Читать интересную книгу Венгерская национальная галерея - Д. Перова

В «Жаворонке» Пал Синьеи-Мерше отошел от импрессионистической манеры исполнения и воплотил на холсте скорее идеальную фантазию, чем реальную сцену. Обнаженная героиня этого полотна, совершено не заботясь о своей наготе и о том, что кто-то может за ней наблюдать, лежит на сочной зеленой траве, подперев рукой щеку и задумчиво глядя на небо и парящего в нем жаворонка. Низкий горизонт открывает широкий простор синего неба, живописно испещренного облаками, тем самым перенося действие картины из мира реальности в мир мечты. Этой мечтой и явилась ранняя птаха, жаворонок — символ весны и радости. Картина Синьеи-Мерше повествует о счастье и молодости, светлых мечтах и иллюзиях.

Шимон Холлоши (1857–1918) Очистка кукурузы 1885. Холст, масло. 151x100,5

Шимон Холлоши — один из крупнейших реалистов в венгерском искусстве. Он получил классическое академическое образование в Мюнхенской академии, однако не только избрал иной путь творчества, но и заповедовал его своим ученикам, для которых открыл художественную школу. Живописец исповедовал идеи реализма, почерпнутые им из искусства французских мастеров, наиболее высоко он ценил Гюстава Курбе. В стремлении к достоверному изображению народных типов и правдивой передаче особенностей обыденной жизни Холлоши не мог довольствоваться услугами натурщиков, поэтому уехал в провинцию, где непосредственно наблюдал простых людей, занятых своими повседневными делами.

Картина «Очистка кукурузы» принесла автору известность как в Венгрии, так и за ее пределами. Это юмористическая жанровая сценка, сюжетом которой стала отнюдь не обработка собранного урожая, а любовная игра хорошенькой крестьянки и ее ухажера, довольно настойчиво добивающегося благосклонности. Полусерьезно и полуигриво девушка пытается уклониться от своего поклонника, но он уже перехватил тонкое запястье ее руки, устраняя эту несерьезную и скорее жеманную преграду на пути к желанному поцелую.

Шимон Холлоши (1857–1918) Размышление 1886. Холст, масло. 80x64,5

Кроме жанровых сцен в творчестве Шимона Холлоши представлены портреты, в которых художник выступает тонким, лирическим мастером. В них очевидно желание проникнуть во внутренний мир модели, найти живописные возможности, способные передать ее настроение, образ мыслей и чувств.

Образ молодой женщины, находящейся в глубоком раздумье, очень удачно найден автором. Героиня, чьи мысли витают где-то далеко, показана в профиль, ее взгляд обращен к невидимому объекту. Она полностью отрешена от действительности, всеми помыслами устремившись к своей иллюзорной реальности. В руках у девушки нежные стебельки анютиных глазок, повернувших к зрителю свои хорошенькие головки. Эти милые цветы на языке символов могут означать раздумье и память, они также считались цветами верности и любви. Таким образом, изображая растения в данном портрете, Холлоши преследует не только эстетические цели, но и раскрывает образ самой модели.

Бела Ивани-Грюнвальд (1867–1940) Молитва 1891. Холст, масло. 120x116

Бела Ивани-Грюнвальд учился у Берталана Секея и Кароя Лотца в Школе декоративного искусства в Будапеште, после — в Мюнхенской академии художеств и Академии Жюлиана в Париже. По возвращении в Мюнхен он примкнул к Шимону Холлоши и в 1890-х писал натуралистические полотна.

К ним относится представленный холст, изображающий совсем юную девушку, молящуюся прямо на улице возле дома. Опираясь на спинку стула, она крепко скрестила пальцы рук и сосредоточилась на обращении к Всевышнему. Видимо, героиня еще недавно была занята своими повседневными делами, но что-то заставило ее прерваться и обратиться к Тому, у Кого она ищет защиту и помощь. Возле дощатого забора среди низкорослых розовых цветов, словно обрамляя фигурку, растут две лилии. Они с давних времен считались символом чистоты, возможно, и в данном полотне растения ведут свое безмолвное повествование о жизни этой девушки.

Бела Ивани-Грюнвальд (1867–1940) Пастух и крестьянка 1892. Холст, масло. 100x119

Пастух и крестьянка — сюжет, очень характерный для творчества художника, наблюдающего за жизнью простых людей. В этой работе прослеживается увлечение живописца натурализмом — ему важны самые разные детали. Зритель различает все: от узора одежды героя до крошечных веток и травы. Глубина пространства и внимание к деталям позволяют различать предметы дальнего плана картины, где за спинами персонажей виднеется деревенский дом. О предмете разговора, происходящего между крестьянкой, теребящей в руке травинку, и опирающимся на посох пастухом, на которого она не поднимает глаз, остается только догадываться, но можно предположить, что от него зависит многое в дальнейшей жизни двух этих людей.

Йожеф Рипль-Ронаи (1861–1927) Женщина с птичьей клеткой 1892. Холст, масло. 185,5x130

Йожеф Рипль-Ронаи учился в Мюнхене, после чего в 1887 переехал Париж, где его наставником стал Михай Мункачи. Пребывание во Франции не могло не наложить отпечатка на творчество художника, и уже в 1889, потеряв интерес к реалистической живописи Мункачи, он обратился к искусству Поля Гогена.

Представленная картина близка к символизму. Женская фигура почти утрачивает осязаемую плотность и превращается в певучий контур. Прослеживается влияние техники клуазонизма (достижение современной французской живописи), при которой изображение делится на плоскости разных цветов, ограниченные четкой линией. Так, отдельными пятнами воспринимаются темное закрытое платье модели, ее лицо, кисти рук, волосы и шляпка. Комната растворяется в синеватом мареве, сообщая всей сцене таинственность и недосказанность.

Йожеф Рипль-Ронаи (1861–1927) Моя почтенная мать 1892. Холст, масло. 152x110,5

В портрете пожилой матери художника звучат тревожные нотки. Ее бледное лицо обращено к зрителю, однако взгляд, направленный, скорее всего, в себя, ускользает от него. Женщина сидит в чуть скованной позе на деревянном стуле, кажущемся слишком большим и неудобным для нее: чересчур высоки подлокотники, достаточно жестка и тверда спинка. Создается впечатление, что ей неуютно в этой довольно скупой обстановке, из всего убранства которой живописец запечатлел вышеупомянутый стул и белую вазочку с виднеющимися из нее листьями какого-то растения, стоящую на самом краю полки. Комната словно погружена в серую дымку, как героиня полотна погружена в свои раздумья и воспоминания. Колорит картины очень сдержанный, он ограничен тонами серого и коричневого.

Йожеф Рипль-Ронаи (1861–1927) Игроки в кегли 1892. Холст, смешанная техника. 81,5x116,5

Сцена игры в кегли на природе показана не совсем обычным образом: ни один из ее участников не обращен к зрителю лицом, отчего складывается впечатление, что он сам тоже находится на этой площадке и вместе с другими игроками следит за ходом действия. Мужские фигуры в широких уличных одеждах выглядят уплощенными, сведенными почти к силуэтам, особенно в группе людей на дальнем плане, изображенных почти эскизно. Точно подмечены и переданы характерные движения и позы играющих: неестественно широкий шаг или неуклюжее ожидание. Здесь никто не заботится о том, насколько эффектно или невыигрышно он смотрится. Запал игры, увлеченность общим делом объединяют эти безликие фигуры, индивидуальность которых неважна художнику, как и самим игрокам, — все их внимание приковано к кеглям.

Пал Синьеи-Мерше (1845-1920) Oculi[1] 1884–1894. Холст, масло. 60,5x47,8

На данном холсте Пал Синьеи-Мерше изобразил замечательный осенний пейзаж с затянутым облаками небом и ярко пылающей на его фоне листвой кустарников. Тоскливо возвышаются облетевшие деревья, подставляя свои осиротевшие ветви холодному дуновению осени. На побуревшей траве кое-где уже лежит не успевший растаять первый снег. В этот безветренный и спокойный пейзаж вторгается тревожная нотка: среди безмятежной природы замер охотник, поджидающий дичь. Проследив за направлением его взгляда, зритель увидит летящую в небесной вышине птицу, на которую уже нацелено дуло ружья, отмеряя, возможно, последние минуты ее жизни. Суждено ли ей навсегда прервать свой свободный полет и стать добычей верного пса или в этот раз охотник останется без трофея?

Йожеф Рипль-Ронаи (1861–1927) Автопортрет в коричневой шляпе 1897. Холст, масло. 64x88

В «Автопортрете в коричневой шляпе» художник пишет себя нарядно одетым, в окружении развешанных на стене картин, что наводит зрителя на мысль, что он застал творца не в рабочей мастерской, а на выставке. Лицо автора — чуть смещенный композиционный центр холста, и по мере удаления от него предметы теряют четкость, акцентируя внимание именно на нем. Зритель встречает обращенный на него из-под коричневой шляпы усталый и внимательный взгляд, сгорбленные плечи живописца дополняют его утомленный образ. Состояние изможденности соответствует колориту полотна, в котором преобладают серо-коричневые тона.