Купцу беда, а Ермолаю – счастье.
Вернувшемуся почти от Ломовки встревоженному неудачей купцу на вопрос «не поднимал ли на дороге потерю» Ермолай ответил: «Нет, не поднимал». Купец в бешенстве погнал лошадей к Волчихе, но он точно не знал, где произошла потеря, на Ермолая нажимать он не имел права, ведь никто не видел, и взять не с кого. Вскоре купец промчался в пустом тарантасе к Арзамасу, а Ермолай в этот день с пашни вернулся с деньгами, припрятав их в надежном месте. А сам собой клятвенно решил построить часовню – памятник, чтобы она напоминала ему о постоянном долге и взывала к его совести. Насколько правдоподобно это событие, никто, конечно, не знает. Часовня все же была построена, а с Ермолаем впоследствии произошла беда. В начале двадцатых годов он чистил рыбу и костью заносил руку, рука разболелась. Приключился «Антонов огонь» (гангрена), и Ермолаю пришлось лишиться руки чуть ли ни по самое плечо. В народе суждение приняла такой оборот, что, мол, все же Бог наказал его за несправедливость. Жил в ту пору Ермолай на Слободе – третий дом от Воробейки.
Нам в детстве представляло большое удовольствие играть около часовни, с интересом рассматривать ее фигурную кладку из красного кирпича, заглядывать в ниши, в которые были вделаны иконы, залезать и дотрагиваться рукой до самого крестика и кувыркаться на жердях загородки, которая была сделана вокруг часовни. Тут же в прогоне были полевые большие ворота, кататься на них для нас было большим удовольствием и потехой.
Самым замечательным в селе перекрестком является, конечно, Моторский. Здесь сходятся три улицы: «Главная», «Мотора» и «Забегаловка». Этот перекресток находится почти в самом центре села, близость озера, церкви и всех особенных мест села.
На этом перекрестке еще в прошлом столетии был построен кабак: это типичное здание с двумя помещениями и крытым крыльцом, обращенным на юг. В одном жилом помещении жил сам содержатель кабака, а в другом собирался народ, преимущественно мужики, любители выпить и послушать разные диковинные истории и происшествия, которые рассказывали здесь. Содержателем кабака был некий Дунаев Иван, попавший в Мотовилово еще в прошлом столетии. С ним произошла история, после которой он и обжился в Мотовилове.
Иван Макаревич Дунаев родом откуда, точно не знал ни один мотовиловец, по его рассказам, когда он появился в Мотовилове, мужики узнали, что он долгое время бурлачил на Волге. Испытал всю тяжесть бурлацкой жизни и имел от природы молодецкую силу, смелость и предприимчивый рассудок в голове. Не найдя счастья на Волге, судьба перекинула Ивана в Пензенскую губернию, где он нанялся к одному богатому барину кучером и прожил у него больше года, проявив свой смекалистый ум, сноровку и мастерство в своем кучерском деле. Вскоре барин уверился в Иване как в самом себе и не позаботился поинтересоваться его паспортом и местом происхождения. Завистливая мысль жить самому в богатстве и иметь влиятельное положение в народе ни на минуту не покидала буйную голову Ивана. В его мозгу обосновалось желание во что бы то ни стало разбогатеть, поселиться в каком-нибудь отдаленном краю и заняться торговлей на удивление всем людям.
Однажды случай подвернулся сам. Как-то в летнюю пору его барин сильно захворал и был вынужден поехать в Пензу к знакомому врачу для лечения. Провожать барина поехала его молодая жена, с ними, как обычно, надежный во всем кучер Иван Дунаев, служивший у барина под чужим именем Макара Игнатьевича Сухова. По приезде в Пензу больного положили в больницу под надзор доктора, с которым барин имел тесное знакомство. Ехать в обратный путь пришлось вдвоем, барыня с кучером Макаркой. Еще в городе барыня по простоте женской своей проговорилась, что доктор отказался взять вперед в знак благодарности солидную сумму, предназначенную за лечение.
Тут-то в Макаркиной голове и засела мысль, и мгновенно созрел план воспользоваться деньгами и скрыться. Дорога от Пензы до имения проходила, кстати, по лесным глухим местам, и тянулась она более тридцати верст. Выехать из города Макарка уговорил барыню в ночь, мотивируя тем, что ночью ехать прохладе, не так уморишься от зноя и не будут донимать слепни. На предосторожность барыни, что в лесах могут напасть разбойники, которые могут ограбить, да еще и наохальничать, Макарка с заметным волнением опасения барыни развеял. Говорит, «мы объедем опасные места другой дорогой и разбойники нам нипочем. Да и кони у нас неплохие, не подведут». А слова барыни только подкрепили и уточнили план действия в его голове во всех подробностях. Барыня о выезде в путь ночью согласилась, благо сам барин из-за болезни не в состоянии отговорить ее от неблагоразумного решения.
Поздним вечером они выехали за город и направились к имению. Отъехав с полпути, они стали приближаться к опасным местам, где могли скрываться разбойники. Здесь начинался глухой лес. Как было раньше условлено, Макарка вдруг свернул коней своих влево, на еще более глухую и почти непроезжую дорогу, которой он раньше проезжал по случаю заблуждения. При подъезде к Глубокому лесному оврагу, прозванному «Гортовым» болотом, наполненному водой омуту, у Макарки в голове роям закопошились мысли, перегоняя одна другую. Сердце молотком застучало в груди: «Как раз, наверное, полночь? Как раз, наверное, половина пути? Пора действовать!» Подъехав к самому омуту, Макарка остановил лошадей. На лице у барыни инстинктивно вспыхнула тревога. «Чего остановились?» – спросила она, сидя в глубине тарантаса, прижавшись к задку. «Вот здесь надо покормить лошадей», – ответил Макар, а сам разъяренным львом бросился к побледневшей барыне. В испуге и ужасе она хотела было закричать, но широкая горячая потная ладонь двадцатипятилетнего Макарки плотно прилипла к ее нежным губам, захлопнула рот. Сильное, бушующее тело Макара навалилось на барыню, рука его поспешно, с нахальством, затрепыхалась в ее бархатном платье, отыскивая подол…
Заморосивший дождь как раз кстати и на руку действовал в пользу Макарки. Изнасиловав барыню, он, он с разъяренной резвостью выхватил из передка тарантаса топор. Сильный удар обуха с хрустом обрушился на голову барыни. В приступе сильного испуга и ужаса она не успела даже громко крикнуть, а только охнув, поникла всем телом, распластавшись по всему тарантасу. Для надежности он нанес по голове барыни повторный удар.
Тело барыни судорожно потянулось и рассталось с жизнью. Лошади, почуяв кровь, беспокойно запряли ушами и затопали ногами – Макарка поспешно привязал их к дереву. По-собачьи дыша открытым ртом, Макарка подскочил к телу барыни, черная вмятина, зияющая повыше переносицы, заставила невольно с