10
Дорогая Ида, моя нечаянная радость и великая моя печаль.
Нет нужды говорить о том, что я тяжело скорблю, не видя, не слыша Вас и не имея возможность высказать многое, о чем надо сказать другу; еще более скорблю о Вас, что Ваша душа, близкая и дорогая мне, вышла в эту нехорошую полосу духовного безразличия. Так давно, давно я не вижу Вас, и не могу сказать с Вами слова по-дружески; приходится видеть Вас лишь мимоходом, лишь наторопях, лишь по поводу чего-нибудь, или лишь в сопровождении других лиц! И я опять привык молчать, опять «инцистировался», ибо наторопях и при других все равно не соберешься с мыслями!.. Ну, пусть будет так!
Сделаю Вам маленькую выписку из моего дневника этого года, показавшуюся мне очень характерною по связи.
«21 августа/3 сентября 1922. Александрия. Дорогое Солнышко, будем ли мы видеться зимою?» «Но ведь я не знаю, когда можно прийти к тебе с уверенностью, что ты в своей зачерствелой суровости не вздумаешь отвернуться от меня! Один день ты можешь быть мне рада, а в другой я окажусь для тебя в тягость». «Ах, Солнышко, да ведь для этого надо, чтобы я не черствела, не мерзла, чтобы ты приходило, отогревало, мягчило мою жизнь!» (Это беседа земли, которая предчувствует близящуюся осень, с уходящим Солнышком!)
«11/24 октября 1922. Петроград. Солнышко скрылось, и земля застыла…»
«30 декабря 1922/12 января 1923. Петроград. Солнышко опять пришло, посветило на остывшую землю – и удивилось, как это все на ней изменилось с тех пор, как оно было здесь последний раз… Да чему же ты удивляешься, дорогое Солнышко?! Ведь без тебя некому было обогреть землю, и жизнь на ней стала быстро облекаться в защитные оболочки, из которых ей надо снова вырваться, чтобы потянуться к твоим лучам!..»
«Человек придумывает себе самооправдания, „экономические истины“, которые бы защитили его от жизненного труда, совершенно так же, как низшее животное или растение замыкается в свои цисты и защитные оболочки. Но приходит день, когда человек молит: спасите, спасите меня от моих защитных оболочек, от этих коконов, в которые я себя закрыл!.. Слишком долгое занятие самоутверждением и самозащитою делает из человека инпистированное, исключительно самозамкнутое, принципиально одинокое существо, которое задыхается и не может выбиться к свету из своих так строго очерченных границ!.. Куда деваться от маховских защитных, экономических, энтропических „истин“?..»
«Секрет познания и любви, и вхождения в Чистую Истину в том, чтобы суметь уйти от самого себя, от самооправдания, от самозащиты, и войти в предмет любви и познания, и созерцания – ради него самого!»
«Уходи, уходи от своих „истин“ самооправдания и самозащиты, – протяни, протяни твои руки к подлинной Истине – Любви, какова она есть вне и выше тебя!»
«6/19 января 1923. Петроград. Истина закрывается от тебя и уходит от тебя оттого, что ты перестал „исчезать в ней душою“, исчезать очами в ней, забывать ради нее свое личное самоутверждение. Кому же, как не Истине, почувствовать твою самозамкнутость, твою закрытость для нее? Ведь Истина на то и Истина, что ее нельзя обмануть! Покамест ты в самом деле исчезал в ней ради нее, она была с тобою!..
…Да, Истина подлинная вне меня и более меня! И могу я наслаждаться ее приближением лишь настолько, насколько ради нее разрываю свои самооправдания, свое самоутверждение, свой самозамкнутый покой!..»
«7/20 января 1923. Петроград. Бессознательное самоутверждение начинается с того, что по мере ослабления влечения к блеснувшей, обязывающей и призывающей Правде и Красоте человек начинает возвращаться на свои прежние, привычные, проторенные пути и начинает оправдываться, что это и к лучшему, что труд и напряжение миновали, а возобновилось опять легкое, привычное, простое, ибо мол – такова моя „природа“! Ссылка на „природу“, на индивидуальные свойства и т. п., это характерное подыскивание консервативного самооправдания тому, что с пути напряжения и труда люди сошли на путь успокоения и покоя, на путь энтропизма!.. Но вот что тут замечательно: настоящее, подлинное, на всю жизнь незабываемое счастье человек переживает лишь в эти напряженные и мучительные моменты подъема и труда, когда он хоть временно выходил из себя и видел то, что выше его! Должно быть, подлинная-то „природа“ наша именно в том, чтобы уходить от того, что мы сейчас есть, в то, что выше, – уходить от себя в высшее! „Естество наше делаемое есть“. „Человеком нельзя быть, им можно только делаться!“ „Тесны врата и узок путь, ведущий в Царство, широки же врата и удобен путь, ведущий в пагубу!“
Но вот еще один из лукавых и тонких видов тайного самоутверждения – говорить красивые слова, красивыми словами заштопать то, что в тебе смутно и неправильно!.. Лучше умолчи и молись почасту, как мытарь: „Боже, милостив буди ми грешному!..“»
Итак, я умолкну. Простите, хороший мой человек, что выписал Вам эти внутренние мои беседы во дни радости и скорби! Но, может быть, не посетуете во имя наших александрийских бесед!
11
20 января 1923. Петроград
Очень огорчен, что не удалось видеть Вас в прошедшую субботу на 10-й линии. Я как-то странно разошелся с Вами в помещении курсов, оставался там до 5 1/2 часов в ожидании осмотра наших комнат администрацией рабфака. Но мне сдается где-то в глубине души, что Вы и не хотели меня видеть. Однако, если бы Солнышко когда-нибудь вспомнило о земле, которую некогда согрело, и пришло посиять на нее, это было бы доброе дело со стороны Солнышка и счастливый день для земли. Но пусть пришло бы милое Солнышко не в сопровождении других людей, не по деловому поводу – за лягушками, за книгами и т. д., – а ради того, чтобы земля могла сказать ему свое и услышать от него целящее дружеское слово! Пусть будет, впрочем, так, как лучше для милого Солнышка, – пускай оно сияет «на злыя и благия» там, где велит ему Бог!
Я счастлив уже тем, что знаю Вас. Вы были для меня вполне незаслуженным собеседником, незаслуженным счастием, Божиим даром.
Нынешнее отчуждение Ваше от меня я признаю вполне заслуженным, хоть и больно оно для меня. Только хочу от всей души, чтобы поскорее ушло от Вас безразличие, чтобы засияли Вы людям Вашими правдивыми и милыми глазами! Пускай растет, главное, пускай растет Ваша прекрасная душа, пускай не коконизируется, пускай не инпистируется, пускай поднимается и раскрывается в полноту Авраамовой и Исааковой веры, увенчиваемую их бесконечным потомком Христом!
«Христе, Свете Истины, просвещая и освящая всякого человека, грядущего в мир. Да знаменуется на нас свет лица Твоего, да узрим в нем Свет неприкосновенные Ти славы…»
Сегодня была у меня Вера Александровна Россовская. Говорила о Вас с симпатией и просила передать Вам привет.
О том, что Вы не хотите сейчас работать в моей лаборатории, странно и говорить, что я могу «сердиться». Как же тут сердиться? Рад и тому, что подаете надежду работать в будущем. Это уж такая, должно быть, моя «планида», что мне суждено питаться все надеждами! Так повелось с осени. Приходится признать, что помощников и сотрудников у меня нет. «Морализировать» тут нечего, ибо мораль и «морализирование» начинаются обыкновенно там, где уже кончено и потеряно живое дело любви! Где нить уже оборвалась, начинаются запоздалые по своему существу ламентации на тему: надо вот так, должно быть вот этак и т. п. И я думаю, что морализирование – дело вообще жалкое, скучное и ни гроша не стоящее! Огорчен я, конечно, очень сильно; но это вряд ли для кого-нибудь важно! Буду счастлив видеть Вас во всякое время, когда Вы придете согреть горячо преданного Вам, ждущего Вас
А. УхтомскогоЕсли бы Вы были так милы и милостивы, что в самом деле собрались бы ко мне, то предупредите меня заранее, когда придете. Прошу об этом очень! Пришлите открытку! Для меня верней всего было бы в понедельники вечером. Простите, радость моя!
12
15 апреля 1923. Петроград
Дорогая Ида, на случай, если Вы пожелали бы быть на докладе о Вашей летней работе, сообщаю, что доклад будет сделан в отделении зоологии и физиологии Петроградского Общества естествоиспытателей в этот четверг 19 апреля в 7 час. вечера. Повестку прилагаю.
Примите мое приветствие с днем Вашего двадцатилетия, которое исполнилось или исполнится в эти пасхальные дни. Дай Бог Вам света, счастия и необманной радости. Буду счастлив, зная, что Вы счастливы.
Проходя по университетскому коридору, случайно прочел в одном объявлении, что Вы освобождены от платы за учение в 22/23 академическом году. Если Вы об этом еще не знаете, я рад сообщить Вам эту весть.
Ваш преданный
А. Ухтомский13
28 апреля 1923
Дорогая Ида, я очень прошу извинить меня, что долго не исполнял Вашу просьбу относительно передачи доклада о сенсорной и моторной доминанте. Мне надо было сделать перечень использованной литературы, и на это ушло после доклада несколько дней! А с следующего затем понедельника я заболел какой-то инфекцией, пролежал в постели до сегодня (до субботы 28 апр.), и только теперь могу отправить Вам копию с доклада, читанного 19 апреля.