Читать интересную книгу Повседневная жизнь «русского» Китая - Наталья Старосельская

Так что папа с 13 лет начал общаться с лошадьми. Позже он попал к японцу-хозяину, японец увидел, как он, легкий, невысокого роста, общается с лошадьми, совершенно их не боясь, и начал его учить на жокея. У отца открылся явный талант к этому, а ипподром, как и во всем мире, был в Харбине очень высоко ценимой спортивной культурой. Как и везде, люди ставили на тотализатор большие деньги, проигрывали, выигрывали. И одно из ярчайших воспоминаний моего детства — это горки, уставленные кубками. Папа объездил не только весь Китай, но и Гонконг, и на скаковых, и на рысистых, наполучал премий и гонораров, а затем он отделился от хозяина и открыл свое дело вместе со старшим братом. К тому времени сестры вышли замуж, одна уехала в Австрию, другая в Америку. Году в 90-м я вычислил американскую линию, но никаких сантиментов там не возникло, возможно, они довольно настороженно отнеслись к тому, что у них нашлись родственники в России в период перестройки.

Открыв свое дело — это был конный завод по производству спортивных лошадей, — они с братом научились выращивать и воспитывать этих лошадей, ездили по аукционам, много путешествовали. Видимо, в связи с этим отец, кроме китайского и японского, прекрасно знал английский язык, немецкий, а кроме того идиш и иврит. Отец прекрасно знал молитвы, прекрасно пел и меня научил, хотя ни идиш, ни иврит я, к сожалению, так и не выучил.

Отец был очень дружен со своим старшим братом, мы и в Советский Союз приехали в 1961 году вместе. Для меня дядя совершенно святой человек. Никакого специального образования у него не было, но он был невероятно начитанный человек, знающий, широко образованный. Я вообще удивляюсь, как в то время люди, не заканчивая никаких университетов, были настолько образованы. Правильно говорят китайцы: знаешь один язык — проживаешь одну жизнь, знаешь два языка — проживаешь две жизни… Может быть, за счет такой вот полилингвистики они были, по моим ощущениям, так образованы. Все они много читали, участвовали в любительских спектаклях, посещали частную Харбинскую оперу, если приезжали гастролеры, считалось обязательным побывать на их спектаклях и концертах. Не было для них проблемы угадать, откуда эта ария или из каких романов мировой классики эти персонажи.

В 70-м году умер дядя. А женат он был… вот ведь интересная судьба. Екатерина Ивановна Кашпур, моя золотая тетка, была неграмотная русская крестьянка, уже на моей памяти она брала уроки, училась читать и писать. Она нанялась к моему дяде Евсею экономкой, он не был женат, и надо было вести хозяйство. Они сошлись, детей, к сожалению, у них не было, но, должен сказать, такой нежной любви я не помню даже между своими родителями, несмотря на всю социальную, культурную разницу между дядей и тетей.

А вот история маминой линии.

Мой дед из-под Винницы, фамилия его Ярхо. Он был рекрутирован в конницу где-то в году 1912-м. У него только-только родился сын. А в 1914-м началась война, и в одну из первых же атак немцы, вычислив направление ветра, пустили газ и, фактически, все там и полегли. Деда вытащили, с трудом реанимировали, но воевать он уже не мог, всю жизнь мучился легкими. Его комиссовали, он вернулся в свое местечко. Шла война, надо было куда-то деваться, а куда? Не на Запад же. Услышали о русском Клондайке, Маньчжурии, и отправились туда через всю Россию, ехали больше месяца. И, наконец, добрались до Харбина. Жили они очень скромно, мама, как и отец, закончила русскую гимназию, а потом ее тетка, владевшая книжным магазином на очень фешенебельной Китайской улице, пригласила ее поработать продавщицей. И вот мой папа однажды зашел туда и увидел очаровательную восемнадцатилетнюю девушку, Раису Ярхо. Он не был женат, несмотря на то, что ему был уже 31 год. Они вскоре обручились и поженились.

Сначала у них родилась моя сестра, Эсфирь, а потом уже я. Эсфирь закончила музыкальное училище и до сих пор работает в Новосибирске в хореографическом училище. У отца была заимка, была машина, году в 52—53-м закрыли ипподром, нормально жить возможно было в том случае, если существовало какое-то подсобное хозяйство. К счастью, у нас была ферма. Были лошади, каждое лето мы уезжали на ферму, и я ускакивал далеко в степь, встречал кочевавших по внутреннему Китаю монголов; они были очень гостеприимны, кстати, двуязычны, общаться с ними было очень любопытно.

Может быть, потому что мы были в окружении довольно контрастной культуры (ведь в Харбине жили в основном европейцы), русские чувствовали себя особенно соединенными. Все русскоязычные считали себя русскими, потому что принадлежали к русской культуре, а уж в какой храм кто ходил — это дело частное. Я думаю, может когда-нибудь и наше общество дорастет до такой терпимости, до такого уровня культуры?..

В пашем классе было одиннадцать национальностей. BIO классе нам стали преподавать Конституцию СССР, преподавал вице-консул посольства СССР. Нам раздали брошюры, по которым мы должны были учиться, запоминая федеральную структуру СССР, названия всех республик, их столицы, численность населения. Не живя здесь, понять и запомнить это было невозможно.

Но я вспоминаю один случай. На первом же уроке иице-консул раскрыл журнал и начал знакомиться с нами, и мы вставали, когда называли нашу фамилию: «Абрамова… Садись. Беляев… Садись. Гоберник… Садись. Дзо… Садись. Так, Дзо, а ты кто по национальности?» — «Русский». — «Так… А отец у тебя кто?» — Отец у меня китаец». — «Так… А мать у тебя кто, русская?» — «Мать у меня кореянка». — «Так…» Я до сих пор помню это ощущение, когда нам казалось, что у него мозги скрипят всеми шестеренками. И — снова. «Так отец у тебя кто?» — «Китаец». — «А мать кто?» — «Кореянка». — «Ну так а ты кто?» — «А я русский».

Мальчику было удивительно, как этот большой человек не в состоянии понять таких простых вещей.

Было очень много смешанных браков: отец китаец, мать русская, это чаще. Отец русский, мать — кореянка или китаянка, это было реже. Я уж не говорю о том, что после того, как советская армия вошла в Харбин, очень многие были без отцов. Я учился с ребятами, у которых были и польские, и чешские, и венгерские корни; конечно, все политические страсти и бури начала XX столетия отразились на своеобразной «национальной карте» Харбина. Мы все были растворены в русской культуре, несмотря на то, что в моем, например, доме соблюдались еврейские обычаи. Да и в каждом доме соблюдались свои национальные обычаи, что совершенно не мешало усваивать и чужие традиции. Наоборот! Мы начинали с еврейской Пасхи с ее традиционными блюдами — кнейдл, шейками с тушеной морковью, тейглах и пряниками на сладкое, а заканчивалось это пиршество куличами, крашеными яйцами, пасхой. А потом мы ждали татарские праздники, потому что все обожали «чак-чак». Все национальные отличия я узнал и получил в полной мере уже здесь. Еврей, родившийся в Китае и воспитанный в русской культуре, это все равно, что «какой ты национальности, Дзо?». Чересчур экзотично!..»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});