-- Я не знаю...
-- Неправильный ответ, - ударил офицер узника в живот. - Спрашиваю еще раз: куда они направились? Отрицательный ответ я не приму. Молчишь? Я знаю, как развязать твой поганый язык, - злорадно оскалился он и подошел к столу, на котором был томик избранных произведений Лорки. Взяв книжку, он посмотрел на узника. Страх отразился на его изуродованном молнией лице.
-- Не трогай книгу. Я не ведаю, куда они держали путь.
-- Неверный ответ, - сказал Гильберт, вырвав страницу и отбросив ее на пол.
-- Нет, не вырывай листы, я ничего не знаю.
-- Чем дольше ты притворяешься, тем тоньше твоя книжечка.
Охранник вырывал страничку за страничкой, и сердце заключенного бунтовало от негодования.
-- Я не знаю! Не знаю! Не знаю! - вопил он, но офицер сомневался в его искренности. - Молю, не тронь мою книгу...
-- Молишь? - с издевкой бросил тот. - Выложи планы Скотта и Паркера, и я верну тебе это, - захлопнув книгу, потряс он ею в руке. - В противном случае не видать тебе больше никаких книг из библиотеки.
-- Хорошо, хорошо, я скажу тебе, где они...
Зек что-то пробормотал, и Гильберт, не расслышав его, подошел поближе. Это было его ошибкой. Узник стянул перчатку с руки и молниеносно ухватился за кисть охранника. Тот встрепенулся, хотел отдалиться, но Человек-шок держал его мертвой хваткой. Гильберт завопил и затрясся от болевых ощущений, приносимых сильным электрическим разрядом. Заключенный радовался его мукам и злобно повторял: "Умри! Умри! Умри!". Он был не в себе, зверь, которого он схоронил в своей душе, вновь воскрес. В нем снова пробудилась жажда убивать.
На крик Гильберта прибежали охранники, они поразились увиденному. Офицер лежал на полу и дергался в смертных конвульсиях, а рядом, прикованный к стене, сидел узник с книжкой в руке и оплакивал каждую потерянную страничку.
Дарела Паркера нашли на следующее утро на рифах "Малого Алькатраса". А Джона Скотта обнаружили на скалистом берегу у моста Голден Гейт подростки. Он доплыл до самого форта Пойнт, и ему не хватило совсем немного, чтобы попасть в Сан-Франциско. Подростки сообщили в полицию о найденном теле неизвестного мужчины. Полицейские обнаружили, что человек этот получил множество ушибов и окоченел, но все еще был жив. По одежде они быстро определили, что это был беглец из Алькатраса. Он был без сознания, и инспектор, понимая, что каждая секунда дорога, немедленно отправил его в военный госпиталь армейского городка. У Джона была гипотермия из-за долгого пребывания в ледяной воде. Уже на следующий день оправившегося от шока заключенного отправили обратно на Алькатрас. Пробыв некоторое время в тюремном госпитале, он вернулся в свою прежнюю камеру, но не застал друга-соседа. От Томми он узнал о трагедии, произошедшей в ночь его побега, о гибели Гильберта и заочном приговоре, вынесенном убийце.
На Алькатрасе не было условий свершить смертную казнь и приговоренного должны были отвезти в Сан-Квентин, где его ожидала газовая камера. Однако утром сопроводители-охранники не обнаружили узника в камере. В стене вокруг окна была небольшая дыра, оттуда и выбрался наружу Человек-шок. Он продолбил ее в штормовую ночь, поэтому никто не услышал и не узнал о его деянии. Спрыгнуть с такой высоты и остаться в живых было невозможно, и охранники предположили, что он умер. Его тело искали, но так и не нашли.
-- Вероятно, течение унесло его в океан, - заключил свой рассказ Томми. Он помолчал с минуту, удрученный воспоминаниями. - Ах да, чуть было не забыл! Это я нашел на его столе, оно предназначено тебе, - протянул он Джону сложенную несколько раз бумагу. - Я никому это не показал.
Скотт, поняв намек, кивнул и торопливо направился в свою камеру, чтобы ознакомиться с содержанием послания. В самом верху пожелтевшего листа, вырванного из книги Гарсиа Лорки, над газеллой было нацарапано осколком красного кирпича:
Моему доброму гению Джону Паулу Скотту.
От друга, ставшего вольным ветром.
Газелла о темной смерти
Хочу уснуть я сном осенних яблок
и ускользнуть от сутолоки кладбищ.
Хочу уснуть я сном того ребенка,
что все мечтал забросить сердце в море.
Не говори, что кровь жива и в мертвых,
что просят пить истлевшие их губы.
Не повторяй, как больно быть травою,
какой змеиный рот у новолунья.
Пускай усну нежданно,
усну на миг, на время, на столетья,
но чтобы знали все, что я не умер,
что золотые ясли - эти губы,
что я товарищ западного ветра,
что я большая тень моей слезинки.
Вы на заре лицо мое закройте,
чтоб муравьи мне глаз не застилали.
Сырой водой смочите мне подошвы,
чтоб соскользнуло жало скорпиона.
Ибо хочу уснуть я - но сном осенних яблок -
и научиться плачу, который землю смоет.
Ибо хочу остаться я в том ребенке смутном,
который вырвать сердце хотел в открытом море.
Слезы жалости и раскаянья покатились по щекам Джона. Он понял, что побег его стал причиной гибели Человека-шока, и сознание собственной вины сделало эту потерю еще более горькой...
Спустя три месяца, 21 марта 1963 года, тюрьму Алькатрас закрыли. Заключенных перевели в другие федеральные тюрьмы. Джона Скотта и Дарела Паркера определили в тюрьму Марион. Джон и там искал пути к бегству, но все его попытки были безуспешны. Вскоре друзья, несмотря на их не слишком образцовое поведение, получили условное освобождение. Однако Джон, спустя несколько лет снова оказался за решеткой, на сей раз в тюрьме Флориды.
Джон Скотт скончался в конце 80-х годов, так и не обретя свободу. До последних своих дней он хранил память о своем друге из Алькатраса - человеке без имени и лица, без прошлого и будущего.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});