Детей тетя Агнесса не имела, потому что никогда не была замужем. Уже в зрелом возрасте она усыновила мальчика. При воспоминании о нем я тяжело вздохнула.
– Ну, что, надо ехать, – сказала Сима, до сих пор самым внимательным образом изучая телеграмму. Похоже, она успела прочитать ее несколько раз. – Как бы там ни было, но тетка у нас одна. Твоя импортная тачка уже на своих колесах или еще в ремонте?
– В ремонте. Думаю, еще пару недель простоит, – ответила я без энтузиазма. – Все-таки, она с честью выдержала столь длительный перегон, и вполне заслужила законное право на полную реабилитацию.
– Тогда поедем на моей. Давай завтра с утра пораньше и отправимся. Ты знаешь что, Сонечка, иди, отдыхай, а я еще посижу. Боюсь, что скоро не усну. Угораздило же ее принести эту телеграмму к ночи, – лицо Симы было грустным.
Тетку мы любили, правда, каждая по-своему. Она была очень похожа на маму, но это было всего лишь внешнее сходство.
– Может, таблетку успокоительного или снотворного? – спросила я заботливо. – У меня этого добра – полная сумка.
– Нет, спасибо. Не хочу травиться. Печень, она на целую жизнь одна дается. Обойдусь. Ты не замечала, что ночью особенно хорошо думается? Самое время поразмыслить в полной тишине, вспомнить прошлое и задуматься над настоящим. Что ни говори, но и в бессоннице есть своя прелесть, нужно только ее вовремя рассмотреть и направить в нужную сторону, а не насиловать организм медицинскими препаратами и бессмысленными командами: закрыть глаза и забыться сном. Слово-то какое «забыться». За меня не волнуйся. Если не высплюсь, большой беды в этом не будет, подменишь за рулем. Иди, Соня, поспи, – она поднялась, поцеловала меня в лоб так, как это делала мама, и подтолкнула к двери.
Я вздохнула и молча пошла в спальню. То, что и меня ожидала бессонная ночь, не вызывало сомнений. На низенькой тумбочке у кровати лежал дневник, и, как только я закрыла дверь, рука сама потянулась к нему. Все, что было там написано, я хорошо помнила от первой и до последней строчки.
Через несколько минут я уже сидела на кровати, удобно устроившись в подушках. Куклу посадила рядом. Набрав в грудь воздуха, наугад открыла тетрадь. Торопливый нервный почерк. Он совсем не похож на тот, что так нравился нашей учительнице. Машинально перелистывала страницы не в силах справиться с улыбкой, которую правильнее было бы назвать – гримасой боли. Она застыла на лице и это же состояние я испытывала в душе.
Отложить дневник уже не представлялось возможным. Он притягивал, как магнит. Строчки сами прыгали перед глазами, выхватывая отдельные слова.
Я открыла первую страницу.
«Когда-то я была маленькой и совсем глупенькой. Зачем-то, очень торопилась вырасти. Это было мое самое большое желание. Оно исполнилось очень быстро. Что из этого получилось? Для меня ничего хорошего.
Познав все прелести «взрослой» жизни, я вернулась домой. Нет, не просто приехала в гости, а вернулась навсегда, подобно тому, как возвращается в свою нору раненое животное.
В доме полно родственников, ведь сегодня праздник, но я закрылась в комнате и никого не хочу видеть. В душе холодно и пусто. Я на грани срыва от того, что не могу никому рассказать свою трагическую историю. Не хочу ни с кем делиться болью. Странное, разрывающее душу чувство.
Решение пришло само по себе, словно кто-то тихо и ненавязчиво шепнул на ухо. Это спасение. Мой слушатель должен все принять беспристрастно, без соболезнований и слов сочувствия, не проявляя никакой жалости к самым потаенным уголкам моей плачущей души.
С этими мыслями я достала из ящика стола чистую тетрадь и написала на ней крупными буквами: ИСПОВЕДЬ». 6 января, 1987 года, вторник, поздний вечер.
Здесь не будет никаких желаний и иллюзий. За иллюзии расплачиваются действительностью, подметил кто-то верно, и я не могу с ним не согласиться. Просто хочу правдиво, не скрывая подробностей, поведать грустную историю несбывшейся сказки, в которой жили мальчик и девочка.
Прошло время, они выросли, и, конечно же, по всем законам жанра, влюбились друг в друга так сильно, что больше не представляли своей жизни, в которой не будет ЕГО и ЕЕ.
Так начинаются все сказки. Как правило, они заканчиваются свадьбой. Все остальное, вернее, главное, что потом с ними происходит, в сказках никто не рассказывает. А я расскажу о том, что же в моей сказке произошло дальше, хотя сделать это совсем нелегко, потому что… потому что вчера, я уже умерла.
Да-да, умерла. Так можно назвать мое состояние сейчас, когда я пишу эти строчки. Однако я забежала далеко вперед или же наоборот, оказалась уже в конце, а мне так хочется начать все сначала и остановиться на всех событиях самым подробным образом.
Все еще, шмыгая носом, я в который раз пытаюсь осмыслить все, что произошло со мной и, что повергло в это жуткое состояние пустоты и полной потери всякого интереса к жизни. Это и есть смерть. Я с надеждой прислушиваюсь к себе и окончательно убеждаюсь, что нет ничего такого, что бы хоть как-то радовало меня. За считанные часы я стала совершенно другим человеком, чужим, и мне не знакомым. Сейчас мои эмоции все еще похожи на извергающую лаву вулкана. Они готовы в любое время с новой силой вырваться наружу. Но я хочу другого. Душевные муки и оскорбленные чувства, перенесенные на бумагу, помогут мне увидеть и разобраться в том, как за столь короткое время я умудрилась пройти свой путь, который привел меня к краю бездны.
Слезы застилают глаза и мешают писать, а мне так необходимо сосредоточиться и вызвать в памяти тот далекий рождественский вечер, когда вся наша я семья собралась у нарядной елки. Вот, с этого вечера все и началось.
Был канун Сочельника. В большой комнате стояла празднично украшенная елка. В доме было много детей, играла музыка. Все веселились, танцевали и прыгали вокруг нее, украдкой поглядывая на праздничный стол. Для детей его накрывали отдельно – с обилием сладостей и подарков.
В самый разгар веселья дверь открылась и вошла тетя Агнесса. Она была одета, как всегда, в строгое черное платье. Однако пышное жабо, белоснежный, туго накрахмаленный воротничок и праздничная брошь-камея – для самых особенных случаев, свидетельствовали о том, что сегодня не совсем обычный день.
Тетя Агнесса вела за руку невысокого худенького мальчика. Что-то жалкое и неуверенное было в его внешности. Возможно, его смущало то, что он был острижен налысо, и этим выделяется среди остальных детей. А может, стеснялся своего казенного темно-синего костюма, из которого уже прилично вырос? На ногах были большие черные ботинки со сбитыми носками. Они полностью выглядывали из-под коротких брюк. Кто-то выключил музыку, и все молча, с откровенным любопытством рассматривали странного гостя… От столь пристального внимания щеки мальчика полыхали нешуточным огнем. Он опустил голову, чтобы спрятать глаза, в которых блестели слезы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});