ВИЛЬМОНТН.Н. О Борисе Пастернаке. Воспоминания и мысли. Стр. 62—63.
Молодая обиженная жена остается при госте.
Ольга Остроумова-Лебедева, написавшая три тома воспоминаний о своей жизни – о своих трудах, говорит: «Она note 2 предложила мне (это было после выставки моего портрета) вступить в члены общества «Лига равноправия женщин». Ей поручили мне это передать. Я подумала и отказалась, сказав ей, что моя защита прав женщин будет осуществляться в моей работе и ее успехе. Я этим лучше всего докажу право женщин на равноправие».
ОСТРОУМОВА-ЛЕБЕДЕВА АЛ. Автобиографические записки. Стр. 123.
Свое равноправие (скорее, превосходство) Евгения Владимировна доказывала всю жизнь, имея возможность не работать, получая от Пастернака пожизненную пенсию и занимаясь любимым хобби. Самым неукоснительным образом в любой литературе ее именуют художницей, и всегда получается более чем невпопад, поскольку ее цеховая принадлежность указывается всегда в контексте, где о профессиях не говорится (она ведь не вращается там, где один – художник, другой – певец, третий – архитектор, где она – там просто мужья и жены, она здесь – по этой линии). Но именуется строго по специальности.
Женя с сыном за границей, хлопочет о том, чтобы квартира, которой Борис должен озаботиться, была бы максимально большой. «Теперь слушай, Боричка, мы, даст Бог, справимся. Конечно, 1) у тебя должна быть комната для работы и 2) Женичка при нашей с тобой занятости должен быть в наибольшей степени изолирован от влияний».
Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.
Переписка… Стр. 208.
Борис только что писал о «жидове», о соседях, – Жене-нок должен быть огражден от соплеменников самым надежным образом. Но поскольку очень занятые отец и мать заниматься им не смогут, он должен иметь, конечно, свою комнату.
Пастернаку стало уже невмоготу тянуть на себе тяжелую, капризную и ленивую Женю с Жененком, и он хотел бы от них избавиться. Жененка он в 26-м году пробовал пристроить в семью Жони – сестры. Радостной, полной жизни семьи с ребенком не получалось, о нем шли какие-то «абсолютистские» разговоры о «необходимости безусловного избавленья», которые, заставляя продираться сквозь возвышенно-восторженные описания тонкости и глубины ребенка и почтительно-трусливые описания болезненности и таланта Жени, сводятся к однозначной и неприятной констатации, что Евгении Владимировне ребенок был в тягость. Он умилил бы ее только на руках у кормилицы – или во сне, как она описывает это со свойственной ей поэтичностью и чувственностью (немного слишком явно расчетливой, поскольку письмо имеет почтовый штемпель и отправляется к далекому мужу, холостые мысли которого должны иметь такой же конкретный, как на конверте, адрес). «О, если б можно было стать просто кошкой, лечь около него, отодвинуть его бочком, чтоб он со сна с закрытыми глазами потянулся к твоей груди и замурлыкал по-кошачьи сладко».
Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.
Переписка… Стр. 113.
Если сын в тягость матери – противоестественно отцу испытывать плотоядную семейственность. На этом этапе ребенок находится в юрисдикции плотской заботливости, а у мужчины этот инстинкт отсутствует. Самый любящий отец стоит рядом и смотрит глазами жены. Отцовская гордость, впрочем, может заставить посмотреть и самостоятельно. Если нет нянек и чтобы дать жене естественный отдых, муж берет на себя часть обязанностей и по уходу. Но не делит их тщательно пополам из-за ее лени и дурного нрава.
«Ревнуя к Копернику». Женя ревнует к Маяковскому – за то, что он, приехав с выступлениями в Ленинград, ходит (возможно) по Невскому и разглядывает витрины. А по городу расклеены его афиши. Женя пишет Пастернаку об этом с не пожелавшей себя сдержать откровенностью, злостью и небольшим вздохом облегчения: нашла чем ранить – отец Пастернаков, Леонид Осипович, был удачливее и успешнее сыновей. Сама Женя считает, что не имеет возможности ходить по городу, будучи связанной ребенком (который сидит с бабушкой и двумя нянями). Витрины, впрочем, Жене, вероятно, и впрямь недоступны: «Пастернак с помощью А.М., занимавшегося нумизматикой, продал золотую медаль, полученную по окончании гимназии, чтобы расплатиться за дачу в Тайцах».
ПАСТЕРНАК БЛ. Поли. собр. соч. Т. 7. Стр. 531.
(Е.Б. таких деталей семейственного быта не скрывает: ему важно вписаться в тезис Надежды Яковлевны Мандельштам о признаках истинной любви: сколько он на вас истратил?) Женя-большая пока его за это ненавидит. Маяковскому не надо ничего продавать, Лиля Брик может ходить с ним по Невскому под ручку. Женя Лурье уж не хочет быть столбовою дворянкой.
Плохо богатому (если богатство небезгранично, а сам богач скуповат, расчетлив или просто хочет знать, куда и зачем он тратит свои деньги, – и тем более если тратить он их решает не сам, а соответствующие указания даются ему новыми родственниками из семьи жены). У живущего в Германии Леонида Осиповича в только что переименованном в Ленинград Петрограде живет сестра. У этой тети Аси дочь Оля – старая дева, великий филолог, почти любовь юного Пастернака, кузина. Но Анну Осиповну больше (так говорят – «больше», хотя на самом деле, может, и немного меньше, но все-таки слегка превышающе границы, положенные истекшим после непосредственного родственного общения временем и расстояниями) заботит семья брата. Расклад в ней тете Асе ясен. Сын брата небогат (хоть и довольно успешен в не определившейся пока со статусом сфере литературы и даже – это еще чуть-чуть ненадежнее – поэзии) и женат на изящной женщине. Дочь (опять же брата) не чрезмерно хороша собой, но замужем за банкиром и человеком богатым. И вот тетя Ася, плененная стилем и явной (явленной) претензией Жени на лучшую долю, собирается писать письмо мужу дочери своего брата, мужу племянницы: он должен помочь шурину – его милой жене. «Тетя Ася была преувеличенно дурного мненья о состоянии наших финансов и о моих видах, и я только с трудом уговорил ее от писанья писем вам и зачем-то Феде».
ПАСТЕРНАК БЛ. Полн. собр. соч. Т. 7. Стр. 517.
У молодых Пастернаков есть жилье, они сыты. В годы, которые Анна Ахматова обозначила под пунктом № 2 в биографическом утверждении «пережила четыре клинических голода» (это были года, когда она действительно недоедала; во время войны и после ее знаменитого жданов-ского Постановления она жила жирно и сыто, как никто), семья Пастернаков не голодала. Женя, правда, была щуп-ловата, что шло вразрез с мужскими вкусами ее супруга, но над тем, куда бы отправить ее на поправку, ломать голову не приходилось – да просто-напросто к ее матери.
Та за причину признавала не скудость рациона, а напряженность нервов из-за не оправдывающего себя замужества («Женюрка, конечно, худенькая, раздражительная»). Меню, однако же, никаких нареканий вызвать не может: «Утром горячие оладьи на кислом молоке, яйца, кофе, в два часа – рыба, картошка, яблочные оладьи, какао, обед – уха, котлеты с макаронами, кисель… »
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});