Читать интересную книгу Свет во тьме - Тимофей Медведев

– А еще вчера было воскресенье. – Отец Георгий тяжело вздохнул. – Раньше люди стыдились, если они пропускали воскресный поход в церковь.

– Что же это, совсем никто не приходил? – всплеснула руками Мария. – Ладно Буркин, он преступников и хулиганов ловил. А остальные? Семен Теркин, Константин Мазин…

– Я же сказал, матушка, совсем никого не было!

Мария постаралась успокоить супруга и заключила его голову в ласковые объятия. Несколько минут они так и стояли, наслаждаясь тишиной и миром. И тут священник понял, что должен сказать супруге правду.

– Пока я ходил в магазин, какие-то охальники нам стену исписали.

– Вот паршивцы, прости Господи! И что там намалевали?

– Да не буду же я вслух такие вещи произносить, матушка. Закрашу и забудем об этом. Наверное, это кто-то после вчерашнего еще не отошел, вот и творят всякое.

Хотя где-то в глубине души отец Георгий думал иначе. Эта надпись – не просто акт вандализма.

Это первое предупреждение.

Второе

По Ленинградскому шоссе мчался огромный черный мерседес. В салоне автомобиля на заднем сиденье вольготно развалился толстяк в деловом костюме. Рядом с ним, закинув ногу на ногу, сидела изящная женщина с длинными и черными как смоль волосами, держащая в руках блокнот и авторучку. Глаза девушки скрывались за солнцезащитными очками.

Толстяк диктовал девушке цифры, но вдруг осекся и спросил:

– Кстати, сегодня утром мне звонила профессор и сказала, что не так давно она отправляла на мой адрес пакет.

– Какой пакет?

– Личный. Небольшой, прямоугольной формы. Поищи его в корреспонденции, когда приедем в контору.

Девушка кивнула и сделала пометку в блокноте. Но если бы толстяк заглянул в блокнот, то никакой соответствующей пометки он бы там не обнаружил.

* * *

Это было второе за сегодняшний день посещение Михаилом здания УВД города Прахова. В первый раз – вызволять Веру из камеры. Теперь же он должен был лично встретиться с полковником Буркиным.

Отправив номер в печать, Каганов собирался связаться с Антоном Петровичем, но секретарша полковника его опередила, позвонив в редакцию «Вечернего Прахова» и сообщив, что встреча назначена на семь часов вечера.

Каганов припарковался рядом со зданием городского суда и несколько минут провел в машине, разглядывая улицу, спешно приводящуюся коммунальными службами в относительный порядок. Да, вчерашняя городская вечеринка удалась на славу.

«И они терпят такое из года в год? Все ради кучки пьяных студентов? Решительно не понимаю этих провинциалов».

Михаил вышел из машины и направился к административному комплексу. Хотя комплекс – это громко сказано. В одном здании располагался суд, приютивший сбоку центральное отделение УВД с припаркованными у входа тремя милицейскими уазиками. Во втором здании размещался горсовет, кабинеты мэра и другого начальства.

Каганов миновал безликую дверь с надписью «Милиция» и оказался в маленькой пустой приемной. За небольшим столом с телефоном, печатной машинкой и селектором сидела немолодая женщина, судя по всему, секретарша полковника.

Каганов поздоровался с ней и показал свое удостоверение.

Секретарша механически кивнула и нажала на кнопку селекторной связи:

– Да?

– Антон Петрович, к вам Михаил Каганов.

– Пусть зайдет.

Секретарша наконец-то снизошла до блеклой пародии на улыбку и кивнула, приглашая Каганова пройти в кабинет начальника.

Махнув ей рукой, Каганов распахнул тяжелую, обитую красным дерматином дверь с табличкой «полк. А. П. Буркин» и вошел. Полковник неспешно поднялся ему навстречу и протянул руку:

– О, снова вы, Михаил!

– Здравствуйте еще раз, Антон Петрович.

Обменявшись крепкими рукопожатиями, Буркин и Каганов сели за стол хозяина кабинета. Буркин, моложавый холостяк, на вид которому можно было дать как тридцать, так и сорок лет, был известен своим крутым нравом и нескромным, даже – по меркам полковника милиции – роскошным образом жизни. Поворачиваться к нему спиной Каганов бы не решился никогда, так как слишком хорошо знал подобных Буркину еще по жизни в Москве.

– Расположимся поудобней, – улыбнулся Буркин. – Надеюсь, недоразумение с вашей подчиненной уже улажено?

Михаил тут же вспомнил свой недавний визит в отделение милиции и прогулку вдоль камер предварительного заключения.

– Спасибо. Но моей сотруднице это не показалось простым недоразумением.

– Конечно, понимаю. Ночь в «обезьяннике» – приключение не из приятных. Кстати, Михаил, а вам доводилось бывать по другую сторону решетки?

Каганов услышал в голове тревожный звоночек. Неужели Буркин уже пробил его дело по своим каналам и узнал о том, что столичному репортеру доводилось оказываться в камерах, когда его задерживали на митингах в девяносто третьем году?

– Это угроза?

– Что вы, Михаил, простое любопытство. Профессиональная привычка, не более того. – Но улыбка на лице полковника ясно давала понять: это был намек, что бывшему москвичу не стоит нарываться. – Собственно, я вас для этого и пригласил, чтобы все уладить.

Открыв верхний ящик своего стола, полковник достал лист бумаги и протянул Каганову.

– Что это? – насторожился Михаил.

– Официальное письмо с извинением вашей редакции и гражданке Караваевой в частности, подписанное мною лично. Жаль, что у меня не было возможности решить ваш вопрос сразу.

– Кстати, раз уж вы сами об этом упомянули… Вера говорит, что видела вас в момент своего задержания.

– Меня? Должно быть, ей показалось. Я до глубокой ночи был здесь. Сами понимаете, это была жаркая ночь для нашего ведомства. Даже пришлось привлечь сотрудников из других городов области.

– Но Караваева уверена в том, что видела именно вас, – продолжал настаивать Каганов, понимая, что это может обернуться для него неприятностями.

Буркин продолжал улыбаться:

– Могу лишь повторить, что это был не я.

Но в этот момент он нервно перелистнул лежащий перед ним ежедневник. Михаил, прекрасно умевший читать лежащий перед ним текст хоть задом наперед, хоть вверх ногами, увидел, что в графе рабочего расписания на завтрашний день у полковника была всего одна отметка на два часа дня: «Молодцов».

Буркин проследил за взглядом Каганова и быстро захлопнул ежедневник.

– Михаил, я для того и назначил вам личную встречу, чтобы рассказать вам кое-что о гражданке Караваевой.

Каганов не ожидал такого поворота событий и с недоумением посмотрел на собеседника.

– О чем вы?

– Дело в том… – Буркин запнулся. – Вы человек приезжий, новый, и еще много не знаете. У гражданки Караваевой была сестра, училась в нашем университете. По причине неразделенной любви, как, к сожалению, это часто бывает среди современной молодежи, девушка покончила жизнь самоубийством. Ваша Вера, шокированная этим событием, и сама чуть не наложила на себя руки. В результате чего она провела несколько дней в специализированном учреждении. Так что на вашем месте я бы дважды проверял ее слова, прежде чем принимать их на веру.

Следующие несколько минут мужчины молчали, пристально глядя друг другу в глаза. Молчание нарушил Михаил:

– Я не знал этого.

В голосе Буркина зазвучали сочувственные нотки:

– Кроме того, ваша Караваева была уверена, что сестра не сама свела счеты с жизнью, что ей в этом помогли. Конечно, доказательств этого она не нашла. – После чего голос полковника вновь наполнился добродушной радостью. – В заключение, Михаил, я хотел бы поговорить о вас и вашей работе.

Следующие двадцать минут Каганов отрешенно слушал размышления Буркина о важности той работы, что выполняет «Вечерний Прахов». Что им следует трудиться в связке с правительством города, и прочую кабинетную чепуху, которою толкают с трибун чиновники всех мастей.

– Пресса оказывает воздействие на общество, формирует его мнение. Поэтому нам хотелось бы видеть на посту главного редактора верного человека. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Понимаю, – стальным голосом ответил Каганов, – но хочу вам заметить, что моя газета – частная и не находится в непосредственном подчинении ни у вас, ни у мэрии. Надеюсь, вы меня тоже поняли?

После этих слов полковник утратил свою маску благодушия, в глазах его мелькнули холодные искры.

– Зря ты так, щенок. Еще пожалеешь. – Буркин откинулся в кресле и демонстративно отвернулся к окну. – Вы свободны, гражданин Каганов, – и добавил, – пока свободны.

Михаил вышел из кабинета, постаравшись хлопнуть дверью как можно сильнее.

Когда Каганов ушел, Буркин встал и закрыл дверь на ключ, после чего нажал на кнопку селектора и велел секретарше никого к нему не пускать. Откинувшись на спинку кресла, полковник долго собирался с силами для следующего, не менее трудного разговора. Он поднял трубку телефона и набрал номер.

Отец Георгий как раз заканчивал закрашивать изуродованную стену, когда из открытого окна услышал голос жены.