый смысл брака — обмануть, но не быть обманутым. Заметьте: скрытый! Подсознательный. Человек, который открыто держится этого правила, нам не друг. Мы ведь с вами не циники…

— Но вы уходите от вопроса!

— И вам советую уходить. Даже перед самим собою человек не всегда откровенен… Брак — таинство. Последний покров над ним приподнимать не стоит. Не всякий и вынесет то, что откроется… Но вот о подружке своей кое-что скажу… Только нам пора, уже двенадцатый час. И я хочу еще раз бросить взгляд на Кенвуд-хаус.

— Это, кажется, британский неоклассицизм?

— Да. Палладианство. Вторая половина XVIII века. Построил Роберт Адам… Жаль, некогда вовнутрь заглянуть. Вход у них свободный, а коллекция хоть и небольшая, но изысканная. Есть Вермеер. Как пошло, что в теперешней России додумались говорить не Вермеер, а Вермер!

Они обходили правое крыло особняка. Из приоткрытых окон библиотеки доносился струнный квартет Телемана.

— Так вот, о моей подружке, — она взяла его под руку. — Мне приходилось-таки выслушивать «женские разговоры». Вообразите сцену: советское время; подружка звонит мужу из дому на работу, обсуждает с ним хозяйственный вопросы, спрашивает, поел ли он, принял ли таблетку от давления, не забудет ли после работы забрать обувь из мастерской. Всё это — ровным, обыденным голосом, только чуть-чуть глуховатым. Потому что она, собственного говоря, уже в одной комбинации и — в объятиях другого. Звонок был нужен, чтобы выяснить, сколько у них времени. И вот что важно: она — преданная жена и добродетельная мать. Такою видится всем вокруг. Такою, вероятно, и сама себя видит — иначе бы не смогла жить. С мужем и в мыслях не думает расставаться. Обожает его не шутя. Пойдет ради него на жертвы.

— Вы беспощадны! Неужели это общий путь?

— Не знаю. Говорят, нет правил без исключений… Сцена со звонком — совершенно обычная, общая. Подружке она запомнилась, наверно, потому, что измена была первой. Или уж очень сильным было переживание… телефонное переживание, не то, что последовало. А путь… Не примеряйте к себе… не говорю уже: к своей жене! Может, у вас всё по-другому выйдет…

Подошел 24-й автобус. Они поднялись на второй этаж, уселись на переднее сидение и не перемолвились словом до самого Чаринг-кросса.