Читать интересную книгу Открытое сердце. Открытый ум. Пробуждение силы сущностной любви - Цокньи Ринпоче

На протяжении веков основные школы дробились на более мелкие. Такое развитие событий понять несложно, если представить себе регион, разделённый многочисленными горными грядами на долины, едва связанные между собой узкими тропами, протоптанными горными козлами и прочими дикими животными. Такие географические особенности сильно затрудняли сообщение и перемещение из одной местности в другую даже в течение той пары коротких тёплых месяцев передышки от бесконечно долгих и тяжёлых зим, когда толщина снежного покрова превышала высоту человеческого роста, а температуры опускались существенно ниже нуля. Учителя в этих труднодоступных местностях создавали слегка отличающиеся друг от друга учения и практики, но никогда при этом не отклонялись от сути буддийских принципов.

Одна из новообразовавшихся традиций известна как школа другпа кагью. Другпа в переводе с тибетского означает «дракон». Во многих культурах он считается древним и мудрым существом. Шёпот дракона – учения другпа кагью – обладают необычайной ценностью. Основатель школы Дрогон Цангпа Гьяре Еше Дордже был учеником тертона по имени Линг Ренгпа, который открыл несколько особо ценных терма, спрятанных Речунгпой. Впоследствии они и вошли в канон учений школы другпа кагью.

Это был краткий вариант истории тибетского буддизма!

Теперь вообразите себе отчаяние подростка, стоящего перед необходимостью выучить развёрнутую версию. Я забыл добрую половину имён и дат жизни всех тех людей и событий просто потому, что был не самым добросовестным учеником. А ещё, честно говоря, и потому, что мне интереснее передавать усвоенные на собственном опыте уроки по-настоящему нуждающимся в них людям.

Многие из этих уроков передавались по линии Цокньи Ринпоче, которую хранили и оберегали учителя традиции другпа кагью.

Посему для того, чтобы исполнить свою роль учителя, мне предстояло выяснить, кем я являлся.

Перерождения

Первый Цокньи Ринпоче родился в середине XIX века и в совершенстве освоил все учения линии другпа кагью. Он также открыл некоторые особенные техники и практики, о которых знал только Речунгпа и которые были сокрыты в течение тысячи лет.

Согласно традиции, первый Цокньи Ринпоче в действительности являлся перерождением Речунгпы, а также великого тертона и учителя школы ньингма Ратны Лингпы, жившего в XV веке.

Я не могу достоверно описать, как именно прячут и открывают эти сокровища учений. И не смогу вам объяснить, как разные учителя, жизни которых разделяют века и огромные расстояния, объединяются в своём стремлении распространить единую мудрость. Могу лишь сказать, что когда учителя достигают определённого уровня пробуждения, они способны испускать эманации – проявляться в разных формах, будь то фрагмент музыкального произведения или прохладный ветерок среди полуденного зноя. Они становятся энергией, которая сливается воедино и воплощается в человеческом образе учителя.

Как гласит тибетская традиция, первый Цокньи Ринпоче передал самые глубокие познания своим наиболее доверенным ученикам, многие из которых были представителями линии другпа кагью и последователями школы ньингма. Им, в свою очередь, было поручено передать все учения следующему воплощению Цокньи Ринпоче, который снова передал их самым достойным ученикам. Последние таким же образом передали учения новому перерождению, коим оказался мальчишка, которому было намного интереснее носиться со своими друзьями, чем спасать мир.

Такие вот дела. Сегодня вы мальчишка, играющий с местной детворой, а назавтра вы – дракон.

Изменение взглядов

В письме, которое мой отец получил от Шестнадцатого Кармапы, утверждалось, что во мне распознали третье воплощение Цокньи Ринпоче.

Ринпоче – тибетский термин, который можно приблизительно перевести как «драгоценный»; это титул, присоединяемый к имени великого учителя примерно так же, как звание кандидата наук добавляется к имени человека, который считается экспертом в определённой области академического знания. Цокньи – составное слово. Под словом цок обычно понимают «накопление», а ньи на тибетском значит «два». Понятием цокньи в тибетской буддийской традиции обозначают накопление двух качеств, считающихся необходимыми для духовного развития человека. Они необходимы не только для прохождения своего собственного пути, но и – что намного важнее – для развития в себе способности помогать другим людям преодолевать их собственные программы. Эти два качества известны как заслуга, определённый вид силы, накопленной как результат совершения поступков во благо других людей, и мудрость – или, по-другому, понимание истинной природы всего сущего.

Конечно, я делаю всё, что в моих силах, но никак не могу сказать, что по достижениям своим нахожусь на одном уровне с человеком, который носил этот титул до меня. Кроме того, что он был исключительным учёным и в совершенстве постиг все нюансы учений двух независимых школ, или линий, тибетского буддизма, Первый Цокньи Ринпоче, судя по всему, был ещё и настоящим бунтарём-реформатором. Я был весьма впечатлён, когда узнал о его деятельности. Ринпоче потратил уйму времени и энергии на то, чтобы низвергнуть тибетские предрассудки вековой древности, начав полномасштабный проект по восстановлению женских монастырей и ретритных центров для женщин в Восточном Тибете с целью гарантировать им равный с мужчинами доступ к образованию и практике. Помимо того он свёл воедино учения линии другпа кагью и ньингма, а также тайные наставления, открытые Ратной Лингпой, создав тем самым уникальную традицию, многие уроки которой я сам теперь передаю своим ученикам.

Прежде чем продолжить, я должен сказать несколько слов о Втором Цокньи Ринпоче. Родившись в начале XX века в царской семье Нангчен в Восточном Тибете, он перенял у своего предшественника верность учёности и решимость предоставить женщинам образование и равные возможности. Ринпоче погиб во время культурной революции. В течение всей жизни, и особенно за несколько лет до ареста и заключения, он предоставлял средства, благодаря которым несколько йогинь, обучавшихся в его женских монастырях и ретритных центрах, смогли выжить в бегах, десятки лет тайно практикуя и передавая приобретённую мудрость другим женщинам. С тех пор политическое положение сравнительно улучшилось; новые условия позволяют этим смелым женщинам более открыто учить, практиковать и восстанавливать центры образованности и практики для тибетских женщин при поддержке многих щедрых спонсоров.

Несколько лет назад умерла одна из величайших йогинь из той храброй когорты. Ей было за восемьдесят. Я скорблю об её потере, но в то же время радуюсь её подвигам и славлю ту преданность и понимание, которые она обрела, скрываясь на протяжении сорока лет, и которой поделилась с молодым поколением.

Проблема тулку

Я не имел ни малейшего представления о всех тех невообразимых обязательствах, когда подслушал разговор между матерью и дедом, которые обсуждали письмо от Шестнадцатого Кармапы. В восемь лет меня беспокоило лишь то, каким образом эта втихомолку разворачивавшаяся драма касалась меня. Меня нисколько не шокировала новость о том, что я был чьим-то перевоплощением. Понятие о перерождении – неотъемлемая часть многих азиатских культур, настолько же глубоко укоренившиеся, как и понятия о рае и аде в других культурах.

В то же время я уже достаточно знал о тибетском буддизме и понимал, что быть признанным в качестве реинкарнации влиятельного учителя, которая обозначается тибетским словом тулку, или «тело-эманация», – не такое простое дело. Тулку – перевоплощение существа, посвящающего все свои жизни обучению и практике, преодолению ментальных и эмоциональных привычек, которые в наши дни, вероятно, охарактеризовали бы как «дисфункциональные», – и всё это для того, чтобы помочь всем живым существам достичь того же состояния свободы.

Но всё же в восемь лет я не чувствовал себя тулку. Я не помнил ни прошлые жизни, ни свои предыдущие учения. Я не испытывал непреодолимого рвения спасать всех существ во вселенной. И я определённо не хотел, чтобы меня, как и двух моих братьев, в которых тоже признали тулку, отправили на обучение в монастырь. Я хотел жить той же относительно беззаботной жизнью: играть с друзьями, забираться на деревья и скалы и на спор перепрыгивать широкие ручьи, пересекавшие нашу деревню вдоль и поперёк.

Моя мать и бабушка часто умоляли меня прекратить эти игры. Единственное, в чём я проявлял бо́льшую осторожность, – это старался не забираться слишком высоко и следил за тем, чтобы не перепачкать одежду и обувь. Но в целом их просьбы не сильно сдерживали мою авантюрную натуру; я просто научился приводить себя в надлежащий вид перед тем, как заявляться домой и несколько туманно – как делают все дети – отвечать на вопросы матери и бабушки о том, чем целый день занимался.