Маттес. Да, чтобы поспорить! Если б я в церкви поспорить мог… Ну и что там было с вашей проповедью?
Пастор. Я ее всю построил на примере этого проклятого горба у Пауля. Отчасти — ему в утешение, отчасти — другим в назидание. «Каким, дескать, могучим парнем, — говорил я, — он раньше был. Не смирить его было ни силой, ни убеждением. А ныне должен он доказать силу внутреннюю — теперь, когда возложен на него крест господень…» (Мрачно.) Но тут являешься ты и снимаешь этот крест с плеч Пауля. Хоть бы денька три он его поносил! Никто бы не вспомнил тогда мою проповедь. Так нет же… И ты называешь это политикой сплочения блоков?
Маттес. При чем тут политика?
Пастор. А вот при том. (Повышая голос.) Послушай, Маттес. Твою идеологию я должен проглатывать молча, нравится это мне или нет. Но колдовские твои штучки — вот что меня доконает. Тут я могу стараться во время службы сколько угодно… Одна надежда, что теперь этот неверящий ангелочек все о тебе разнюхает! И тогда, колдун проклятый, она задаст тебе жару. А теперь — выкладывай!
Маттес. Что?
Пастор. Что ты сделал с Паулем, иначе…
Маттес. Иначе?
Пастор. За тобой же не только история с Паулем числится. Стоит мне только твоей Неверящей церковную хронику показать!..
Маттес (возмущенно). Пожалуйста, показывайте. Шантажируете меня, господин пастор?
Пастор. Ну ладно! (Шагнув к двери, задерживается.) Подумай как следует, парень! (Выходит, сердито хлопнув дверью.)
Маттес качает головой, на этот раз несколько озабоченно, и выглядывает из окна. Ангелика, очевидно, уже исчезла. Постояв немного в нерешительности, Маттес садится за стол, начинает работать. В дверь стучат.
Маттес. Войдите!
Матушка Ролофф (входя). Маттес?
Маттес. Да?
Матушка Ролофф. Куды мужик-то мой запропастился? Нынче он удобрения-то не разбрасывал! А пивная закрыта — выходной у них!
Маттес. Ах, матушка Ролофф… Ну и память у тебя! Сегодня он в клубе заседает, старик твой! Он ведь член совета по культуре, а не кто-нибудь! Нынче он предложит, чтобы в буфете там еще что-нибудь заказали, кроме «Балканского огня».
Матушка Ролофф. Ой, твоя правда!.. Побегу, побегу я — купить надоть хоть пару бутылочек… (Уходя, весело.) Мне ведь он тоже ух как по вкусу пришелся, огонь балканский!..
3
Вечер того же дня. Лунный свет пробивается сквозь окна. Маттес все еще за столом, спит. Он не шевелится, даже когда после короткого стука в дверь входит Ангелика. Она выглядит взволнованно, волосы растрепаны.
Ангелика. Маттес?
Маттес (просыпаясь). Да?
Ангелика (возмущенно). Спишь?
Маттес. Да, я спал. Я всегда сплю, когда кого-нибудь жду. (Встает, потягивается.) Очень рациональный метод для нижних чинов. Высшим не пригодится — они сами кого угодно ждать заставят.
Ангелика. Критикуешь?
Маттес. Нет. Констатирую факт. (Включив свет, с удивлением оглядывает ее.) Боже, на кого ты похожа?! Что, добралась-таки до дубравы?
Ангелика. Прекрати свои циничные замечания! Я была в деревне и попала в заросли шиповника. (Горько.) Вы что здесь, никогда не слышали лозунга: «Сделаем краше наши города и села!»?
Маттес. Именно благодаря ему и появились эти кусты — будущий наш розарий! Мы собирались даже его подсвечивать вечерами, да деревенская наша молодежь категорически против. Давай-ка я сбегаю к Лидии, принесу тебе другую одежду.
Ангелика. Еще чего! Она такая толстая…
Маттес. Ненамного толще тебя. А ну-ка. (Обнимает ее за талию.)
Ангелика. Руки прочь!
Маттес (удивленно). И правда ты тоньше! Тогда у меня кое-что для тебя найдется. (Подходит к сундуку, достает нарядное пестрое крестьянское платье.) Примерь!
Ангелика (недоверчиво). А чье оно?
Маттес. По наследству досталось. Его носила еще моя прабабушка.
Ангелика (на минутку забывает о своих бедах). Выглядит, будто из Дома моды! Ты правда хочешь, чтобы я надела?
Маттес кивает, улыбаясь. Ангелика бежит с платьем в чулан. Маттес тем временем убирает со стола книги, бумаги и, поразмыслив, снова достает бутылку и рюмки. Выйдя из чулана, Ангелика вертится перед Маттесом.
Ну как?
Маттес (оглядывая ее). Красота! Просто чудо!
Ангелика. Платье?..
Маттес. И платье тоже!
Ангелика (смотрится в зеркало). И это платье носила еще твоя прабабушка?
Маттес. Да, а после — бабушка, а потом — моя мать…
Ангелика. Выглядит совсем как новое.
Маттес. Они надевали его по большим праздникам. Кстати, ты действительно намного тоньше Лидии.
Ангелика (торжествующе). Правда? (Нерешительно.) Скажи-ка…
Маттес. Да?
Ангелика. Как у тебя с ней?
Маттес (простодушно). С Лидией? Все отлично. Мы выросли вместе, понимаешь? И всегда жили…
Ангелика (внезапно резким тоном). Душа в душу, я это уже слышала. (Видит бутылку и рюмки.) Это еще что?
Маттес (растерянно). Ты была такая веселая…
Ангелика. Я? Веселая? После всего того, что я о тебе узнала? Только не подумай, что я нарочно шпионила. Не понадобилось! Этих твоих «молчунов» просто распирает от желания поделиться с кем-нибудь своими наблюдениями.
Маттес. Да, вечером, когда стемнеет…
Ангелика. Пастор делился днем. Он нагнал меня на велосипеде.
Маттес. Так я и думал. Дождешься ты у меня, Рабгосподень!
Ангелика. Только не вздумай сводить с ним счеты! Я понимаю его возмущение. И разделяю.
Маттес. Вот он как тебя обработал!
Ангелика. Нет, он меня просветил. И просил о помощи! Чтоб я помогла ему против твоих штучек.
Маттес. Во имя отца и сына и…
Ангелика. Несмотря на свою религиозность, он стоит чуть ли не на партийных позициях. Даже не ругнулся ни разу.
Маттес. Старый подхалим! (Подходит к окну, кричит на улицу.) Стыдитесь, ваше преподобие!
Ангелика. Это ты должен стыдиться! Знаешь, что я о тебе думаю? (В сердцах.) Ты шарлатан, вот ты кто! Да-да, шарлатан! Используешь атавистические остатки языческого суеверия, злоупотребляешь наивностью и доверчивостью простых людей…
Маттес. Чем-то мне текст этот знаком… И ты идешь у пастора на поводу?
Ангелика. Будто я только с ним говорила! Но, по всей видимости, пока он один тебя раскусил! Другие…
Маттес. Что?
Ангелика (чуть ли не с отвращением). Я не верила своим ушам! Как они о тебе говорят — с восхищением! Как фанатики! Где еще так говорят о партийном секретаре?
Маттес. Да и здесь не всегда. Послушала бы ты их, когда я пытаюсь что-нибудь пробить! Ту же Лидию, например.
Ангелика. Да она предана тебе как собака!
Маттес. Лидия? Мне?
Ангелика. Да уж одно то, как она вбежала… Обнимала тебя!
Маттес. Лидия? Меня?
Ангелика. Не притворяйся! (Демонстрирует, как обнимала Маттеса Лидия, передразнивает ее слова.) «Ну, здравствуй, Матти! Наконец-то я вернулась! Я просто не могла там дольше выдержать! Ты рад?..»
Маттес (притягивает ее к себе). Конечно!
Ангелика. Отпусти меня. А как она о тебе говорит! (Вновь передразнивает Лидию.) «Когда он вот так, особенно, посмотрит!» Не смотри на меня так! Меня не загипнотизируешь.
Маттес. Да я и не собирался. Я удивляюсь, и все.
Ангелика. Ты еще не так удивишься! Садись!
Маттес. Только после тебя.
Ангелика (садится на место Маттеса за столом). Убери все это.
Маттес (убирает бутылку, бокалы). Если ты настаиваешь…
Ангелика. А теперь сознавайся наконец во всем. Честно! Во-первых, что ты сделал со Скрюченным Паулем?
Маттес. Оставь это.
Ангелика. Почему?
Маттес. Это дело особое. И никого, кроме меня и Пауля, не касается.
Ангелика. Вот как? А знаешь, какие ужасы об этом рассказывают? Будто ты в ночь весеннего солнцестояния между двенадцатью и часом вошел к ним в дом задом наперед и…