заводов, газет и пароходов» есть время на подготовку, а пока что нужно заниматься иными проблемами. И главная из них — цесаревич! И понимая, что решать ее надо, не откладывая, Март отправился в Академию Одаренных.
— Добрый день, Лидия Михайловна, — поприветствовал он Марцеву.
— Здравствуйте, Мартемьян, — ничуть не удивилась его визиту мадам ректор. — Честно говоря, не ожидала вас так скоро увидеть.
— Странно, — хмыкнул Колычев, — вы подложили мне изрядную свинью, а теперь говорите, что не ожидали…
— О чем вы? — глаза гросса сверкнули льдом.
— Ну это же вы убедили государыню, что я смогу пробудить Дар в цесаревиче?
— Немного не так. Я сказала ей, что вы сумели сделать это один раз, и возможно, повторяю, возможно, сумеете еще!
— А то, что ее величество не просто царица, но еще и мать, вы не подумали?
— Что вы имеете в виду?
— Что для нее, как и для всякой матери, ее чадо самое любимое, самое красивое и самое талантливое! И что возможность неудачи она просто не рассматривает!!!
— Думаю, вы преувеличиваете, — спокойно возразила Марцева, но по колебанию ауры Март понял, что подобная мысль приходила ей в голову.
— А вот мне так не кажется!
— Вы полагаете?
— Уверен!
— Хм…положим, что так, но ведь вы пришли сюда не высказывать претензии?
— Верно, — согласился Март. — Как вы понимаете, просьбы ее величества, да еще и выраженные столь определенным образом, игнорировать нельзя, так что…
— Вам нужна моя помощь? — в голосе ректора появилось нечто вроде торжества.
— Вроде того, — кивнул Колычев.
— Что же, все лаборатории, научные кадры и другие ресурсы академии в вашем распоряжении…
— Не думаю, что это поможет, — поморщился юный гросс. — Наверняка все это вы уже испробовали, так ведь?
— Верно, — вынуждена была признать Марцева. — Но разве есть другой способ?
— Итак, что мы знаем об инициировании моего друга, — сделал вид, что задумался, юноша. — Ким все время был со мной. Мы вместе скитались, делили все радости и горе...
— А на вас был энколпион, — быстро добавила Марцева. — Кстати, вы не согласились бы дать нам возможность изучить этот артефакт. Вполне вероятно, все дело в нем…
— Может, и так, а может, имеет место уникальное сочетание его плетений и моей ауры. Но при любом раскладе, у нас нет времени на полноценные исследования!
— Это верно.
— В таком случае, надо вновь смоделировать эти условия.
— В каком смысле?
— В прямом. Наследнику нужно все время быть со мной рядом, чтобы мой дар и смог пробудить его.
— Вы же понимаете, что это невозможно?
— Почему?
— Но у вас нет придворного звания, и потому вы не сможете войти в свиту, во всяком случае, так быстро….
— Вы не поняли, Лидия Михайловна. Не я должен быть с цесаревичем, а он со мной и моей командой. Чтобы единственным сильным одаренным рядом с ним был я, а единственным артефактом — мой энколпион!
— Что?!
— Вы слышали.
— Нет, это решительно невозможно!
— В таком случае, я умываю руки, — пожал плечами Март. И хотел было выйти из кабинета, но Марцева его остановила.
— Подождите. Вы уверены, что эти условия необходимы?
— Нет! Единственное, в чем я уверен, что если этого не сделать, шансов нет вообще.
— Но если у вас ничего не выйдет, именно вы останетесь крайним!
— Можно подумать, — фыркнул Колычев, — что в любом ином случае виноват будет кто-то другой?
— Пожалуй, вы правы. Хорошо, я поговорю с Евгенией. Ничего не могу обещать, но…
— Вы уж постарайтесь!
Среди сотен писем и приглашений отыскались и действительно важные. Например, расписание заседаний, регламент работы Сената Одаренных на 1942 год и разовый пропуск в здание Таврического дворца. Пакет в плотном, желтоватого картона большом конверте без особых знаков и печатей принес курьер. Самого Марта в этот момент дома не было, и Татьяна, на правах секретаря, приняла и расписалась в получении. Если бы не это, кто знает, не затерялось бы послание в общем потоке. А пропускать такие мероприятия Марту, как новоизбранному гроссу, было крайне нежелательно.
Сенат Одаренных, по большому счету, мало чем отличался от прочих присутственных учреждений империи, с утра более всего напоминая разворошенный улей и превращаясь ко второй половине дня в сонное царство. Ну а что, господа гроссы — люди занятые и долго рассиживать в кабинетах не станут, а без их присмотра мелким чиновникам можно и расслабиться…
Когда Март появился в здании Сената, обеденный перерыв или, как его еще иногда называли, «адмиральский час» был в самом разгаре. Швейцар — рослый отставник с медалями «за усердие» на широкой груди, молча пропустил его внутрь, не подумав поинтересоваться, за какой надобностью молодой человек приперся в святая святых. Раз пришел — значит, надо.
Коридоры по большей части пустовали, и лишь из некоторых комнат доносился приглушенный шум. Без приключений добравшись до помещений секретариата, он обратился к единственному обнаруженному им скучающему дежурному сотруднику.
— Я хотел бы видеть господина Карского.
— Как о вас доложить? — с трудом сдержав зевок, поинтересовался тот.
— Сенатор Колычев.
Получив ответ, чиновник сначала вытаращил от удивления глаза, но затем шестеренки в его голове щелкнули, и он, подхватившись, тут же исчез за высокими дверями кабинета. А уже спустя несколько секунд навстречу Марту вышел сам генеральный секретарь Сената, исполненный важности, в безупречном костюме-тройке, сверкающий лысиной на лобастом гладком черепе, — Алексей Фомич Карский.
— Рад приветствовать Ваше превосходительство[1], в наших, хотя теперь уже и в ваших, стенах! — торжественно провозгласил он.
— Взаимно, — кивнул немного удивленный подобной велеречивостью молодой гросс.
— Чем могу быть полезен?
— Я хотел бы осмотреть свой кабинет и вообще узнать, как тут все устроено.
— Понимаю, — важно кивнул сановник, — но для начала, соблаговолите следовать за мной, чтобы выполнить некоторые формальности. Не извольте беспокоиться, это не займет много времени. Ваши документы готовы, требуется лишь заверить их собственноручно.
Март расписался в двух толстых журналах, а затем получил ключи и постоянный пропуск.
— Мартемьян Андреевич, вас проводить?
— Не стоит. Просто скажите, куда идти, а дальше я сам справлюсь.
— Как вам будет угодно, однако, если возникнут вопросы, непременно обращайтесь. Мы рады будем