покоя воспоминания о поездке в летний лагерь. Юный судоход, прости господи. Две недели. Каждый вечер мы собирались у костра, обнимались всем «отрядом» и желали друг другу спокойной ночи. Спали мы плохо, но было весело. В барбарисовых конфетах копошились черви, а по подушке ползали черные вши. Мы жили впятером в белой комнате с большими деревянными окнами и одна из нас слыла профессиональной гадалкой. Она сказала, что у меня глаза тигра и сердце носорога. Что бы это ни значило, мне она казалась умной и красивой. У нее были широкие густые брови, я долго хотела такие же, и глаза разного цвета. Когда кто-то украл у меня белый лак для ногтей, она нашла вора (это был мальчик из комнаты напротив) и написала «вор» белым лаком у него на руке.
Иногда я вспоминаю её быструю пружинистую походку, эти суровые брови и то, как хлестко она давала пощечины арбузам. Мы тренировались на будущее.
– В жизни каждой женщины наступает момент, когда надо дать по роже, – говорила она.
А я изо всех сил пыталась создать ситуацию, в которой могла бы отточить свой навык, но ко мне никто не приставал. А бить людей просто так я не могла, была слишком мелкой.
С тех пор подкрашиваю свои жиденькие брови коричневым карандашом и сразу чувствую себя уверенней.
Наконец приходит вечер. Первыми реагируют фонари. Мошки слетаются на смутное сияние и вместе с пылинками заставляют свет двигаться, разрастаться. Пустая аллея наполняется призраками, я втискиваюсь в кеды, выбегаю на лестничную клетку. В подъезде пахнет сыростью и краской. Я стараюсь спускаться медленно, чтоб не запыхаться, чтоб не показать своего волнения.
Морган не здоровается со мной, мы молча идём в Газебу. Обычно нас шестеро – Сережка, отчим Моргана, его рыжебородый приятель Адам, таинственная Лилит (настоящих имен никто не знает, а Серёжка не колется, даже странно, что у взрослых такие причуды), я, Морган и Владислав, фотограф с аниме-вечеринки. Мне с ним некомфортно, он все время акцентирует внимание на том, что я ребенок. С красивыми ключицами. Или что там ему приглянулось. Однажды он заметил, что карандаши у меня вечно обгрызены. Тогда он принес мне блокнот с шероховатой бумагой и попросил нарисовать ему что-нибудь. А я не рисую! Что я делаю с карандашами – так это верчу их в руках. Так я поняла, что ему хотелось бы, чтоб у меня был какой-то талант.
Но у меня не было.
С Морганом Владислав держался холодно. Иногда они спорили до потери пульса и соревновались, у кого более меткие плевки ядом, а иногда могли не смотреть друг на друга целый вечер.
Я не уверена, но вроде как Моргану не нравилось, что мы с Владиславом так хорошо ладим.
Сережка, Андрей и Адам дружили с восьмого класса. Адама тогда звали по-другому, а Андрей ещё не умер от огромного эхинококка в печени и невообразимого упрямства. Семен, его брат-близнец, с ними не водился. Он предпочитал общество Джека Лондона в тени абрикосового дерева, старого рояля в музыкальной школе № 1 и Клары, книжного червя из их класса. Клара уехала после окончания школы и с тех пор её никто не видел.
Они все никогда не выезжали из городка больше чем на две недели. По-своему презирали собственную провинциальность, по-своему восхищались её скрытыми ресурсами. С местного автовокзала стали ходить автобусы в Европу, в гимназии оборудовали компьютерный класс, а атомная электростанция регулярно обновляла состояние дорог и предоставляла полный пакет соцуслуг. И Сережка, и Адам работали инженерами, а по выходным собирали молодое поколение в Газебе. Приносили вино, пели Цоя и задавали провокационные вопросы пытливым умам.
Лилит попала в их компанию случайно.
Однажды она взяла и позвонила к Адаму в дверь. Вместо звонка у него – самый настоящий гонг. Так что она ударила в гонг. Попала в самое сердце.
– Мне нужно поработать. Душ. Интернет. Зеленый чай. Я издалека приехала.
Адам позволил ей войти, дважды попросил снять обувь, прежде чем из сандалий (а дело было зимой!) показались синеватые пальцы, и принес большое махровое полотенце.
Лилит в основном молчала. Предпочитала язык программирования. Она могла работать по шестнадцать часов в день, не вставая с простого деревянного стула на кухне, который облюбовала с самого начала. Куда девались её деньги – никто не знал. Вещей у неё почти не было. Может быть, она работала для удовольствия. Адам покупал продукты, а Лилит ваяла из них произведения искусства. Она любила темную еду. Яичницу щедро посыпала перцем, грибы тушила только в соевом соусе, дожидалась, пока бананы сгниют.
– Белая еда – вредно для живота, – говорила Лилит.
Мне она сказала, что приехала из Индии – родины цыган, золота и людей с такими огромными легкими, что и представить сложно. Лилит умела задерживать дыхание на целых три минуты и стоять на голове.
Моргану говорила, что десять лет прожила в Киеве и устала смотреть по сторонам, когда переходишь дорогу на зеленый.
Владислав рассказал по секрету, что она работала в Китае в агентстве эскорт-услуг и только вернулась. Вроде бы именно там она научилась играть в го.
В то время нас всех очень интересовало – спят ли они с Адамом вместе, но Владислав, который иногда бывал у них в гостях, уверял, что Лилит спит на деревянной раскладушке, которую переносит по квартире в зависимости от расположения луны на небе. Если умудряется заснуть. У неё проблемы со сном. Она пробовала всё – от сильнейших снотворных до акупунктуры, сон приходил к ней, лишь когда сам того хотел.
Адам читал ей сказки на ночь.
А потом уходил в свою комнату.
Между ними было что-то. Они напоминали одного человека в разное время суток. Оба с черными как смоль длинными волосами, высокие, тонкие и тихие, они иногда заканчивали предложения друг за друга.
Мы видели, что Адам страдает. Видели, что он любит Лилит. По-настоящему трепетно к ней относится. Он совсем не торопился, позволял ей привыкнуть к их странным отношениям, но всегда был рядом.
Однажды она в шутку сказала, что ей надоела его рыжая борода, и на следующий день он её сбрил.
Пьянели они не так, как друзья моих родителей. Они управляли временем, наматывали его на пальцы как стеклянную лапшу и позволяли языку забрести в дебри своих мыслей.
Они могли часами играть в го и пить зеленый чай. Никогда не говорили о работе, политике или деньгах. Лилит приносила мне книжки раз в месяц, и если мы оставались наедине, всегда допытывалась: прочла ли я? Так я прыгала из