Де Вальд с трудом покинул кабинет. Плажо стоял перед столом, слезы ярости застилали ему глаза.
- Молчать! Молчать! Приказываю вам молчать! - орал он, как ребенок в припадке истерики. - Я вас арестую, добавил Плажо, когда шум немного стих.
- На каком основании? - поинтересовался Звойнич.
- Я... Я найду основания.
- Может, мы и предстанем перед судом на каких-то там основаниях, которые вы откопаете. Что ж, зал суда - самое подходящее место для публичного изложения всей этой истории. Так, пожалуй, можно ее и обессмертить.
- Вы меня шантажируете?
- Вовсе нет, - сказал Звойнич. - Шантаж подразумевает денежную сделку. Но если мы предстанем перед судом, то принесем присягу говорить одну только правду. Я угрожаю сделать лишь то, к чему меня в любом случае обяжет присяга.
Плажо как безумный озирался по сторонам.
- Очень хорошо, - ответил он. - Я вас вышлю, но уж лучше в Сахару... в Чад, в Убанги-Шари - туда, где жара пострашнее.
- Мосье Плажо, - спокойно заметил Звойнич. - Мы вполне отдаем себе отчет, что каждый раз, когда нас высылают за пределы Франции, это делается на казенный счет. Если вы желаете нам отомстить, выслав нас в Экваториальную Африку, то пострадаем не столько мы, сколько бедный налогоплательщик. Это обойдется ему куда дороже. Не хотелось бы думать, что наша невинная шутка ляжет тяжким бременем на плечи простых людей лишь потому, что оказалось задетым ваше самолюбие.
Эти слова, исполненные такой человечности и благородства, доконали Плажо, он рухнул в кресло и зарыдал.
Через минуту он позвонил мадемуазель Пельбек.
- Документы для Корсики, мадемуазель, - произнес он устало.
- Вот они, - ответила мадемуазель Пельбек, кладя папку к нему на стол.
- Вы их уже подготовили?
- О да, как только прочитала в газетах, что к нам едет имам.
- Для отчетности я оформляю их вчерашним числом, до приезда имама, - сказал Плажо, вручая бумаги старикам.
Ситуация сложилась деликатная. Старики просто покивали вежливо и ушли, не удостоив Плажо иных изъявлений благодарности, дабы не дать повода к новому взрыву эмоций.
Плажо остался в одиночестве, душа его была подобна пустыне. Из-за соседней двери послышался хохот. Плажо и мысли не мог допустить, что смеются над чем-то еще, кроме истории его бесчестья, уже кочующей из кабинета в кабинет по обширному скоплению зданий. Он нахмурился сильнее прежнего и крепко сжал меланхолично кривившиеся губы. Нет, подобные события посылаются человеку, чтоб испытать, закалить его. Все еще ощущая в груди болезненные рыдания, он уставился на небо. Он знал, что далеко пойдет.
- Мадемуазель Пельбек! - вызов его звучал по-военному. Принесите мне дела о депортации номер девятнадцать и двадцать один, немедленно!
Только в волшебных сказках поучительные события надолго изменяют характер человека. А мосье Плажо, если хотите знать, стал еще более жестокосердым и неуживчивым. Он использовал каждую возможность опорочить де Вальда и Келлерера, не пытаясь даже понять причин своей ненависти к ним. Его отношения с Анник были холодны, натянуты и фальшивы. Когда Плажо хотелось сделать ей больно, он называл ее второразрядной актрисой. И в одном только отношении эта история с шестерыми убийцами повлияла на него. Зная, что они никогда не уйдут на покой и ему придется ждать, пока они все не перемрут, он отныне уже больше не мог раскрыть утреннюю газету, не испытав при этом тошнотворной дрожи.