Читать интересную книгу Невинный сон - Карен Перри

Я спустила таблетки в унитаз. «К черту их», – думала я, наблюдая, как они исчезают в стремительном водовороте. Посмотрим, что будет. Это произошло месяц назад, и с тех пор я ни слова не сказала Гарри. Я искала удобного момента, но он никак не наступал. Теперь, когда все стало ясно, обсуждать уже было нечего. И вот сейчас, в это снежное утро, я сидела в холодном кабинете, обдумывала случившееся, и мне в душу впервые закрались сомнения.

– Алло?

– Привет, моя радость. Хорошо, что я тебя застала.

– Мама, как дела?

– Я вся продрогла. Твой отец без конца выключает отопление. Эти разговоры об экономии ударили ему в голову.

Я сидела на нижней ступени лестницы, прижимая к уху телефонную трубку. Из нее доносился стук ложечки о края кружки, и я представила себе: мать сидит за кухонным столом, ее светлые волосы идеально причесаны, лицо старательно подкрашено, на плечах кашемировая шаль, а сама она склонилась над кружкой дымящегося кофе.

– Тепло у нас в одной-единственной комнате – на кухне. Джим вбил себе в голову, что если выключишь плиту, то ее уже потом не включишь.

– И ты, конечно, этот миф с радостью поддерживаешь?

– Конечно. И, пожалуйста, не говори ему ни слова.

– Сохраню в строжайшей тайне.

– А как ты, радость моя? Как ты выдерживаешь этот холод?

– Я сижу в коридоре: над передней входной дверью щель, а задняя вообще как следует не закрывается, так что по коридору вовсю гуляет ветер.

– Представляю себе. Мрачная развалина. У меня от одной мысли о нем мороз по коже. Ума не приложу, почему вы не выбрали себе милый современный дом с хорошей теплоизоляцией и центральным отоплением. Я вас предупреждала, но вы настояли на том, чтобы выкупить у Марка его долю и жить в этом доме. Ты и слушать меня не хотела. Знаю, знаю, – мать не дала мне и слова вставить в свою защиту, – это дом твоей бабушки, и ты не хотела, чтобы в нем жили чужие люди.

– Мам, мы любим этот дом.

– Любовь – это замечательно, я только надеюсь, что ты хорошо одета.

– У меня под джинсами толстые колготки, и еще на мне теплый жилет, фланелевая рубашка и курточка с начесом.

– Наряд у тебя, как у уборщицы. Чем же вы сегодня занимаетесь?

Я уставилась на зажатый в руке шпатель.

– Я отдираю старые обои, а Гарри уехал в центр.

– О! – вырвалось у матери, а потом, помолчав, она спросила: – Он ведь не пошел на демонстрацию?

Демонстрация. Простые ирландцы наконец-то протестуют против правительства, банков, Международного валютного фонда, Европейского союза и всех других чудовищ, которые утверждают, что пытаются нас спасти. Я ясно представила себе, как мать нервно теребит свое жемчужное ожерелье, и на лице ее появляется неприязнь: ее зять участвует в этом позорном протесте, и телекамеры снимают, как он, полный злобы, шагает за знаменем ирландского конгресса профсоюзов, или бросает зажигательную бомбу, или с коктейлем Молотова в руках набрасывается на полицейского.

– Нет, мама. Гарри уехал в студию. Он сегодня забирает оттуда оставшиеся вещи. Ты забыла?

– А-а. Совсем забыла. – Она помолчала, а потом добавила: – Гарри будет скучать по этой студии.

– Знаю. Ему нелегко.

– И все же, – поспешно продолжила мать, – какой смысл бросать деньги на ветер? Зачем тратить их на этот огромный холодный подвал в центре, когда дома столько пустого места?

– Ты права, мама, – отозвалась я.

Но пока она произносила все эти разумные слова, я чувствовала, что до конца в них не верю. Я вспомнила: стоило завести речь о том, чтобы работать в гараже, как Гарри мгновенно умолкал. Он любил свою студию. Любил ее тишину и уединенность. Я это знала. Но с финансовой точки зрения это было непрактично. И тут мне вспомнился вчерашний вечер: мы стояли рядом возле кухонной раковины, мыли посуду, и я предложила ему помочь с переездом. «Нет, Робин», – сказал он холодным, бесстрастным тоном, не сводя взгляда с зажатой в руке тарелки, и я ощутила исходившие от него волны поражения. Мне стало стыдно. Наверное, не надо было его об этом спрашивать. Порой он бывал таким ранимым.

– Кстати, – снова заговорила мать, – уж если кому сегодня и протестовать, так это тебе.

– Мне?

– Да, тебе! Разве этот кризис не ударил со всей силой по архитекторам?

– Ну да, но…

– Сколько дней в неделю ты сейчас работаешь? Четыре? Три?

– Три с половиной.

– Три с половиной. И вы еще платите ипотеку за дом, который разваливается на части.

Я почувствовала, что закипаю. Еще немного, и мать перейдет в атаку, а я начну угрюмо отбиваться.

– Мам, послушай, мне нужно вернуться к моей…

– Конечно. Прости, моя дорогая. Но перед тем как мы попрощаемся, можно, я спрошу тебя кое-что о Рождестве?

– О Рождестве? – Сердце мое екнуло: я догадывалась, что сейчас последует.

– Мне просто хотелось убедиться, что вы с Гарри не передумали и приедете к нам на Рождество.

– Ну…

– Потому что Марк позвонил вчера вечером и объявил нам, что Рождество он собирается провести в Ванкувере со своей новой пассией Сьюзи.

– Мам, ее зовут Суки.

– Господи, да-да, именно так. Не могу произнести это имя без смеха. Таким именем только кошек называть.

Я невольно рассмеялась и тут же подумала, что лучше не увиливать и тянуть до последнего момента, а сразу признаться, что мы с Гарри хотим провести Рождество дома вдвоем.

Последовало изумленное молчание.

– Но вы к нам всегда приходили, – наконец сказала она.

– Я знаю, мама, но в этом году мы решили, что будет славно встретить Рождество в нашем доме, особенно после того, как мы проделали сколько работы…

Я замолчала. Мои слова прозвучали жалко – даже по моим собственным меркам.

Паузу нарушил недовольный голос матери.

– Это идея Гарри? – спросила она.

Во мне вспыхнуло раздражение. Ну, начинается.

– Нет, на самом деле идея была моя. Я хотела провести его здесь.

– Понятно.

Она немного помолчала, а потом сказала с усталой покорностью:

– Что ж, ты всегда отличалась своенравием. Никогда не спрашивала совета, а если его тебе предлагали, никогда его не принимала. Всегда поступала по-своему независимо от последствий.

Ее слова повисли в воздухе. Я знала: она имела в виду Танжер. Мое сердце сжалось. Пять лет подряд надо мной висело молчаливое «я же тебе говорила», но если эти слова произнести вслух, они отравят наши с ней отношения.

Я хотела бросить трубку. Но вместо этого сделала нечто еще более глупое.

– А почему бы вам с отцом не прийти к нам?

– Прийти к вам? – изумилась мать. – Но у вас нет отопления!

– Обещаю тебе, мама, – сказала я, – если вы придете к нам на Рождество, у нас будет отопление. Будет жареный гусь, и вино, и шампанское, и елка, и подарки, и отопление.

– Ну, радость моя, я не знаю, – в голосе ее звучали неуверенность и сомнение, – мне надо спросить отца.

– Хорошо, мам, ты подумай об этом.

– Ладно, подумаю. Спасибо. Всего доброго, радость моя. И одевайся потеплее!

Мать повесила трубку, а я сидела на ступеньке, смотрела на телефон и размышляла. Черт подери!

Теперь у меня появилась еще одна забота: предстояло сообщить Гарри не одну новость, а две.

Все утро я сдирала со стен обои, а после полудня долго нежилась в горячей ванне. Одно из моих излюбленных занятий – лежать в горячей ванне, слушать радио и пить красное вино. Я отказалась от вина, а после десяти минут новостей о морозах на восточном побережье и продвижении демонстрации к правительственному зданию я выключила радио и погрузилась в тишину. Я разглядывала свое тело в неподвижной воде и выискивала на нем признаки беременности. Живот у меня был плоским и гладким: ни складок, ни следов первых родов. Я проверила грудь: не пополнела ли она и не стала ли более чувствительной – но не обнаружила никаких перемен.

Вода остывала, но я еще не готова была выйти голышом в холодную комнату. Я осмотрелась вокруг: пятна плесени на потолке, стены в подтеках, старые темно-зеленые шкафчики, загнутые края линолеума на полу – и меня охватила паника. Каждая комната в этом доме нуждалась в ремонте. Но теперь нас поджимало время. Как мы успеем все закончить вовремя?

«Успокойся, Робин», – сказала я себе. Ребенок родится летом. Об отоплении не нужно будет заботиться до осени. Но в меня уже вселилась тревога, и я наподобие того, кто пытается сковырнуть болячку, уже не могла остановиться.

Я видела, как наш дом постепенно разваливается на части. Мама права: пока еще было возможно, надо было его продать. Мы могли получить за него приличную сумму и купить маленький симпатичный дом в хорошем районе и не волноваться о том, что за него нужно платить ипотеку. Вместо этого мы остались в старой развалюхе, цена которой за последние четыре года существенно упала. И если во время покупки мы считали, что это отличная сделка, то сейчас, когда моя рабочая неделя сократилась, – а как поговаривают, сократится еще больше, если я вообще буду кому-нибудь нужна, – эта покупка кажется весьма рискованной. Я уже не говорю о беременности: как она скажется на моей работе? А в связи с рецессией уменьшился и спрос на предметы искусства, так что будущее Гарри тоже довольно туманно. Он с энтузиазмом работает в новом стиле, но, похоже, за последнее время не продал ни одной большой работы.