Читать интересную книгу Герой - Александр Мазин

Пчёлко очнулся от боли в боку. Застонал, дернулся...

— Ишь ты, живой... — сказал кто-то. Рус, судя по выговору.

— Добей его, Угорь, — сказал другой. Тоже рус.

Пчёлко, он лежал на животе, лицом в землю, дернулся еще раз, но перевернуться не смог, потому что рус надавил ему на спину.

— Не-е... — ответил тот, кого назвали Угрем. — Воевода добивать не велел. — Рус возился со шнуровкой панциря. Каждое движение отзывалось болью в боку и голове Пчёлки. — Добивать не буду, а бронь возьму. Бронь воевода Серегей брать не запретил.

— А я саблю возьму, — сказал Бторой, отвязывая Пчёлкины ножны. — Сабля у него добрая. Вишь, каменья на рукояти.

Первый тем временем снял с Пчёлки панцирь.

— А может, все ж таки добить? — спросил второй. — Вишь, у него весь поддоспешник в крови. Всё одно умрет, чё бедняге мучиться?

— Не надо... — прохрипел Пчёлко. — Не надо добивать... Я воеводе вашему... Серегею... родич...

Произнося эту ложь, Пчёлко думал не о своей жизни: умри он, и хозяйка его, Людомила Межицкая, останется совсем одна... Эх, зря он все-таки встал под знамена Сурсувула. Негодный из Сурсувула полководец...

Сильные руки подхватили Пчёлку, перевернули. У булгарина от боли потемнело в глазах, а когда зрение вернулось, он увидел над собой двух русов: одного постарше, усатого, второго — совсем молодого, с гладким лицом.

— Ну-ка повтори, что сказал! — потребовал молодой.

— Я воеводе вашему Серегею — родич, — повторил Пчёлко, борясь с болью и тошнотой, держась лишь осознанием того, что его жизнь нужна Людомиле.

— Да ну? — насмешливо произнес молодой. — Слыхал, Угорь? Ну-ка расскажи, какой он, воевода Серегей?

— Большой, — сказал Пчёлко. — Повыше меня на голову и в плечах пяди на две пошире. Лицо круглое, волос светлый, ходит, как рысь крадется...

— Всё правильно, — согласился тот, что постарше.

— ... Только родичей у него тут нет! — перебил младший. — Все знают: воевода пришел из кривской земли.

— Жена у него есть, — с усилием выдавил Пчёлко. — Сладислава... И брат у нее... У вас его Мышатой зовут... Я им родич... Я — Пчёлко Радович... Скажите воеводе... Он знает...

Лицо руса он теперь видел сквозь розовую дымку — только общий контур.

— Ну-ка, Угорь, бери его, — сказал молодой. — На моего коня сажаем...

Пчёлку подхватили и усадили на лошадь. От боли он на некоторое время впал в беспамятство. Очнулся, уткнувшись лицом в жесткую гриву. Лошадь под ним двигалась шагом. Молодой рус придерживал Пчелку за пояс, чтоб тот не свалился.

— Терпи, булгарин, — сказал он. — Коли не соврал да не помрешь, саблю я тебе отдам. Негоже гридню родичей батьки своего обирать.

Пчёлке повезло. Лекарь русов так ему и сказал: повезло. Меч усатого руса вошел неглубоко — застрял в зазоре панциря, а рану тканью залепило, так что и кровью Пчёлко не истек. Бронь попорчена, на шлеме — вмятина, на голове — шишка, в боку — дырка. Но живой. Лекарь рану почистил, залепил целебной кашицей, напоил целебным отваром. Уложили Пчёлку рядом с ранеными русами. Молодой рус по имени Зван сказал Пчёлке:

— Спи пока. Воевода Серегей вдогонку за вашими поскакал. Вернется — скажу о тебе.

Глава четвертая

Были сборы недолги...

Духарева выручили фемные катафракты Калокира. Высадившиеся выше по течению всадники патрикия в бою не участвовали, но сразу двинулись к Доростолу. Хитрый патрикий решил: может, удастся войти в город под видом своих — ведь булгарскис катафракты экипированы по образцу византийских.

Не получилось. Вернее, Калокир не рискнул присоединиться к булгарской коннице, втекавшей в ворота. А присоединился бы — что толку? С полутысячей — против нескольких тысяч Сурсувула. Знал бы патрикий, что в одном из возков, въезжавших в ворота Доростола, находится сам кесарь Петр, увезенный телохранителями с поля боя, возможно, и рискнул бы...

Но Калокир не знал. Поэтому он подождал, пока отступающее воинство пройдет по дороге (тысяч пять копий насчитал), да и двинулся в обратную сторону...

... И поспел как раз к началу атаки булгарского арьергарда.

И оказались булгарские катафракты сами в точно таком же положении, что и немногим ранее — русы. Конечно, херсонитов было поменьше, и были они и не столичными, а фемными всадниками, но всё равно херсонесские ромеи были обучены намного лучше скороспелой булгарской конницы. Да и ударили они в спину увязшей в русских порядках булгарской тысяче.

В общем, когда Духарева извлекли из кучи мертвых тел, битва была закончена и практически все булгары перебиты. Но дело свое они сделали: удержали погоню и дали возможность Сурсувулу беспрепятственно уйти в Доростол.

В лагере русов Пчёлко провел пятнадцать дней. Воевода Серегей его признал и поведение своих гридней одобрил. Уехал булгарин, когда стало ясно, что рана начала подживать. Отпустили Пчёлку беспрепятственно. Более того, дали коня и вернули саблю: гридень Зван сдержал обещание. Еще Пчёлке дали медную бляху, на которой была оттиснута печать великого князя киевского. Эту бляху надлежало показывать при встрече с русами и их союзниками: уграми и печенегами. Бляху Пчёлке добыл воевода Серегей.

— Хозяйку свою береги, — сказал он на прощанье. — Я приеду — проверю.

— Приезжай, — без особого восторга сказал Пчёлко. — Людомила рада будет.

Эх, будь Сергей простым варягом, поехал бы с Пчёлкой в Межич. Крепко зацепила его булгарская боярышня.

Нельзя. Он — воевода. У него дружина, обязательства перед великим князем...

Через три дня, частью — сушей, частью — по Дунаю, войско Святослава подошло к Доростолу. С первого взгляда было ясно, что войти в этот город будет нелегко. Широкая дорога упиралась в могучие ворота. Естественно, запертые. Из высоких привратных башен русов тут же поприветствовали каменными гостинцами. Пришлось остановиться на подобающем расстоянии. То же — и флоту. Крепостная стена подступала к самому берегу, и орудия на ней метали снаряды на полкилометра.

В общем, проблема.

Еще одна проблема — копченые. Дисциплины никакой. Разбежались по окрестностям, как крысы по помойке. И для угров дурной пример. Печенеги грабят, и этим тоже хочется. А уж армию кормить при таких союзниках — задача сложнейшая. Придут Святославовы фуражиры в деревеньку, а вместо деревеньки — пепелище да разлагающиеся трупы смердов. Или проявит Святослав милосердие, пленников отпустит — так копченые большую часть переймут, обдерут да зарежут.

Прежде чем брать Доростол, следовало навести порядок в собственном войске.

Хитроумный Свенельд придумал: первым делом надо копченых между собой поссорить. Племена Хапон и Воротолмат особой вражды друг к другу не питали. Но когда хан Кошту узнал, что хан Гюйче получил подарок от булгарского кесаря, — обиделся хан Кошту. Почему Гюйче дали, а ему — нет?

А Гюйче Свенельд намекнул: мол, хочет киевский князь землю близ Доростола хану Кошту подарить. Тогда сады и поля окрестные могут ему на прокорм достаться.

Не факт, что можно было удержать печенегов от безобразий даже и на собственной земле. Но чтобы на ней разбойничал кто-то другой — ну уж нет! Ханы копченых моментально перегрызлись.

«Пришлось» Святославу их мирить. Он их и помирил — отправил в глубокий рейд: в направлении булгарской столицы — подальше от дунайского побережья.

Пока русское войско сидело под стенами Доростола и решало проблему союзников, в голове Духарева созрела интересная мысль, которую он и изложил своему князю.

Мысль была такова. Духарев берет сотню гридней из своей дружины, переодевает их катафрактами (трофейных броней хватало с избытком) и совершает разведывательный поход по тылам противника. Надо понять, что в стране творится. Может, пока они тут сидят, кесарь Петр еще одно войско собирает?

Святославу идея понравилась. А вот то, что воевода намерен самолично возглавить разведотряд, великий князь не одобрил. Но Сергей проявил настойчивость — и Святослав уступил. Правда, у Духарева сложилось мнение, что разговор о будущем рейде еще не закончен. Что-то такое мелькнуло в глазах Святослава... креативное.

К походу Духарев готовился тщательно. Взяв за основу Велимову охранную сотню, дополнил ее лучшими разведчиками, в числе которых оказались Зван и Угорь. Еще Духарев привлек одного из сопровождавших войско маркитантов, киевлянина по прозвищу Плешок. Посулил купчику представить его своему названному брату и родичу Мышате. В понятиях века, в котором был рожден Духарев, это было эквивалентно обещанию рекомендовать владельца уличного ларька председателю правления крупного банка. Плешок был нужен. Молодой оборотистый купчик уже бывал в Булгарии и имел кое-какие связи. Эх, сюда бы самого Мышату-Момчила...