Читать интересную книгу Пикник с покойником - Алена Смирнова

Папа уехал в командировку в Нижний, а мама то ли приболела, то ли захандрила. Она такого туману напустила, что чудилось: он сочится из трубки и стелется по полу. Надо знать маму — она себе одной продуктов покупать не станет. Объявит разгрузочные дни и будет поклевывать урюк, запивая его несладким чаем. В крайнем случае сварит горсть несоленого риса и сообщит по телефону: «Я оседлала необъезженную диету». Но, если она просит навестить ее, предполагать можно самое худшее: лежит голодная с какой-нибудь коликой и упрямо не вызывает «Скорую».

Мама храбрилась, но выглядела осунувшейся. После долгих отнекиваний призналась, что взялась готовить для Севы, надеялась забрать его к себе, но вдруг желудок заподличал. Пришлось бросить хозяйство и поваляться.

— Я уже в форме, дочка. Послушай…

— Нет, — отрубила я, — сначала сгоняю за лекарствами и минералкой, потом побеседуем.

По пути из аптеки мне пришло в голову быстренько прикупить продуктов в холодильник Измайлова. Возле прилавков меня ничто не задержало. Ворвавшись в квартиру, я выставила на стол необходимое для лечения и возмутилась:

— Капитализм, черт их дери! В вашем универмаге, кроме импортных консервов, одни спички.

— Дочка, не ругайся, пожалуйста, как сапожница. Я все же пыталась тебя воспитывать, — напомнила мама. — Так чего конкретно ты не купила?

— Масла и яиц, — буркнула я.

— Вот сучьи дети, через раз завозят! — возмутился мой образец для подражания, запоздало прикрыв ладонью рот.

Мне хотелось выяснить, воспитывала ли ее бабушка хоть эпизодически, но я воздержалась. Потому что мама сразу же выразила готовность поделиться запасами. Я собралась отовариться в ближайшем к своей остановке гастрономе и позволила себе хихикнуть:

— Мам, ты обо мне заботишься или патриотка родного района?

— Даю Севе возможность поскорее поужинать, — сухо объяснила свою благотворительность мама.

Я слегка обиделась:

— Ему Измайлов картошку жарит.

Мама трясущимися руками вытряхнула из кошелька деньги и запричитала:

— Поленька, доченька, немедленно домой на такси. — Образцовая бабушка метнулась к своим кастрюлям, постанывая: «Подливку не успела, соус сладкий подгорел». Затем понаваливала из них в отдельные баночки всякого варева, завинтила крышками, спешно покидала в пакет, сунула его мне и с истерической ноткой в голосе крикнула:

— Только не картошка в исполнении полковника! У меня одна дочь, у меня единственный внук!

М-да, помнится, однажды Вик чем-то собственноручно приготовленным ее угощал. Однако тогда она вела себя пристойно, разве что жевала и глотала медленнее обычного.

Мама вытолкала меня в шею, и все равно я опоздала. Сева с Измайловым уже насытились. Мальчик спал на диване, укрытый пледом, Вик прикорнул рядом в кресле. Комментатор надрывался, голося: «Гол!» Но болельщики на это не реагировали. Я выключила телевизор и поднялась к себе стелить сыну постель. Тут меня снова достала беспокойная мама:

— Поленька, дочка, я торопилась спасти Севу и запамятовала. А ведь звала тебя, чтобы отдать письма из Израиля и Америки. Твои друзья упорно шлют их на мой адрес.

Пришлось смотаться туда-сюда снова. Ждать до утра было выше моих сил. Откровенно говоря, я замоталась настолько, что стала забывать и о свободе, и о милом сердцу трепе с приятными людьми, обо всем окружающем нашу девятиэтажку мире, да о космосе, наконец. Физиологи утверждают, что функция творит орган. Меня творило неуемное любопытство ко всему и всем, призвание, пусть непрочно и ненадолго, всех связывать. Измайлова творило призвание восстанавливать справедливость, то бишь равновесие, разграничивать белое и черное, добро и зло. Мы были разными, и это замечательно. Но я явно перестаралась, вникая в его служебные проблемы. Он разгребал грязь, он был добровольцем в чумном бараке много лет. Я думала об этом и обливалась слезами над эпистолами Нинели Михайловны, Зория и Муси, пришедшими из-за океанов.

С Мусей Зингер мы подружились в детском саду, потом окончили школу, сидя за одной партой, потом поступили в университет. И строчить бы нам на студенческой скамье бок о бок конспекты еще пять лет, но она вышла замуж и засобиралась в Израиль. Ее муж рвался туда, и немудрено: его семья ювелиров настрадалась от советской власти, что называется, выше крыши. Муся жила гораздо благополучнее: бабушка-домохозяйка — из породистых, дедушка — известный музыкант, мама — доцент-кардиолог, папа — профессор. Ей не хотелось уезжать, так не хотелось… Ну, как уже сотню раз описывали в романах и показывали в фильмах.

Давид Григорьевич и Нинель Михайловна вырастили троих детей. Старший, Зорий, с отличием окончил консерваторию. Сольная карьера у него не заладилась, но он стал первой скрипкой в симфоническом оркестре. Там же встретил свою суженую, виолончелистку Киру. У них родились двое сыновей. Муся училась на журфаке, а Лева, младший, — в архитектурном. В тесноватой и уютной квартире Зингеров я испытала первый шок, длящийся до сих пор. Боже, как там любили детей! Их не баловали, не задаривали подарками, даже наказывали и, случалось, бурно ссорились с ними. Но их прихода домой по вечерам ждали нетерпеливо, плакали и смеялись вместе с ними не символически, а по-настоящему. Если кто-то заболевал, родители отказывались от развлечений. Если кому-то нужны были деньги, плевали на отдых и загружались сверхурочно под завязку. Это было радостное самопожертвование без кривлянья и упреков. Однажды Зорий заглянул в служебный кабинет отца:

— Ты не слишком занят, папа? Мне необходим совет.

— Только у подонков бывает что-то более важное, чем доверие сына, — ответствовал Давид Григорьевич и снял с коленей пылкую аспирантку.

Некогда Давида Григорьевича звали преподавать в Израиль. Сулили многое. Но он отказался.

— Мальчика тогда сживут со свету, — ответил профессор Зингер, думая о карьере старшего, и остался в стране, где очереди за молоком занимали на рассвете.

Когда муж Муси заговорил о переселении на историческую родину, Давид Григорьевич задумался. Ехать он не хотел, по-прежнему рассчитывал на работу. Но!

— Я участник Второй мировой войны, — сказал он, — следовательно, в Израиле мне обеспечено сносное существование. Пока вы там устроитесь, кто-то должен вам помогать. Мы с мамой отправимся первыми, чтобы вам помочь.

Но муж Муси и сама Муся рассудили иначе: отпускать не слишком здоровых семидесятилетних людей в этакое путешествие без сопровождающих нельзя. И вскоре я простилась с подругой. Муся уехала.

Зорий и Кира уехали через пару лет в Америку. Недолго пробыв в Израиле, в Штатах обосновался предприимчивый супруг Муси.

Лева не удовлетворился институтом и сразу же поступил в аспирантуру. Полгода назад он защитил кандидатскую. Но родители слабели, и степенный архитектор Левушка Зингер решился отправиться к ним. У меня становилось на одного далекого друга больше и на одного близкого, в любую минуту досягаемого, — меньше. Было от чего грустить.

Когда Измайлов принес спящего Севу, я мало походила на неуемно сующую нос в его расследования Полину. Не ведая этого, полковник завел речь об утопленнике. Его не хватились в фирме «Во саду ли, в огороде», потому что он отгуливал положенный отпуск. Кстати, еще неделю никто тревоги бы не поднял. Некорнкжа отрекомендовали как великолепного специалиста, любезнейшего человека — словом, положительного персонажа жизненной трагикомедии.

Вик не без ехидства довел до моего сведения, что с производством у химиков все в ажуре — лицензировано, сертифицировано и прочее. Они просто фасуют получаемые в пятидесятикилограммовых мешках удобрения. И этикетки наклеивают не фальшивые, и цены назначают весьма умеренные.

В Галине Кара-Ленской Сергей Балков не признал свою попутчицу. Более того, не выразил желания познакомиться с ней поближе. Борис Юрьев, неустанно пекущийся о его здравии, наябедничал, будто парню стало так худо после дневных телефонных переговоров со мной…

— Ты что-то вяловата, Поленька, — перешел на личности Измайлов.

— Устала, — призналась я. — Душевно.

— Сильно утомилась, раз Бориса не костеришь, — согласился Вик.

И перестал меня мучить. Лишь добавил, что Некорнюк двадцать лет разведен. Соломенный вдовец в связях с дамами с тех пор уличен не был. Видно, бывшая супруга охоту отбила начисто.

— А я сегодня холост или женат? — осторожно осведомился выспавшийся а Измайлов.

— Если тебя устроит жена после разгрузки баржи, пожалуйста.

— Насколько я разобрался, ты ее мысленно разгрузила, — засмеялся Вик.

И как-то угрожающе произнес:

— Лучший отдых, детка, есть смена рода деятельности. Ну-ну…

Глава 4

В семь утра Измайлов ушел к себе. В семь тридцать мама забрала Севу, предварительно огласив комнаты стенаниями по поводу съеденной вчера внуком отравы. Она грозилась «прочистить бедному ребенку желудочно-кишечный тракт». Севка никогда не подвергался подобным процедурам, о наличии в себе трактов не догадывался, поэтому на всякий случай пискляво заревел. Я знала, что под чисткой подразумевается всего лишь салат из свеклы с последующим задабриванием мученика шоколадом, поэтому не расстроилась.