Читать интересную книгу Петербургские хроники. Роман-дневник 1983-2010 - Дмитрий Дмитрий

Младший Михайлов, с которым я несколько лет просидел за одной партой, а потом выпил несколько бочонков пива и танкер вина, сказал задумчиво:

— Уж больно шизовый у тебя сюжет: человек пишет рассказы, которые сбываются! Как понимать такой жанр? Некоторые могут подумать, что всё было на самом деле — вполне реалистично написано.

Еще сказал, что в эпизоде с мальчиком Женькой у него пощипывало глаза.

У меня тоже пощипывало, когда писал.

19 августа 1983 г. Дома.

Сегодня набрался смелости (наглости!) — позвонил Виктору Конецкому. Напомнил, кто я такой. Он сделал вид, что вспомнил. А может, и правда помнил. Попросил его прочитать мою первую повесть.

— Первая повесть всегда интересно. Привозите. Только у меня сейчас времени в обрез, прочитаю не скоро. И судья я строгий, пощады не будет!

Отвез. Положил в почтовый ящик, как договаривались. Теперь жду. Лучше бы отдал кому-нибудь попроще. Если Конецкий раздолбает — это конец!

23.08.1983. Зеленогорск.

Был в городе. Стоял в очереди за камбалой в магазине «Океан». Очередь на час, не меньше. Разговоры, как фаршировать щуку, судака и прочая дребедень. Успел прочитать половину книги.

Подошли мужчина с женщиной, попросили у продавца без очереди. Скорбно показали всем фиолетовое свидетельство о смерти.

— Мы, — говорят, — с похорон. Очень камбала нужна. — И долго выбирали, придирчиво перекладывая ледяные доски.

24 августа 1983 г. Ленинград.

Вчера, когда я пылесосил, Ольга позвала к телефону. Выключил пылесос. «Конецкий!», — шепнула на ухо. Взял трубку, сердце сжалось.

— Ну, вы молодец! Я давно так не смеялся!

Похвалил повесть и меня. Меня больше. К моей радости сообщил, что мне дано от Бога легкое перо — явление, как он сказал, редкое. И есть чувство юмора и умение подмечать характеры. И еще знание жизни. Чуть не выжал из меня слезу своими похвалами. Сказал, что продолжать писать, безусловно, нужно. Мне дано от Бога, он в таких вопросах ошибается редко. Договорились встретиться 26.08. и поговорить о повести предметно. В ней есть некоторые шероховатости, объяснимые недостатком литературного опыта. О ее судьбе, пока ничего определенного сказать не может. Может быть, ее следует иначе организовать.

Боюсь, что он погорячился в своих оценках. Но хотелось бы верить, что он прав. Очень хотелось бы.

Ольга обрадовалась не меньше моего: муж бросил карьеру, решил стать писателем и другой большой писатель сказал, что ее муж на верном пути. Когда я повесил трубку, мы с ней обнялись и долго стояли обнявшись. Она заметила, что я часто моргаю, да я и не скрывал, что прослезился…

30 августа 1983 г. Дома.

В пятницу, 26-го виделся с Конецким.

Позвонил ему, как договаривались, с утра. Звонил с Балтийского вокзала, вернувшись с суточного дежурства — с авансом в кармане, связкой отборных реек под мышкой и сумкой в руке. Виктор Викторович чистосердечно признался, что вчера надрался с одним капитаном, плохо себя чувствует, и попросил привезти сухого — опохмелиться.

Я засуетился: любимый писатель помирает! Не допустим!

Спрятал у заводского забора рейки в траву, взял такси и назвал адрес (но с заездом в Елисеевский). В Елисеевском вина не было, взял пакетик молотого пахучего кофе, шоколадку, болгарских сигарет. Погнали дальше. Сухое нашлось в угловом кафе возле дома Конецкого. Взял три бутылки, взлетел на лифте на шестой этаж, позвонил скромно: «дзинь». Открывает мужчина персидской внешности — черные усы, глаза сверкают белками, толстые седоватые волосы; замшевая куртка. Оказалось, писатель Мусаханов. Он уже опохмелил.

Меня отправили мыть руки в ванную: «Это механик! — крикнул из дальней комнаты Конецкий. — Он с вахты! Дай ему хозяйственное мыло!» Мусаханов, чуть обиженно оттопыривая губы, включил в ванной комнате свет, показал, где лежит мыло. Я суетливо поблагодарил. Мусаханов степенно развернулся и пошел продолжать разговор. «Ведь ты же, едрена мать, русский писатель! — громко убеждал коллегу Конецкий. — Хороший русский прозаик!». Я прикрыл дверь, зашумел водогрей…

Конецкий представил меня как молодого начинающего прозаика, написавшего неплохую повесть. Ему видней. Хотя какой я молодой? Мусаханов немного выпил с нами и вскоре ушел.

Я услышал от Конецкого комплименты и заверения, что я — сложившийся писатель. Он еще раз якобы перечитывал повесть.

Стал расспрашивать меня о жизни. Рассказывал, волнуясь, но не вдаваясь в подробности. Даже пить забывал.

— Делай биографию! Без биографии в литературе делать нечего! А почему ты взялся за фантастику? Ведь ты же чистой воды реалист — это по всему видно! Вот ты о семье рассказывал. Напиши, как умирала мать, как умер отец! Не выдумывай ничего, а пиши, что пережил… В тебе семейная тема сидит, я это невооруженным глазом вижу!

Во время разговора он несколько раз собирался сесть за машинку с заправленным чистым листом и напечатать письмо-рекомендацию к редактору «Невы» Т. Д. Хренкову. «Вот видишь, я уже лист заправил, собрался вводить тебя в литературу, едрена мать!» Но Конецкого все время что-то отвлекало. Он ходил по комнате вразвалочку, резко останавливался, целил мне пальцем в глаз: «Вот об этом и пиши! Вот об этом!». Я пытался встать так, чтобы он свернул к письменному столу с машинкой, но Конецкий брал бокал, садился на тахту и начинал увлеченно рассказывать, что он недавно вычитал в Библии. Потом привалился к подушке, стал подремывать и уснул.

Очень хотелось получить рекомендацию в «Неву». Решил добудиться. Позвонил Ольге, всё объяснил и попросил звонить без перерыва по номеру Конецкого. Поднес звенящий телефонный аппарат к дивану. Виктор Викторович на ощупь грохнул трубку, перевернулся на другой бок и сладко засопел. Я ушел, скорее, радостный, чем огорченный, защелкнув дверь на ригельный замок с помощью расчески.

Утром позвонил ему и спросил — что же делать с повестью? Может, отдать в какой-либо журнал, например, «Аврору»? Конецкий сказал, что это я должен решать сам. «Я вам сказал — вы писатель. А теперь разбивайте морду о редакционные рогатки, боритесь! Входите в литературу. Это ваше право». Он выпил снотворного и хочет доспать.

Сказано было резче и другими словами, но суть такова.

Сегодня ездили с Максимом в «Аврору» — я сдал повесть секретарю. Ответ будет месяца через полтора. Будем ждать.

И писать новую повесть — «Шут».

Уже пишу.

2 сентября 1983 г. Дежурю в гараже.

Думаю сразу о двух вещах: пьесе «Клад» и повести «Шут». В голове путаница.

По телевизору показывали древнейшего человека Земли — пакистанца, родившегося в 1823 году. Ему 160 лет! Он родился, когда были живы Пушкин и Грибоедов, Бальзак и Лермонтов…

У нас в гараже авария. В «камаз» влетел с боковой дороги грузовик с бычками в кузове. Грузовик сгорел, пассажир погиб. Его выбросило из кабины. «Камаз» целехонек, только задний мост прицепа поврежден.

Водитель Воробьев успел вытащить водителя «газончика» из горящей машины, а потом еще спасал со сбежавшимися колхозниками бычков.

Перепечатываю «Феномен Крикушина». Осталось страниц 20. Все, что отчеркнул Конецкий, мне понятно, со всем согласен, пытаюсь сокращать. Получаю удовольствие, когда нахожу слова, которые можно выбросить.

Вчера с Ольгой подкапывали картошку — гатчинскую синеглазку и супер-элиту. Последняя вырастает до размеров кабачка, сливочно-желтая, плоско-овальная. Посадочным материалом снабдил по весне сменщик Вася Козак, бывший участковый мент, злоупотребивший по пьяному делу служебным оружием — палил в потолок, требуя немедленных признательных показаний от задержанного.

Читал Гоголя: «Нос», «Как поссорились…», «Портрет», «Исповедь автора» и «В чем существо русской поэзии». Две последние вещи весьма сильны и интересны. Раньше не читал.

Вчера ходил устраивать Максима в ясли. Заведующая, узнав, от кого мы пришли и, прочитав записку, улыбнулась дежурной улыбкой, неприятной по своей сути. Перед этим она отчитывала нянечку и была злой. Устроились. Завтра Максим пойдет в новые ясли рядом с домом.

14 сентября 1983 г., среда. Дежурю в гараже.

Пишу «Шута». Сопротивляется, негодник. Решил писать от первого лица. Фон, декорации — моя бывшая кафедра. Прототипы героев — наши сотрудники. Шут — сотрудник, который по должности должен говорить начальству правду. Его рекомендовала ЭВМ после социологического опроса сотрудников.

22 сентября 1983 г. Дежурю в гараже.

Листаю журналы. Везет некоторым журналистам. Приезжают они на стройку или завод и встречают людей самых удивительных. Вежливы, культурны, матом не кроют, разбираются в литературе и международной обстановке, пиво по утрам не пьют, заработок их интересует в последнюю очередь, болеют за производство, самоотверженно трудятся, и говорить с ними — одно удовольствие. Профессора в рабочей спецовке, да и только.