Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Они из цельного куска золота, – хвастливо подмигнул ему старик. – Я не из тех, кто дарит дутые золотые вещи.
– Значит, внутри у них ничего нет? – разочарованно воскликнул Волька.
– А разве там что-то должно быть, внутри? – забеспокоился старый джинн.
Вместо ответа Волька молча отстегнул часы и вернул их Хоттабычу.
– Хорошо, – кротко согласился тот. – Я тебе подарю такие часы, которые не должны иметь ничего внутри.
Золотые часики снова оказались на Волькиной руке, но сейчас они стали тоненькими, плоскими. Стекло на них исчезло, а вместо минутной, секундной и часовой стрелок возник небольшой вертикальный золотой шпенёчек в середине циферблата с великолепными, чистейшей воды изумрудами, расположенными там, где полагалось быть часовым отметкам.
– Никогда и ни у кого, даже у богатейших султанов вселенной не было наручных солнечных часов! – снова расхвастался старик. – Были солнечные часы на городских площадях, были на рынках, в садах, во дворах, и все они сооружались из камня. А вот такие я только что сам придумал. Правда, неплохо?
Действительно, оказаться первым и единственным во всём мире обладателем наручных солнечных часов было довольно заманчиво.
На Волькином лице выразилось неподдельное удовольствие, и старик расцвёл.
– А как ими пользоваться? – спросил Волька.
– А вот так. – Хоттабыч бережно взял Волькину левую руку с вновь придуманными часами. – Держи руку вот так, и тень от этой золотой палочки ляжет на искомую цифру.
– Для этого должно светить солнце, – сказал Волька, с досадой глянув на облачко, только что закрывшее собой дневное светило.
– Сейчас это облачко уйдёт, – обещал Хоттабыч, и действительно снова вовсю засветило солнце. – Вот видишь, часы показывают, что время теперь где-то между двумя и тремя часами пополудни. Примерно, половина третьего.
Пока он это говорил, солнце скрылось за другим облаком.
– Ничего, – сказал Хоттабыч. – Я буду очищать для тебя небо каждый раз, когда тебе угодно будет узнать, который час.
– А осенью? – спросил Волька.
– Что – осенью?
– А осенью, а зимой, когда небо целыми месяцами скрыто за тучами?
– Я тебе сказал, о Волька, солнце будет свободно от туч каждый раз, когда это тебе понадобится. Тебе надо будет только приказать мне, и всё будет в порядке.
– А если тебя не будет поблизости?
– Я всегда буду поблизости, лишь только ты меня кликнешь.
– А вечером? А ночью? – ехидно осведомился Волька. – Ночью, когда на небе нет солнца?
– Ночью люди должны предаваться сну, а не смотреть на часы, – в великой досаде отвечал Хоттабыч.
Ему стоило очень больших трудов взять себя в руки и не проучить этого настырного отрока.
– Хорошо, – кротко сказал он. – Тогда скажи, нравятся ли тебе часы, которые ты видишь на руке вон того пешехода? Если они тебе нравятся, они будут твоими.
– То есть как это так – моими? – удивился Волька. – Они же принадлежат этому гражданину… Не станешь же ты…
– Не бойся, о Волька ибн Алёша, я не трону его ни единым пальцем. Он сам с радостью подарит их тебе, ибо ты поистине достоин величайших даров.
– Ты его заставишь, а он…
– А он будет счастлив, что я не стёр его с лица земли, не превратил его в облезлую крысу, рыжего таракана, трусливо таящегося в щелях хибарки, последнего нищего…
– Ну, это уже форменное вымогательство, – возмутился Волька. – За такие штучки у нас, брат Хоттабыч, в милицию и под суд. И поделом, знаешь ли.
– Это меня под суд?! – Старик взъерепенился не на шутку. – Меня?! Гассана Абдуррахмана ибн Хоттаба? Да знает ли он, этот презреннейший из пешеходов, кто я такой?! Спроси первого попавшегося джинна, или ифрита, или шайтана, и они тебе скажут, дрожа от страха мелкой дрожью, что Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб – владыка телохранителей из джиннов, и число моего войска – семьдесят два племени, а число бойцов каждого племени – семьдесят две тысячи, и каждый из тысячи властвует над тысячей маридов, и каждый марид властвует над тысячей помощников, а каждый помощник властвует над тысячей шайтанов, а каждый шайтан властвует над тысячей джиннов, и все они покорны мне и не могут меня ослушаться!.. Не-е-ет, пусть только этот трижды ничтожнейший из ничтожных пешеходов…
А прохожий, о котором шла речь, преспокойно шагал себе по тротуару, лениво поглядывая на витрины магазинов, и не подозревал о страшной опасности, которая в эту минуту нависла над ним только потому, что на его руке поблёскивали самые обыкновенные часы марки «Зенит».
– Да я!.. – выхвалялся совсем разошедшийся Хоттабыч перед оторопевшим Волькой, – да я его, ели тебе только будет угодно, превращу в…
Дорога была каждая секунда. Волька крикнул:
– Не надо!
– Чего – не надо?
– Трогать прохожего не надо… Часов не надо!.. Ничего не надо!..
– Совсем ничего не надо? – усомнился старик, быстро приходя в себя.
Единственные в мире наручные солнечные часы исчезли так же незаметно, как и возникли.
– Совсем ничего… – сказал Волька и так тяжко вздохнул, что старик понял: сейчас главное – развлечь своего юного спасителя, рассеять его дурное настроение.
V. Вторая услуга Хоттабыча
На душе у Вольки было отвратительно, и старик почуял что-то неладное. Конечно, он не подозревал, как подвёл Вольку на экзаменах. Но было ясно, что мальчик чем-то недоволен и что виноват в этом, очевидно, не кто иной, как именно он, Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб.
– Угодны ли твоему сердцу, о подобный луне, рассказы о приключениях удивительных и необыкновенных? – лукаво осведомился он у насупившегося Вольки. – Известна ли тебе, к примеру, история о трёх чёрных петухах багдадского цирюльника и его хромом сыне? А о медном верблюде с серебряным горбом? А о водоносе Ахмете и его волшебном ведре?
Волька сердито промолчал, но старик не смутился этим и торопливо начал:
– Да будет тебе известно, о прекраснейший из учащихся средней школы, что жил некогда в Багдаде искусный цирюльник, по имени Селим, и были у него три петуха и хромой сын, по прозванию Бадья. И случилось так, что проходил мимо его лавки калиф Гарун аль Рашид… Только знаешь что, о внимательнейший из отроков: не присесть ли нам на ближайшую скамью, дабы твои молодые ноги не устали от хождения во время этой длинной и поучительной истории?
Волька согласился; они уселись на бульваре в холодке, под сенью старой липы.
Битых три с половиной часа рассказывал Хоттабыч эту действительно весьма занимательную историю и закончил её коварными словами: «Но ещё удивительней повесть о медном верблюде с серебряным горбом». И тут же, не переводя дыхания, принялся излагать её, пока не дошёл до слов: «Тогда иноземец взял уголёк из жаровни и нарисовал им на стене очертания верблюда, и верблюд тот взмахнул хвостом, качнул головой и сошёл со стены на дорожные камни…»
Здесь он остановился, чтобы насладиться впечатлением, которое рассказ об оживлении рисунка произведёт на его юного слушателя. Но Хоттабыча ждало разочарование: Волька достаточно насмотрелся в жизни мультипликационных фильмов. Зато слова Хоттабыча навели его на интересную мысль.
– Знаешь что, – сказал он: – давай сходим в кино. А историю ты мне после доскажешь, после кино.
– Твои слова для меня закон, о Волька ибн Алёша, – Смиренно отвечал старик. – Но скажи мне, сделай милость, что ты подразумеваешь под этим непонятным словом «кино»? Не баня ли это? Или, может быть, так у вас называется базар, где можно погулять и побеседовать со своими друзьями и знакомыми?
– Ну и ну! – поразился Волька. – Любой ребёнок знает, что такое кино. Кино – это… – Тут он неопределённо поводил в воздухе рукой и добавил – Ну, в общем, придём – увидишь.
Над кассой кинотеатра «Сатурн» висел плакат: «Детям до шестнадцати лет вход на вечерние сеансы воспрещён».
– Что с тобой, о красивейший из красавцев? – всполошился Хоттабыч, заметив, что Волька снова помрачнел.
– А то со мной, что мы опоздали на дневные сеансы! Уже пускают только с шестнадцати лет… Прямо не знаю, что делать… Домой идти не хочется…
– Ты не пойдёшь домой! – вскричал Хоттабыч. – Не пройдёт и двух мгновений, как нас пропустят, и мы пройдём, окружённые уважением, которого ты заслуживаешь своими поистине бесчисленными способностями!.. Только гляну, какие листочки показывают посетители той суровой женщине, что стоит у входа в любезное твоему сердцу кино…
«Старый хвастунишка!» – раздражённо подумал Волька. И вдруг он обнаружил в правом кулаке два билета.
– Ну, идём! – сказал Хоттабыч, которого буквально распирало от счастья. – Идём, теперь-то они тебя пропустят.
– Ты уверен?
– Так же, как в том, что тебя ожидает великое будущее!
- Старик Хоттабыч (1953, илл. Валька) - Лазарь Лагин - Советская классическая проза
- Слепой рыбак - Виктор Астафьев - Советская классическая проза
- Резидент - Аскольд Шейкин - Советская классическая проза
- Год - тринадцать месяцев - Вагаршак Мхитарян - Советская классическая проза
- Три повести - Сергей Петрович Антонов - Советская классическая проза / Русская классическая проза