– Ты чего, слышь?
От толчка дубинкой из безвольного рта вместе со струйкой слюны за отворот борцовской майки медленно сполз потухший окурок сигареты. Обитатель камеры покачнулся и с размаху сел на пол, больно ударившись спиной о край железной «шконки». В спине что-то хрустнуло, но упавший даже не поморщился. Когда у человека нет намерения чувствовать боль при падении, он ее не почувствует.
– Ну и чё это значит? – невольно дрогнувшим голосом произнес конвоир.
Виктор видел, как бестолково мечутся мысли в глазах этого человека. И его можно было понять – картина была жутковатой. Потому сейчас конвоир пытался подобрать внятное объяснение происходящему, используя набор привычных шаблонов. Тех, что подходили под его описание мира. Нормальная реакция обычного человека, столкнувшегося с непонятным.
– Ясно, – вновь обретшим твердость голосом произнес конвоир. – Под дурачков косим. Причем всей хатой[7]. Видать, по карцеру соскучились. Ну-ну.
Объяснение было найдено. Мир вновь стал простым и понятным.
– Ладно, начальство разберется, – бросил конвоир. – Ну, чего встал?
Это уже относилось к Виктору.
– Руки за спину и на выход…
Потом был «боксик» – крохотная камера метр на метр с деревянной лавкой и дверью, упирающейся в колени. Часа через два незнакомый конвоир отвел Виктора в другую камеру.
Это была «одиночка». Такая же железная «шконка», небольшой стол, стул по другую сторону стола с вмурованными в пол ножками, отгороженный цементным бортиком унитаз, раковина. И окно, через которое сквозь щели в частых металлических полосах сочилась струйка попахивающего бензиновым выхлопом столичного воздуха.
Что ж, и на этом спасибо.
Виктор сел на шконку.
И только сейчас понял, как он устал.
Сил не было вообще. Ни в мистическим смысле, ни в обычном, человеческом. Поэтому, подумав, Виктор забрался на нары с ногами и, усевшись на них в позе лотоса, закрыл глаза.
Ведь, если ты действительно хочешь обрести утраченный Путь, тебе не нужно искать для этого особое место. Подойдет любое, даже место на жесткой тюремной «шконке», сваренной из железных полос.
* * *
– И давно он так сидит?
– Да уж порядком.
– Точнее.
– Два месяца и восемь дней.
– И вы ничего не предпринимали?
– Сообщили вашим. Пришел приказ: если живой – не трогать, пусть сидит. Ну мы проверили. Дыхание в норме, хоть и слабое, пульс нитевидный – еле нащупали. На раздражители не реагирует. Как до сих пор жив – непонятно. Не ест, не пьет…
– Самадхи[8].
– Что?
– Однонаправленная медитация.
– Простите, не понял?
– Неважно.
Майор оторвался от монитора и встал с кресла.
– Проводите меня к нему.
Начальник оперативной части СИЗО с подполковничьими звездами на погонах замялся.
– Но… это опасно.
Майор усмехнулся.
– Как же, слышал, как он вашу пресс-хату[9] прессанул. Кстати, они живы?
– Живы, – буркнул подполковник. – Только лучше бы он их поубивал.
– Для кого лучше?
– Для них. Они по сто одиннадцатой[10] шли. А сейчас все на дурке. И, похоже, до конца жизни. Бродят из угла в угол, слюни пускают, бормочут что-то… По мне, так лучше на зоне, но в своем уме.
– Если б что-то случилось с Савельевым, преимущества зоны кое-кто проверял бы на собственном опыте, – жестко сказал майор. – Идемте.
Подполковник пожал плечами. Бывают в жизни случаи, когда старшие по званию подчиняются младшим. Причем беспрекословно…
Майор перешагнул порог камеры. Подполковник сунулся было следом.
– Оставьте нас, – не терпящим возражений тоном сказал майор. – А также отключите видеокамеры и прослушку. И не вздумайте не подчиниться. Вы знаете – у меня есть чем проверить. Когда закончу, вызову вас по мобильнику. Выполняйте.
Подавив желание ответить «есть выполнять!», полковник вышел за дверь. И уже в коридоре удивился сам себе – подобное желание рапортовать и вытягиваться в струнку у него возникало последний раз в Академии МВД эдак с четверть века назад, и то после серьезного «косяка». Эх, кабы был этот майор да из другого ведомства…
Сплюнув себе под ноги, подполковник направился в пультовую выполнять приказ, втайне желая, чтобы сейчас попался ему кто-нибудь из подчиненных. Что называется, под «горячую руку»…
Майор неторопливо прошелся по камере, постоял, глядя на неподвижную фигуру, застывшую на «шконке» в позе лотоса, покачался с пятки на носок.
– Ну здравствуй, Виктор.
Фигура безмолвствовала.
Майор неторопливо прошел к центру камеры и, втиснув тело между столом и спинкой стула, расположился с относительным комфортом, положив на изрезанную бритвенными лезвиями столешницу крупные кулаки, расплющенные штангами и многолетними набивками о твердые предметы.
– Кстати, о самадхи, – сказал майор. – Оно, конечно, штука неплохая. Для тех, кому больше в этом мире делать нечего. Вот Пандита Хамбо-лама Даши-Доржо Этигелов Двенадцатый, как уселся восемьдесят лет назад – так и сидит до сих пор. И закапывали его, и откапывали – а ему все по барабану. А ну как вернуться надумает? Дарума[11] вон всего девять лет в самадхи пребывал. А вернулся – глядь, руки-ноги-то и атрофировались. Ты же еще и полгода не отсидел… Хммм… Каламбурчик получается, – сказал майор, окинув взглядом стены камеры.
Тело, сидящее на железных нарах, продолжало оставаться неподвижным.
Майор прищурился.
– Хорошо. Попробуем по-другому.
Его лежащие на столе ладони сложились вместе. Пальцы переплелись в замысловатую фигуру.
Воздух камеры вдруг словно сгустился, стал плотным и вязким. И в этом воздухе отчетливо стали слышны звуки, несущиеся от лица майора, хотя губы его не шевелились.
– Оннн… Бай… Шшши… Ра…
…Его обнимала Пустота.
И он сам был Пустотой.
Но все-таки между ними существовала какая-то незримая, едва уловимая граница, мешающая Ему слиться с Ней и стать единым целым.
Это невозможно объяснить словами.
Это надо почувствовать.
И он чувствовал эту границу…
И это было плохо.
Тот, кто намерен стать единым целым с Пустотой, не должен чувствовать ничего.
И значило это только одно – он все еще продолжал оставаться человеком…
…И сейчас другой синоби Стихии Земли готовился нанести ему удар, концентрируя сознание в дзюмон[12] «рин»…
Когда ты сам почти стал Пустотой, тебе не надо концентрироваться, произнося магические формулы. Достаточно просто немного изменить окружающее пространство…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});