а все-таки у меня ангельское лицо и фигурка тоже классная, я нравлюсь мужчинам. Она идет куда-нибудь, ловит на себе взгляды, радуется своему существованию: хорошо, что я – это я. Шпрот перешел на рычание, вскочил, схватил полено и принялся размахивать над собой, как подбитый вертолет, объясняя, что он с кем сделает в городе. Дима его поддержал, ударил цепью по воздуху с воплем: «На, с-с-сука, тебя, урода, не учили, как с людьми разговаривать?»
Вдавился гудящей головой чуть в землю, и получилось, что нахожусь под миром, в подземном царстве. Как же это трогательно… Ее нежное лицо нарисовалось на уходящем в никуда небе – в темной пахучей густоте. Она подмигнула мне и пошевелила губами. Типа да-да-да, я тоже на тебя смотрю. Дай угадаю, о чем ты сейчас думаешь. О том же, о чем и я. И у меня, и у тебя сейчас все кружится перед глазами, слышится та самая музыка, что только что играла.
Представьте, что вы лежите, вдавленные затылком во что-то мягкое, в огромную подушку, и видите, как весь мир складывается из пирожных – белых и почти белых. Их можно резать ножом, они пахнут, мнутся, выпрямляются. Мир как кондитерская фабрика. Руки тяжелые, не поднять и не поднести к лицу. Ладно, это уже лишнее.
В субботу с самого утра лил дождь. Одинаково повсюду. Струи с неба на землю, с земли на небо, и пар. Пока дошел до дома Тихона Сергеевича, весь вымок, в сенях снял свитер и выжал, как половую тряпку. В доме тишина и все тот же запах.
Он лежал так же неподвижно, как обычно. Неясно, живой или нет. Шуметь не хочется, лучше сесть и подождать.
Про себя проговорил еще раз: «Не надо приходить ко мне на девятый день, я тогда попутал, попросил невесть что, не надо». Сколько прошло? Минут двадцать, наверное. Открыл глаза, уставился. А, ты? Да. Хорошо. Как самочувствие? Никак. Он спросил, не забыл ли я его просьбу. Я немного смутился, не понял, о какой просьбе речь. Переспросил: а что за просьба? Отпевание! Полную панихиду чтобы. Конечно-конечно. Пойду к отцу Андрею и сразу договорюсь. Он может отказаться. Уже какой раз это слышу и не понимаю почему. Это же его работа. Он хитрый, откажется. С чего он хитрый-то? Обычный поп. Если откажется, пусть из города приедет священник. Хорошо. Полная панихида нужна – час, не меньше. Хорошо. Подумал: а что делать, если он закончит раньше, за полчаса? Сказать ему: а ну, еще полчаса молись? Или что?
Зеркала в доме покрыты пылью и влагой, в них почти ничего не видно, только пятна. Да лучше и не вглядываться, а то покажется что-то, чего не ждешь. Или мертвые мошки по щелчку оживут и полетят стаей в глаза.
Все произошло стремительно. Мы со Шпротом зашли к тете Тоне, она сама попросила заглянуть, чтобы я взял свежий творог для Тихона. У тети Тони дочь – наша бывшая одноклассница Рыжежопа, так ее назвал кто-то в младших классах, и закрепилось. Ну да, и у нее, и у тети Тони рыжие волосы, светлые глаза, простое лицо, точеные фигурки. Шпрот сел у крыльца, подготовил на телефоне видос с порнухой и, когда появилась Рыжежопа, показал ей, спросив при этом, хочет ли она так. В ответ она смачно харкнула в Шпрота, как будто до этого шла и копила слюну, готовилась к встрече. Он вытер лицо и заржал. Так и пообщались. Вышла тетя Тоня и, не поняв, что произошло, вслед дала напутствие: если Тихону еще что-то надо, пусть присылает. Сыр, может быть?
Мы пошли, Шпрот спросил по дороге, хочу ли я Рыжежопу, ответил, что нет, у меня другие планы, он понял, я о той, что была в клубе, – так она небось городская мажорка, с ней вообще не вариант, такие не дают и мозги выносят. Спросил еще: а чего, все ссут сами к Тихону ходить? Ну да, а ты? А я нет, привык, хочешь со мной сходить? Не, на фиг. А что такого? Да ничего. И все это проигралось за пару минут. Как зашли, как вышли, как разошлись и я пошел к Тихону относить творог.
Когда была следующая дискотека, попросил Витю съездить, постоять около клуба, чтобы мы посидели в тачке и подождали ее. Появится ведь, подойду, познакомлюсь, скажу, что… Короче, скажу, что можем покататься по окрестностям, по теплому вечеру, пусть подругу с собой возьмет, поедем вчетвером: хорошо, что с нами нет Шпрота и Димы, будет спокойно и радостно. Мы понесемся по безбрежным степям, по бесконечным дорогам, будем смотреть друг на друга и растворяться в моменте.
Не, мы прождали так часа полтора, и ничего. Она не пришла. Поехали обратно.
Утром проснулся от шепота. Бабушка шепталась с Миронихой. Мирониха – скрюченная бабка с бегающими глазами, постоянно то здесь, то там: смотрит, хихикает. Увидели, что я проснулся, встрепенулись. Проснулся? Да. А где ночью был? А какая разница? Да никакой, дело молодое – с девкой небось. Конечно. Мирониха протянула узелок, попросила передать Тихону вместе с благодарностями. Не понимаю, чего вы сами это не отнесете – недалеко ведь. Не, лучше ты. Хорошо.
Когда-то давно. Поймал бабочку-медведицу, поднес лупу, чтобы разглядеть. Она оказалась похожей на Мирониху. Так-то. Это она, скорее всего. Хихикающая бабка-оборотень.
После дождя, как всегда, дорога в грязи и слизи, все скользкое. Хорошо, если дойдешь и не шлепнешься.
Зашел как обычно, сел на кровать напротив. Тишина, сырость, неподвижный Тихон – ничего особенного. Снова проговорил, чтобы не приходил на девятый день, положил узелок от Миронихи. Спустя полчаса решил-таки спросить, всё ли нормально. Тихон Сергеевич? Тихон Сергеевич? Всё нормально?
Вот это и случилось. Странно как-то. Ну а как я себе это представлял? Так и представлял, иначе ведь быть не могло.
Накрыл зеркало тряпкой. Нет, совсем не страшно. Сидишь один в этой сырости с покойником и не боишься.
Под вечер приехал мент Николай: зашел, все осмотрел, расспросил. А что тут рассказывать, все и так понятно. Да, все понятно. Что собираюсь делать? Надо похоронить. Хорошо, приедут люди из города, кто этим занимается, у него вроде тут мать зарыта, его рядом можно. Конечно. А с домом чего? Не знаю, икону себе заберу, а денег у него не было, ничего не было. Ладно, икону забирай, больше пока ничего не трогай, потом разберемся.
На следующий день никто не обсуждал уход Тихона: все замолчали, как по указанию начальства. Обычно как кто помирал, разговоры шли только о нем: все собирались на похороны, потом поминки,