Читать интересную книгу Продолжение путешествия - Александр Арсаньев

Улыбка исчезла с моих губ, едва я прочитала первые строки:

«Милостивая государыня, не думаю, что осчастливлю вас известием о своем освобождении, но, тем не менее, тороплюсь вам о нем сообщить, если вопреки моим сведениям вам еще не успели донести об этом ваши приятели-держиморды».

Прервав чтение, я опустила взгляд в самый конец письма. Там стояла только одна буква «Л». Сомневаться не приходилось – ко мне писала Люси.

Присев к столу и переведя дыхание, я тщательно расправила лист бумаги и положила его перед собой. Все это было настолько неожиданно, что мне потребовалось несколько минут, чтобы осознать реальность происходящего.

«Не могу сдержать смеха, когда представляю ваше лицо в эту минуту. Хотела надушить письмо духами, но в последний момент передумала. А то вы вообразили бы еще, что у вас появился новый ухажер. Кстати, как вам понравилась смазливая физиономия вашего приятеля? Не правда ли – шрамы ему к лицу? При случае передайте ему, что может не переодеваться трубочистом, чтобы спрятаться от моих верных рыцарей. Они его узнают и в этом шутовском платье.

Пишу не для того, чтобы позлить вас. Мне глубоко наплевать на ваши чувства. Есть более важная причина, по которой я решилась взяться за перо».

В этом месте почерк, до того более или менее аккуратный, становится торопливым и неразборчивым. И это вполне соответствовало содержанию написанных им строк. Теперь это была уже не издевательская ирония с претензией на изящество стиля, а неприкрытая злоба. Несколько клякс, сорвавшихся с плохоочиненного торопливого пера, показались мне каплями яда, сорвавшимися с ядовитого жала их автора:

«Итак, милочка, я объявляю тебе войну. Войну не на жизнь, а на смерть, поскольку не смогу спокойно жить на этом свете, пока не увижу тебя в более подходящем для тебя костюме. Я имею в виду саван.

И тебе не помогут ни твои толстомордые приятели, ни твои миллионы. Потому что Бог на моей стороне. А если даже это дьявол, то тем хуже для тебя.

Это не угроза и не пустые слова. Я ни о чем тебя не прошу и не ставлю никаких условий. Что бы ты теперь ни предприняла, уже не изменит ни моего к тебе отношения, ни моих намерений.

Я ненавижу тебя и весь твой род, будь он проклят. Хотя и от себя я не в восторге.

Если ты сумеешь защититься или даже победить – ну что же – значит, такова моя судьба. Но я предупреждаю, сделать это будет непросто. У меня благодаря тебе нет ни средств, ни возможности появляться в городе открыто, но даже если ты носа не высунешь из своего дворца, я и там тебя достану.

Без уважения, Л.»

Дерзкое по форме и возмутительное по содержанию послание, написанное непривыкшей к перу рукой. Но строчки, окончательно выведшие меня из себя, были дальше. Будто бы вспомнив о самом главном, Люси приписала снова аккуратным почерком:

«P.S. А муж твой все-таки любил меня, а тебя лишь терпел, боясь потерять твое состояние».

Словно мерзкое насекомое, нащупанное в темноте рукой, я отбросила эту бумажку прочь. А пару мгновений спустя, запалив с двух сторон о горящую свечу, бросила в камин и с удовольствием наблюдала, как потемневшая бумага трещит и корчится в объятиях пламени, словно не желая быть уничтоженной.

Немного погодя я пожалела об этом, потому что поняла: именно на эту реакцию и рассчитывала эта мерзкая девка и специально дописала эту чушь, в правдоподобие которой не поверил бы ни один человек на свете.

Но сделанного не воротишь, тем более, что у меня не было желания показывать кому бы то ни было эту пакость.

– Нет, – прошептала я, и слова эти прозвучали, как клятва, – я не побегу в полицию за помощью, тем более, что эта девка наверняка предполагала такую возможность и каким-то образом успела себя обезопасить. Я приму ее вызов, и скорее дам себя уничтожить, чем пойду на попятную. И клянусь всем святым – она сильно пожалеет о своем дерзком поступке.

Гнев – не самое благородное чувство, но, признаюсь, в этот момент кровь ударила мне в голову. Знай я тогда местонахождение своей врагини – не задумываясь, ринулась бы в бой. Но я даже не могла себе представить, где, под какой колодой она нашла себе пристанище, и была вынуждена оставаться в бездействии, несмотря на то, что сердце готово было выскочить из грудной клетки и полететь на ее поиски.

Время было уже позднее и Алена, с подозрением поглядывая на то, как ее раскрасневшаяся хозяйка расхаживает из угла в угол со сжатыми кулаками и буквально мечет искры из глаз, стала накрывать на стол. Собрав остатки своего хладнокровия, я заставила себя поужинать, и с удивлением обнаружила, что записка Люси смогла испортить мне настроение, но уж никак не лишить аппетита.

А, закончив ужин и отправив Алену к себе, я пошла в бывший мужний кабинет и присела там к его рабочему столу.

До этого дня я старалась не заходить в эту комнату без особой нужды. Осознание смерти близкого человека – процесс длительный. Смерть – одно из тех сокровенных таинств, познать и принять которые не так-то просто. Целый год едва ли не каждую ночь мне снилось, как я встречаю Александра и убеждаюсь, что он не умер, а жив и здоров. Видимо, эта надежда на чудо подспудно жила все это время в моей душе, и именно она заставила меня сохранить его комнату в том виде, в котором она находилась за пару дней до гибели хозяина. Но, зайдя туда однажды, я уже не покидала ее в течение долгих лет. То есть кабинет Александра отныне стал моим кабинетом, и именно в нем я уединяюсь всякий раз, когда мне нужно сосредоточиться и подумать.

С годами это стало даже не привычкой, а необходимостью. Но в тот вечер я зашла туда впервые…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Повторяю, я ни на секунду не допускала мысли, что в возмутительной приписке к письму содержится хоть какая-то правда, но, когда в голову пришла идея проверить хотя бы теоретическую возможность подобного положения вещей, не стала гнать ее от себя. Потому что сам страх перед мыслью предполагает, что человек опасается, что мысль эта может оказаться правдой. То есть это свидетельствует о его сомнениях в истинности его убеждений.

Так православный священник крестит себе лоб всякий раз, как только в голову ему приходит… Нет, не сомнение, а просто нормальная человеческая мысль о бытии кого-либо из святых или самого Иисуса Христа, кажущаяся ему слишком смелой.

А этот страх не свидетельствует ли о том, что подспудно в нем живет страх и неуверенность в собственной вере? Настоящую веру не поколебать подобными вещами.

И поколебать мою веру в Александра, в его любовь ко мне, его порядочность и верность, Люси не удалось бы при всем желании.

И все-таки я вздохнула облегченно, когда, сопоставив все известные мне факты, пришла к выводу, что Александр не только не мог иметь с этой девкой какой-либо связи, но даже не знал о ее существовании. Иначе он обязательно рассказал бы мне о ней. Ведь она была дочерью его лучшего друга.

Позволю себе снова напомнить читателю о своем существовании, и вот по какому поводу. Тетушка моя обладала удивительной для женщины, я бы сказал, совершенно мужской логикой, и меня это не раз в ней поражало. В предыдущем же выводе невооруженным взглядом обнаруживается очевидная логическая ошибка, которую она не замечает по одной единственной причине: она попросту не хочет ее замечать. Именно поэтому ее и устраивает это более чем сомнительное доказательство.

Что поделаешь? Несмотря на все уникальные Катенькины способности, она тем не менее всегда оставалась женщиной. Хотя, справедливости ради, добавлю: не только женщины способны на подобный самообман. «Обманываться рад», – написал в аналогичном случае гениальный Пушкин, а в его половой принадлежности сомневаться не приходится.

Следовательно, написала она это с единственной целью – вызвать естественное отвращение к своему посланию и таким образом принудить меня его уничтожить. Когда я окончательно поняла это, меня слегка покоробило: неприятно с точностью выполнять намерения твоего врага. Гораздо приятнее было бы, посмеявшись над его примитивной уловкой, оказаться выше своих эмоций. Но, повторяю, сделанного не воротишь. Тем более, что показывать это письмо я на самом деле никому не собиралась, а сама, даже вопреки желанию, запомнила его от первой до последней строчки.

Сразу же скажу, что не прошло и дня, как у меня появился серьезный повод пожалеть о своем поступке. Не сожги я этого письма, обстоятельства наверняка сложились бы иначе. Но, как говорят, что ни делается – все к лучшему, хотя человек не всегда в состоянии это осознать. Иными словами – пути Господни неисповедимы. Но обо всем по порядку.

Я собиралась изучить кое-какие бумаги своего мужа, чтобы подтвердить или опровергнуть некоторые из своих последних соображений о проведенном мною расследовании. Но не успела изучить содержимое и одной папки, как вновь услышала на лестнице шум шагов. Притом, что голоса Анюты я не услышала.