Ирка напряглась.
— Да, пожалуйста…
— Ты хочешь сказать, что искренно мне ответишь? Не соврешь?
— Смотря на какой вопрос, — сказала Ирка.
Внутри у нее все застыло.
Ламина усмехнулась. Выражение ее лица стало еще более отрешенным.
— Ничего личного или, во всяком случае, интимного… — мягко начала Ламина и вдруг резко выбросила вопрос: — Как поживает твое копье?
— Мое копье? Нормально, — с недоумением сказала Ирка.
Отвечая, она почувствовала, что разговор за столом смолк и теперь на нее смотрят все валькирии и их оруженосцы. Наблюдают с нетерпеливым, сосредоточенным и, пожалуй, озабоченным любопытством.
— Что, действительно нормально? И ты ничего не замечала? Вообще ничего? — вкрадчиво спросила Ламина.
— Нет, — ответила Ирка растерянно.
Она попыталась припомнить, не сотворила ли она в последнее время что-нибудь такое со своим копьем, что могло бы вызвать осуждение валькирий. Нет, кажется, не сделала да и вообще давно его не вызывала. Тренироваться одной, без понуканий Багрова, ей, признаться, было лень.
— А почему ты спросила про копье? — набравшись смелости, поинтересовалась она у Ламины.
Уклонившись от ответа, валькирия лунного копья протянула руку.
— Если все в порядке, так материализуй его! Вызови! Я хочу взглянуть сама! — потребовала она.
Ирка хотела послушаться, но внезапно кто-то громко, даже грозно окликнул:
— ЛАМИНА!
Ирка и Ламина разом обернулись.
Это был первый случай, когда Ирка видела Фулону разгневанной. У ее рта залегли решительные морщины. Ирка внезапно осознала, что валькирия золотого копья гораздо старше, чем она, Ирка, представляла.
— Ламина, я уже говорила тебе и хочу повторить еще раз. Девочка ничего не знает и ничего не должна узнать! Во всяком случае, от тебя! — ледяным тоном произнесла Фулона.
В ее голосе было столько власти, что Ламина уронила бокал. Тут невольно представляется нечто синематографичное — стеклянная размазанная молния, краткий, бесконечно жалобный звон, возможно, капля крови, но, увы… ничего этого не было. Проза жизни глушит надежды ломом, завернутым в пыльную штору бытия. Бокал зацепил стол и благополучно съехал на ковер по скатерти, сохранив хрупкую жизнь.
В этот момент кто-то радостно и шумно прогрохотал по коридору. Из кухни примчалась хозяйственная Гелата, которая даже в гостях не усидела за столом и ушла делать салаты. Попутно она успела накричать на своего оруженосца, который ухитрился влезть в ванную и попрыскаться дезодорантом Хаары. Это был тот самый здоровяк, который в квартире у Гелаты упорно вбивал свои гулливерские ноги в тапочки-зайчики.
Гелата тащила его за руку, как гневная мать свое малоумное двадцатилетнее дитя, явившееся в общую песочницу с пожарным ведром и с саперной лопаткой и пинками вышвыривающее из нее других, более мелких обитателей.
— Он у меня чумной! Духи и шампуни спокойно видеть не может!.. — извиняясь, сказала она Хааре.
— Хы! А че тут такого? Жалко ей, что ли? Не обеднеет от одного пшика! — заявил оруженосец, не выказывая особого смущения.
Гелата покраснела. Краснела она очень подмосковно: шеей и верхом груди. На щеках же появлялось лишь несколько помидорных пятен.
— Да хоть при людях не спорь со мной, ирод! Тоже мне, взял манеру!.. — шепнула она, толкая его локтем.
Оруженосец гоготнул как глупый молодой гусь и затих. Ирка с облегчением подумала, что не один ее Антигон разнузданный. Встречаются и другие запущенные случаи.
И лишь Хаара не расположена была никому прощать.
— А ну иди-ка сюда, дружок! Я хочу тебе кое-что сказать по секрету! — позвала она, и оруженосец Гелаты сжался под ее ясным взглядом так же, как до этого Антигон.
— Не надо! Я больше не буду!.. Подумаешь, один пшик! — заныл он толстым голосом.
Таамаг по просьбе Радулги стала передавать ей салатницу, но когда Радулга взялась за нее, обнаружилось, что Таамаг не может разжать рук и машинально тянет салатницу к себе.
— Эй! Проснись! У тебя это опять началось! — окликнула ее Радулга.
Таамаг спохватилась и, смутившись, отпустила салатницу.
— Что с ней такое? — шепотом спросила у Бэтлы Ирка.
— Синдром младшего ребенка из неблагополучной семьи. Ну когда все приходится отвоевывать, за все драться и человек уже органически не способен делиться… Ты же знаешь, что она младший ребенок? — шепнула Ирке Бэтла.
— Кто, Таамаг?
— Ну да. У нее четыре старших сестры. Они и сейчас к ней приезжают иногда. Конкретные такие тетеньки. Старшая сестра — тренер по борьбе. Вторая — в спецподразделении. Еще одна — надзиратель в женской колонии. Про последнюю я мало что помню. Кажется, беспризорников ловит или карманников. Если хочешь узнать больше — спроси у самой Таамаг, — посоветовала Бэтла.
Однако Ирка решила, что ей и так уже все понятно. Поживешь с такими сестренками годик, и социальная адаптация тебе обеспечена… Да, неисповедимы пути, ведущие к свету.
Бэтла, приплюсовавшая к прошлым двум бокалам шампанского еще два, пришла в неукротимое расположение духа. Ей захотелось поведать Хааре, как сильно она ее любит, но Хаара, промывавшая мозги оруженосцу Гелаты, ее не слышала. Бэтла огорчилась и стала бросать в Хаару горошинами из салата. Почему-то меткость ей изменяла, и горошины попадали не в Хаару, а в Радулгу и Холу.
— Ты бы еще копьем кинула! — мрачно посоветовала Радулга.
Бэтла послушно стала материализовать копье и целиться, но ее успокоили, усадили и, отобрав копье, вместо него вручили кусок пирога.
— Вот так всегда! Вечно надо мной все издеваются! А я ведь просто хотела сказать Хааре, что день рождения — такой прекрасный, такой необычный, такой редкий праздник! В этот день все должны понять, как хрупка жизнь и как мы должны друг за друга держаться! А меня никто не принимает всерьез! — всхлипнула Бэтла, роняя на колени крошки.
— Я тебя принимаю всерьез! — заверила ее Ирка.
Обрадованная валькирия сонного копья полезла обниматься и локтем опрокинула на Ирку свою тарелку. Ирка едва успела раздвинуть колени и мысленно повернуть тарелку боком, так что та пролетела, даже не задев ее.
— Не обращай внимания! Ерунда! — великодушно сказала она и по непонимающему взгляду Бэтлы сообразила, что та вообще не включилась, куда делась тарелка и что «ерунда».
Оруженосец Холы, оруженосец Таамаг и еще один оруженосец, кажется, Радулги, будто невзначай удалились на балкон и принялись чем-то булькать. Вован был отправлен посмотреть, куда они делись, и тоже пропал. Минут через двадцать на балконе уже недружно пели. Могучие мужские голоса ввинчивались в ночную тишину. С верхнего балкона кто-то назвал их психами и алкашами. Вспыльчивый оруженосец Холы не утерпел и полез разбираться. Миролюбивый Вован его успокаивал. Бесполезно. Оруженосец Холы вскакивал на перила, пиная удерживающего его Вована. С верхнего этажа продолжали ругаться и даже плевались.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});