Читать интересную книгу Холодные сердца - Антон Чиж

Стася не был знаком с этим господином, но знал, что это личный секретарь Порхова. В городе у него слава цепного пса, который за хозяина перегрызет глотку любому. Поговаривали, что из флота ему пришлось уйти, чтобы замять скандал: забил насмерть матроса, посмевшего ему не подчиниться. Встретиться с Ингамовым на узкой тропинке жизни Стася себе бы не пожелал. Краем глаза он заметил на террасе много знакомых лиц, в случае чего на их помощь можно рассчитывать. И даже самого предводителя, который ужинал в компании чиновников. Присутствие первого лица местной власти Стасю успокоило. Бросив через перила ненужную папиросу, он присмотрелся к приятелю. Точно – боится. Глаза бегают, лицо бледное, хотя графинчик уже уговорил.

– Ты ничего не хочешь мне рассказать? – спросил Стася.

Жарков набил рот жареным картофелем и принялся яростно работать челюстями.

– Что у тебя приключилось? Не секретничай, я же вижу, что…

– Что ты видишь? Не выдумывай, чего нет и в помине. Я счастлив. Молод. Скоро получу все, о чем можно мечтать. Давай лучше выпьем.

Он не стал ждать приятеля.

– Ну, как хочешь, – сказал Стася. – Все ж не чужие люди, как-то даже имеем общие темы для занимательных бесед. Скрытничай, сколько влезет.

Друг сердечный отшвырнул вилку.

– Да о чем ты!

– О том, что если какая история случилась, так ведь я готов помочь…

– Ты? Помочь? Мне?..

Это было сказано таким оскорбительным тоном, словно к Стасе нельзя обратиться даже от полной безысходности. Будто он крыса какая…

– Поступай как знаешь. А я, пожалуй, пойду. Спасибо за угощение, сыт по горло.

– Да ты, никак, обиделся? – закричал Жарков. – Сядь, сядь, кому говорят!

Стася откинулся на спинку стула и заложил ногу на ногу.

– Изволь. Я остаюсь. Чтобы не делать скандала.

Жарков как-то вдруг затих и уставился в тарелку.

– Попал я, Стася, в переплет… Да и тебе не миновать…

– Это еще что?

– Сам подумай, ты же у нас отличаешься сообразительностью.

– Усольцев пристал?

– Видишь, какой ты проницательный…

– Это ерунда. Наплюй. Не было ничего, одна болтовня. Ни документов, ни записок. На испуг берет.

– Если бы так, Стася…

Жарков поманил его к себе. Стася нагнулся и услышал новость, которая его совсем не обрадовала. Он хотел было опрокинуть рюмку водки, но сдержался. Вечер перестал быть приятным. Тут надо мозгами шевелить.

– Ты уверен?

– Пытать его, что ли…

– Может, и блефует. Он умеет. Не хуже шулера.

– Может, и так. А скорее всего, с его-то умением, где-то пронюхал… Ладно, забудь. Если бы только это…

– Что еще? – спросил Стася, про себя обдумывая ситуацию: друг уедет, а ему оставаться одному. Ему деваться совсем некуда.

– А все прочее тебя не касается, друг мой бесценный… Это уже совсем мое дело… Эх, пропади все пропадом…

Стася не успел шевельнуться, как Жарков вскочил и толкнул в спину молодого человека, мирно жевавшего за ближним столиком. Пирожное, готовое попасть ему в рот, воткнулось кремовым хвостиком прямиком в глаз, мазнуло по щеке и уронило белый ошметок на лацкан пиджака.

– Как смеешь так со мной разговаривать! – заорал на молодого человека Жарков.

Тот, стряхнув с лица остатки пирожного, поднялся во весь рост и все равно оказался чуть ниже обидчика. Совсем юный, моложе Жаркова, тем не менее вид он имел до чрезвычайности серьезный и строгий.

Публика застыла в ожидании развязки. Даже официанты не двинулись на подмогу.

– Требую, чтобы вы извинились, – сказал юноша среди наступившей тишины.

– Ах ты, щенок!

Жарков, взвинченный до бешенства, кинулся на него с кулаками. Он целился сверху вниз, в самое темечко противника, но попал по спинке стула. Юноша ловко увернулся. Жарков взвыл, хватаясь за ушибленную кисть.

– Советую образумиться, – сказал его соперник. – Иначе у вас будут крупные неприятности.

Образумиться Жарков не хотел, он схватил салатницу и метким броском отправил в лицо врага. Майонез растекся белой маской под грохот посуды.

– Что, сопляк, получил? Сейчас добавлю!

Жарков угрожал, но с места не двигался. Его враг повел себя чрезвычайно странно. Тщательно вытер лицо салфеткой и бросил ее под ноги.

– Вы об этом сильно пожалеете, – громко и отчетливо произнес он.

И пошел к выходу мимо притихших столиков.

Жарков взревел. Ощутив вкус расправы, он хотел броситься в погоню, но тут всеобщее оцепенение прошло. На руках повис Стася, подоспели официанты, мужчины с ближних столиков встали стеной, и даже предводитель вскочил, сорвал салфетку и потребовал немедленно водворить порядок, иначе пошлет за приставом.

Постепенно суматоха улеглась. Жарков успокоился, Стася вывел его из ресторана. О юноше быстро забыли. Стоило ли переживать о всяких дачниках?

В нашем Сестрорецке дубовая роща на мысу, что далеко выдается в залив, – любимое обывателями место для романтических прогулок. Но это днем. А ночью, даже белой, дубрава обращается в темный лес, в чем-то даже сказочный. То есть гулять в нем на всякий случай не рекомендуется. Фонарей нет, городовых нет, неприятности могут подстерегать за каждым кустом. Есть, конечно, любители послушать, как шумят вековые деревья в час ночи, но это скорее от обилия принятых напитков, чем от смелости.

Несмотря на поздний час (полночь давненько миновала), в дубраве послышался шорох, какой бывает, когда колеса осторожно заминают ветки, и цокот копыт. Лошадь шла шагом. В просвете деревьев показался силуэт двуколки с пассажиром. Опустив поводья, седок предоставил лошади самой пробираться сквозь лесок, зная, что животному не захочется застрять где-нибудь в овражке. И действительно, лошаденка медленно, но верно вывозила к свету, который шел от белого неба, отраженного в морской воде. Наконец послышался плеск ленивого прибоя. Вожжи указали лошадке, что пора остановиться, чему она покорилась, принявшись за траву, освеженную поздней росой.

С подножки спрыгнула дама. Что ей делать одной, в таком месте и в такое время, трудно представить. Вместо того, чтобы умирать от страха, она вела себя уверенно. Выбрала дерево, стоящее на краю песчаного бугорка, и прикрепила на кору бумажный лист, хорошо заметный в белесой тьме. На светлом фоне была вычерчена неровная, продолговатая фигура, отдаленно напоминающая круг.

Примерившись, дама сняла лист, державшийся за шляпную булавку, и перевесила заново так, чтобы он висел чуть ниже, на уровне глаз. Отошла на два шага, осталась довольна. Обернувшись по сторонам, хотя разглядеть ничего было невозможно, она вынула из-под шали револьвер и попыталась, прицелившись, нажать на курок. Но ничего не произошло. И вторая попытка закончилась неудачей. Вещица для дамских пальчиков была не предназначена. Но характер взял свое. Сбросив шаль, она напряглась и нажала изо всех сил. Вещица подпрыгнула, раздался глухой звук, который улетел в море, как будто ничего не было.

На мишени не нашлось даже царапины. Ощупав кору выше и ниже, дама недовольно фыркнула. Там тоже ничего.

Снова заняв позицию, она выровняла дыхание, руки подняла медленно и постаралась жать плавно. Сил хватило ровно на то, чтобы вдавить курок. Револьвер охнул и отправил пулю в небеса. Не тратя времени на проверку, дама сделала подряд четыре выстрела. На последнем руки ходили ходуном так, что целиться было невозможно.

Результат усилий оказался плачевным: на листе остался крохотный надрыв, да и то вдалеке от рисованного круга. Аккуратно сняв листок и сложив его пополам, отчаянная барышня спрятала его в сумочку, туда же швырнула и револьвер.

– Нет, так не пойдет, – сказала она, усевшись в коляску. – Прямиком не получится, тут надо хитрее… Но! Трогай, милая…

Лошадь обернулась на звук голоса, вожжи указали ей, что пора в обратный путь. Она развернулась и повезла хозяйку одной ей понятной дорогой.

Как только двуколка скрылась в древесном мраке, из кустов вышел некто, в неверном свете белой ночи похожий на привидение.

– М-да… Богиня-воительница… Эх, елки зеленые… – буркнуло привидение себе под нос.

2

Зоркий глаз

Не стало покоя городовым. Господин пристав потребовал общее построение. Прохаживаясь на заднем дворе участка, вдоль строя, и потрясая куриным кулачком, он произнес целую речь, бо́льшую часть которой городовые не поняли. Но и профессор словесности не смог бы разобраться в оборотах, какие припустил Недельский. Он требовал «исключительного мировоззрения» и «проникновенной материальности» в действиях своих подчиненных. Он провозглашал «неминуемую битву разума с равнодушием» и призывал «исполниться очей». И так далее в таком же роде.

А все потому, что над их городком, по его мнению, нависла какая-то неминуемая угроза, о которой, как решили городовые, пристав понятия не имеет, но заранее пугает себя и других. Что это за опасность, откуда ее ждать и почему она угрожает обреченным жителям, было категорически не ясно. Задать вопрос никто не посмел. Себе дороже. Отвечая, пристав бы окончательно разошелся, и страдать без ужина пришлось бы до полуночи. Как только он спросил строй: «Имеются насущные вопросы?» – строй в одну глотку рявкнул: «Никак нет!» Чем крайне порадовал своего командира. Пристав немного пришел в себя, но городовые все равно сообразили, что тихая летняя жизнь у них кончилась. Будут гонять, как кур на пожаре, а толку от этой суеты – никакого.