Читать интересную книгу Черная Ганьча - Вениамин Рудов

- Паразиты! - тихо выругался Шерстнев.

Далеко за переездом, где проходило шоссе, слышался однообразный ноющий звук и слабо светилось небо. Было похоже, идут на подъем груженые автомашины.

Шерстнев не думал, чьи машины, куда направляются, сколько их. Едут, значит, нужно. И от этого стало хорошо: в мглистой ночи он не один, вот и другие бодрствуют...

Казалось, дороге не будет конца - она вела его и вела. Он давно перешел на шаг, бежать не было сил. Думал, вот, рукой подать до шлагбаума, где стоять ему на пару с Азимовым и проверять документы, а тут иди да иди.

Гул машин приближался. Тьму разрезало множество желтых полосок, пока еще стертых туманом и расстоянием, - двигалась автоколонна. В голову не пришло, что свои, отрядные машины. В желтом свете клубился туман.

Машины были недалеко, на скате бугра. Моторы урчали ровно и сильно, без перегрузки, как сдавалось вначале. На перекрестке полосы развернулись в разные стороны - вправо и влево, - пошли параллельно границе.

"Наши! - наконец догадался Шерстнев. - Блокируют район".

У него заныло под ложечкой.

Фары одна за другой гасли в тумане, гул становился тише.

Где-то за мостом через Черную Ганьчу хлопнул газом мотор, как выстрелил.

Над лесом легла тишина.

Ветер принес запах бензиновой гари.

...Лозняк больно сек по лицу, но Шерстнев боли не чувствовал. Только гулко и часто стучало сердце, и жар разливался по телу. Минск, дружки, все другое, что совсем недавно приходило на ум, даже Лизка, - все это отодвинулось далеко-далеко. Он бежал, не разбирая дороги. А рядом будто был старшина и покрикивал, как в первые дни: "Давай-давай! Ноги длинные, чего семенишь!"

Переезд показался, как только он выбежал из березника. Освещенные фонарем, у шлагбаума стояли стрелочник Вишнев и Азимов, глядели на него, бегущего. У Вишнева в руках был фонарь с желтыми и красными стеклами.

Вглядываясь вперед, поднял его над собой.

- А мне сдалось, лось через березник ломится. Шуму, грохоту...

Шерстнев не обиделся: старика Вишнева знали в отряде, не одного нарушителя помог задержать, одним из первых был награжден пограничной медалью. Родом с Тамбовщины, он застрял здесь в сорок пятом, обжился, привык.

- Как тут у вас? - спросил Шерстнев.

- Полны парадка. - Азимов снял с плеча автомат. - Шибко бежал?

- Жарко.

- Ми думал, ты, как буйвол - памала хади.

- В мыле. Как лошадь. - Шерстнев расстегнулся, подставил ветру открытую грудь.

Азимов скинул с себя плащ:

- Вазьми.

- Вот чудак!..

- Ты, парень, не хорохорься, - вмешался Вишнев. - Нынче стали ночки того, значится, со сквознячком. В августе, парень, ночка сентябрит. Не петушись зазря.

От повышенного внимания Шерстневу стало не по себе, как-то неловко, к тому же пришло ощущение вины перед Азимовым, но, привыкнув всегда притворяться, изображать из себя парня без сентиментов, сердито рявкнул:

- Кончайте вы! Тоже мне милосердные сестры!

Азимов набросил ему на плечи плащ:

- Очень ты хитры, таварищ Шерстынов. Так дэла нэ пайдет.

- Чего-о-о?

- Ты санчаст лажись, а за тэбэ граница Азимов ходи, да? - Парень по-детски тоненько рассмеялся. - Бери пылащ, Игар.

- Тоже мне...

Благо, было темно.

И, как во время недавнего разговора по телефону со старшиной Холодом, сжало горло, будто перехватило. Отошел подальше от горящего над шлагбаумом фонаря, в темноту.

- Пошарь в будке, чайник там, - сказал в темноту Вишнев. - Хлебни горяченького.

5

Теперь они бежали все трое без плащей, отстав друг от друга на несколько десятков шагов. Суров видел потемневшие на спинах гимнастерки, фуражки, сбитые на затылок. Ребята устали. Колосков теперь шел впереди, ведя Альфу на длинном поводу. За Колосковым бежал Мурашко.

Суров от них поотстал. Все время шел на одном уровне с инструктором, несколько сбоку, до тех пор, пока на лесной поляне не попался ему на глаза отпечаток другого следа, гладкий, без "елочки", но такого же размера, как тот, по которому сейчас шла розыскная собака. Колосков и Мурашко ушли вперед, а он еще пошарил вокруг, но, кроме единственного следа, других отпечатков не находил. Догоняя Колоскова, Суров строил предположения, что на лесной поляне за погранполосой могли наследить колхозники - они вчера убирали сено - или сборщики ягод, грибники.

Но странно, все эти рассуждения не убеждали его, а, наоборот, настораживали: а не самоуспокаиваюсь ли я?..

Рассвело.

За тучей багрово плавилось солнце. Облака висели низко и плотно.

Уже четыре часа без передышки шел поиск. А тут, судя по всему, собака след потеряла, кружит на одном месте - во второй раз привела на сеножать, к окраине ельника.

Суров остановил группу.

- Сбилась? - спросил у Колоскова.

- Альфа не ошибается. Здесь он, товарищ капитан. Вот только не пойму, что кренделя выписывает.

- И я не пойму.

- Пьяный, - высказал догадку Мурашко.

- Не будем топтаться, - сказал Суров инструктору. - Надо искать.

- Где-то близко он. - Колосков поставил Альфу на след.

Облака громоздились одно на другое, далеко за лесом погромыхивало. "Пронесет", - подумал Суров. Вчера тоже захмарилось, густо и фиолетово, а дождя не было.

Альфа бежала, от усталости высунув влажный язык. Суров видел провисший повод и подумал, что пора сделать короткий привал - все вымотались. От тишины или от усталости звенело в ушах. Хотелось курить, хотя во рту и без того разлилась мерзкая горечь и сосало под ложечкой. Нужно потерпеть до привала и тогда уж всласть накуриться, без спешки. До ельничка добежать, а еще лучше до восточной окраины леса, оттуда и обзор отличный почти до шоссе.

Всячески оттягивая привал, Суров возлагал надежды на случай, который еще ни разу в жизни не сослужил ему хорошей службы. Подполковник Голов, тот определенно сказал бы, кривя тонкие губы под короткими рыжими усиками:

- Кончай в камушки играть.

Стоило подумать о Голове, как тут же вспомнил, что до сих пор не доложил обстановку. Он включился в линию связи. Оказалось, что накануне вечером Голов выехал в соседний райцентр на сессию райсовета.

Быков, начальник политотдела, выслушав доклад, сказал спокойно:

- Действуйте по обстановке.

- Понятно, товарищ подполковник, - ответил Суров. - Похоже, скоро завершим.

- Буду рад услышать добрую весть, - отозвался Быков. Помешкав, словно обдумывая еще не окончательно принятое решение, сказал: - Возможно, я подскочу к вам... ну, минуток этак через пятнадцать - двадцать. Вы где сейчас?

- От меня до разъезда километров около трех, рядом с шоссе.

- Приеду.

Пока они разговаривали, Колосков опять ушел далеко, Альфа, перейдя сеножать, повела параллельно шоссе, не пересекая его, возвратилась и стала кружить на сравнительно небольшом пространстве, тычась мордой в траву. И вдруг стремительно, едва не вырвав повод из руки Колоскова, потащила вправо, к видневшейся на пригорке копне потемневшего сена.

Сурова охватило волнение. Сунув телефонную трубку за пояс, пустился вдогонку. Сразу расхотелось курить, прошла усталость. Видел, как Колосков мчался, едва поспевая за вошедшей в азарт собакой, и было не понятно, откуда вдруг взялись силы. Альфа, казалось, летела, не касаясь земли, и тело ее мелькало в сиреневом вереске, как клубок желтого пламени.

За свою в общем-то немалую службу Суров повидал нарушителей. Всякие среди них попадались. И всяко их приходилось вылавливать. Но каждый раз под завершение поиска его охватывало волнение. Это было странное состояние, совершенно отличное от ощущений его товарищей - офицеров границы, с которыми не однажды обменивался мыслями, впечатлениями. Для большинства из них нарушитель как человеческий индивидуум повышенного интереса не представлял; интерес этот скорее являлся чисто профессиональным, преследовались узко служебные цели: изучить маршруты, повадки, ухищрения при переходе границы, проанализировать собственные ошибки.

Для сына погибшего начальника пограничной заставы Юрия Сурова понятие "нарушитель" с самого детства обрело зловещий смысл. Нарушитель стал в его понимании синонимом зла, чужих бед и несчастий, независимо от истинных целей перехода границы. С годами это чувство не притупилось в нем, наоборот, обострилось. Впрочем, сейчас, именно в эти минуты, Суров был далеко от психологических изысков - как раз в эти секунды Колосков спустил Альфу с поводка и та, взвизгнув, кинулась к копне, нырнула в нее.

Оттуда взметнулся испуганный крик.

Суров бросился к копне напрямик через заросли бузины, обогнув встретившуюся на пути скрытую в бурьяне квадратную яму и со всего маху упал на дно глубокой канавы, тоже скрытой в зарослях бурьяна. К счастью, он не ушибся, вскочил на ноги. Канава была ему по грудь, неширокая, с осыпавшимися краями - старая, полукругом загнутая траншея времен минувшей войны. Выбираясь наверх, увидел ржавую, пробитую в двух местах каску, горстку позеленевших гильз, истлевший ящик.