Читать интересную книгу Вокруг Света 1993 №02 - Журнал «Вокруг Света»

Нас посадили на почетное место — по правую руку от Машаваны. Позади — его жена и рядом с ней дочь, действительно весьма привлекательная особа лет шестнадцати. За ними — остальные женщины. Мужчины стояли и сидели полукругом по обе стороны площадки. Некоторые из них, по-видимому, наиболее знатные, носили украшения в виде медных колец на запястьях и лодыжках. Особенно много колец было у самого Машаваны, который по этой причине ходил, широко расставив ноги, что, очевидно, должно было придавать его фигуре важность.

Праздничная церемония открылась небольшим военным парадом и уже знакомым танцем молодых воинов, одетых в шкуры и вооруженных копьями и луками.

После этого Машавана провозгласил:

— Кто из вас самый сильный? И самый красивый? Пусть выйдет — и я отдам ему свою дочь!

Сразу с десяток молодых людей — некоторые из числа воинов, другие из круга зрителей — вышли вперед. Они горделиво прохаживались по площадке, выпячивая грудь и потрясая копьями, презрительно мерили взглядом соперников.

— Теперь пусть она сама выберет наиболее достойного! — сказал Машавана, поворачиваясь к дочери.

И та, ни минуты не колеблясь, не выказывая и тени смущения, выбежала вперед, схватила за руку, пожалуй, действительно самого крепкого и красивого парня, и оба под смех и одобрительный шум собравшихся скрылись из вида. Оставшиеся, сопровождаемые насмешками зрителей, быстро смешались с толпой.

Веселье было в самом разгаре, когда вновь поднялся Машавана и объявил, что он начинает слушать дела по проступкам, совершенным жителями деревни. Суд на кготле — дело обычное.

Первым слушалось дело о воровстве. Один житель обвинял другого, что тот регулярно собирал урожай не со своего огорода. Пока выступал пострадавший, его обидчик всячески выказывал к нему свое пренебрежение. Он сморкался, демонстративно зевал, равнодушно смотрел в сторону. Я даже подумал, что он преспокойно отвергнет все обвинения как ложные. Но я еще плохо знал африканцев. Ни один из них никогда не опустится до прямой лжи, зная, как сурово осуждает ее общество.

Когда, наконец, настала очередь выступать ответчику, он поднялся и, обращаясь к вождю, торжественно провозгласил:

— О, великий лев! Ты справедлив и несомненно примешь правильное решение. Но знай, я не воровал потихоньку, как утверждает этот человек... Да, я брал с его огорода, но намеревался отдать, как только созреет и мой урожай.

Иными словами, воришка, хоть и попался и признавал это, старался выглядеть в глазах почтенного собрания достойно. Приговор Машаваны гласил: виновник обязан потрудиться на огороде соседа ровно столько, сколько необходимо, чтобы отработать долг в двойном размере.

Второе дело касалось «колдовства». Одного из жителей обвиняли в том, что он «околдовал» другого, и тот вследствие этого умер. Разумеется, это был вздор. Человек мог спокойно скончаться от болезни или по любой иной причине. Но Машавана был другого мнения.

— Ты взял у меня сына и взамен должен отдать своего собственного. Он будет служить мне в моем доме.— Демагогия Машаваны основывалась на том, что по обычаям вождь считался «отцом» всех жителей деревни.

Затем он объявил, что вызывается Монеко, то есть наша Моника. Когда дрожащая от страха девушка ступила на площадку, вождь провозгласил, что она обвиняется в том, что обманула одного из присутствующих здесь белых господ, и спросил, что она может сказать в свое оправдание. При этом он с торжеством посмотрел на нас, полагая, видимо, что угодил нам.

Моника и не думала оправдываться. Она встала перед Аликом на колени и, выражая всей своей фигурой высшую степень раскаяния, произнесла на родном языке:

— Простите меня, бвана Алибей.

Тогда Алик поднялся со своего места и, обращаясь к Машаване со всем почтением, сказал:

— Великий лев, знай — если эта девушка виновата передо мной, я прощаю ее!

— Но она опозорила мою деревню,— возразил вождь,— и я не могу простить ее. Она заслуживает сурового наказания. Поскольку же наш гость великодушно прощает ее, я согласен взять ее к себе в служанки.

Это было жестоко. Девушка, которая еще вчера работала медсестрой в современной больнице и которая в любой момент могла вернуться туда, приговаривалась на всю жизнь подчиняться властолюбцу. Но как ей помочь? И тут Алик нашел, наверное, единственный шанс для ее спасения.

— Монеко и я были и остаемся друзьями,— твердо проговорил он.— И ты, о могучий лев, не захочешь нанести нам обиды. Я предлагаю скрепить нашу дружбу по обычаю вашего народа — ритуалом касенди. И если все вы, присутствующие тут, тоже примете в нем участие, мы заключим дружбу между балунда и моим народом.

— Касенди! Касенди! — раздались голоса в толпе.

— Касенди! — внушительно произнес Машавана. Он почел за лучшее не упускать инициативы и согласиться.

— Как зовут твой народ, Алибей?

— Казахи.

— Мы заключим союз нашего друга Алибея и Монеко как брата и сестры и скрепим дружбу балунда и казахов!

Машавана отдал распоряжение, и вскоре его люди принесли два горшка с бояло. Алик взял едва скрывавшую радость Монику за руку, вождь сделал каждому небольшой надрез на лбу и смешал капельки крови с пивом. Потом он предложил Монике отпить из сосуда с кровью Алика и, наоборот, Алику — из сосуда с ее кровью. Оставшееся пиво он перелил в один большой горшок и собрался пустить его по кругу.

— А разве ты, великий вождь, не хочешь породниться с моим народом? — негромко спросил Алик.

— Ты молод и мудр, — ответил Машавана, — и я рад скрепить узы родства. Клянусь, ты можешь не беспокоиться за свою сестру...

Он сделал глоток и передал сосуд своим приближенным. Скоро горшок с пивом пошел по кругу, и каждый, кто пригубливал его, считался приобщенным к свершившемуся таинству...

...Обратный путь до Монгу занял всего два дня. Еще через день я прибыл в Лусаку. Вместо трех дней я отсутствовал одиннадцать. Только одиннадцать? Мне казалось, прошла целая вечность.

Анри Рачков Фото автора

По воле ветра

Мой первый полет с Ушкунура — эту гору под Алма-Атой хорошо знают дельтапланеристы — прошел как-то сумбурно. То ли из-за погодных условий, то ли место старта было неудачным, то ли летела я на необлетанном после переделок аппарате.

Мне нужно было вылететь из ущелья в долину. Казалось, левая сторона ущелья, как мощный магнит, притягивает маленький аппарат. Моего веса не хватало, чтобы классически, как в учебниках, исправить крен. Тогда я правой рукой взялась за боковую стойку, а левой стала держаться почти у правого узла трапеции. Аппарат вел себя непослушно и все время норовил развернуться влево. Один раз я дала ему немного свободы, и он, с довольно сильным скольжением, лихо сделал левую спираль. «Какие здесь сложные метеоусловия! И какие, должно быть, асы здесь летают!» — думала я, сознавая при этом, что мои летные навыки далеки от совершенства. У меня за спиной было всего двадцать часов налета... Думая о предстоящей посадке, я понимала, что все самое трудное впереди. И действительно... на высоте 20 метров аппарат уверенно повернул нос влево. Позволив ему сделать желаемую спираль, я выровняла дельтаплан против ветра, быстро перехватилась за боковые стойки, зажала коленями ручку спид-бара, увеличивая таким образом посадочную скорость. Посадка произошла мгновенно. И вот я уже отцепляюсь от аппарата и сразу начинаю высматривать место, куда бы его вытащить, чтобы там разобрать свое сокровище. Согнувшись под тяжестью дельтаплана (надо же, многим он казался таким легким!), пробиралась к дороге через арыки, канавы и какой-то бесконечный пустырь, когда впереди увидела человека с аппаратом. Я не знала, кто это, знала лишь, что в эти майские дни здесь летала сборная Союза (было это в 1990 году). Человек с аппаратом действительно оказался членом сборной Анатолием Коркачем. Он довольно доброжелательно отнесся ко мне, и я чистосердечно призналась ему, что не очень-то умею летать на этом замечательном аппарате, рассказала о своем полете с Ушкунура. Толя внимательно выслушал меня и сказал, что дело вовсе не в моем неумении летать и не в местных метеоусловиях, а в дельтаплане.

Потом было немало забот с аппаратом: удлиняли консоли, укоротили поперечину, перегнули латы, перешили парус. И уже через день на том Ушкунуре мне ничего не оставалось, как довольно решительно стартовать. Крен был, но намного меньше, и в сравнении с первым полетом этот второй меня даже обрадовал.

В те дни в Алма-Ату приехали десять американских дельтапланеристов. И решено было провести соревнования между нашими и американскими спортсменами — на Кубок «Мир». Я тоже приняла в них участие, но так и не смогла улететь дальше зачетного расстояния, чтобы получить какие-нибудь очки. Надо было пролететь не менее 15 километров. Каждый летный день начинался со страстного желания пролететь эти 15 километров. А Кубок «Мир» уже приближался к концу... И вот я еду на грузовой машине на Ушкунур. Дорога петляющей ленточкой поднимается все выше и выше. Проезжая вырванный у гор кусочек открытого пространства, вижу землю с высоты почти 900 метров. Все в дымке — и сквозь нее просматривается земля, уменьшенная до квадратов полей и поселков, состоящих из домов-кубиков. И сердце замирает от того, что старт совсем близко...