девушки слева, она
держит его в руках и ты поймешь.
– Что пойму?
– Посмотри.
Я посмотрел . На нем написано: «Дом странных детей 8:6».
– Теперь направо посмотри, у парня.
На нем уже было написано «Великолепная семерка 8:4».
– Как так, – разволновался я, – что тут такое?
– Каждый хочет смотреть то, что хочет, не мешай им.
– А почему я смотрю не то, что хочу. Я тоже хочу «Дом странных детей» посмотреть.
– Ты зашел в кинозал, чтобы проецировать свои мысли о том, что будет в фильме.
– Это как?
– Ты смотришь на экран, а мозг сам придумывает, что будет дальше.
– Бред, все же видят одно и то же кино, как иначе.
– Для этого придумали рекламу, трейлеры, тизеры, превью, ревью и другие «ры» и «ю».
– То есть то, что мы видим – это мы сами придумываем, а потом оцениваем?
– Почти так.
– А что не так?
– Мы не видим, мы создаем.
– А кто нам кладет основу для фильма, эти же трейлеры не мы придумываем?
– Сценаристы, режиссёры, клипмейкеры и другие.
– А они откуда это берут?
– Из своей головы, чтобы потом мы тоже что-то придумывали.
– Хорошо, а кто вы?
– Я твой фильм – «The men in black glasses». Называй меня мэн.
– Хорошо, мэн, когда этот фильм закончится?
– Когда ты захочешь, чтобы я снял очки.
– Сними их.
Мэн снял очки. Я увидел глаза и подглазины, они были мешковатые. На месте зрачков у него был черный треугольник, внутри которого светился зеленый значек доллара. Это напомнило мне о массонах.
Я проснулся.
VIII
– Это абсурд, – сказал я.
– Вранье, – продолжил Митя цитату Бодского.
– Зато весело, – сказал Тим.
– Ребят, а мы похоже больше не встретим Новый Год, мы же застряли тут навечно. Infinity.
– Давайте закроем глаза и помечтаем о нем, – предложил я.
– Сейчас только припаркуюсь. А то еще куда-нибудь не туда съедем.
– Ты смеешься? Куда мы тут съедем, здесь все дорога, – сказал Леха.
– А вдруг! – сказал Митя.
– Ладно, паркуемся, – сказали мы с Тимом вместе.
Но Митя не стал никуда отъезжать. Он остановился на дороге.
– О чем будем думать?
– Я о Новом Годе, – сказал Митя.
– А я о зиме. Лех?
– Я о своей собаке. Она умерла же, пускай хоть в голове и мыслях она будет жить. Тим?
– Не знаю еще.
Мы закрыли глаза. Я думал о зиме.
За окнами белый цвет, такой резкий, что мои глаза словно укололо. Этот цвет, прошибал тонировку.
Я представлял, что мы сидим, а там, вне машины, валят белые хлопья снега.
– Пацаны, – сказал голос Мити.
Открыв глаза, я увидел, что на улице на самом деле был снег!
Да!
– Невероятно, – протянул удивленно Леха.
– Да что невероятно? Это ***! – крикнул Тим.
– Что, ***, тут творится?! – сказал я.
Не то что бы мы испугались… но все же нам было страшно.
Бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред. Бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред. Бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред, бред.
Больше я не нахожу слова.
А нет, знаю еще одно.
Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity. Infinity.
Все.
Я исчерпал свой словарный запас.
IX
– А если мы еще о чем-нибудь подумаем, то это опять сбудется? – спросил Тим.
– Почему нет? – сказал я.
– Тогда закрываем глаза.
Я уже ни о чем не думал, как у Linkin Park «I’ve became so numb»…
– Эй, а почему ничего нет! – закричал Тим, как обиженный ребенок.
– Может нам надо вместе было думать о том о чем ты думаешь. Тогда бы мысли материализовались, – предположил Леха.
– Но мы же в прошлый раз не все думали о Новом годе? – сказал Митя.
– Да только я и ты, – сказал я, обращаясь к Мите, – И то я думал о зиме. Хотя может ассоциативно ты тоже подумал о ней.
– Да, так и было.
– Вот, значит, если большая часть людей в машине думает одинаково – это материализуется.
– Да!
– Мить, дай шепну на ушко кое-что, – сказал Тим.
Свесив свое тело вперед, он что-то пробурчал и заулыбался, как и Митя.
– Давай, – радостно произнес Митя.
– Пацаны закрывайте глаза.
Я посмотрел на Леху, он на меня. Глаза закрылись.
– Все можно открывать, – сказал Тим.
Уилл Смит сидел справа от меня. Золотая цепочка, черна майка, очки – настоящий Уилл Смит из фильмов девяностых годов.
– Хай, Смит, – сказал Тим.
– Привет, пацаны, сказал он на русском языке, голосом Всеволода Кузнецова, наверно, Тим с Митей его так представляли.
– Как дела?
– Как сажа бела, – ответил актер.
– Давай споем ту песню Боба Марли, которую ты пел в «Плохих парнях»?
– Давай!
Мы запели отличную песню «Bad boys» Боба.
Как Уилл пластично двигался под нее и пел одновременно. Я только сейчас заметил, что Тим не попадает в ноты.
Песня закончилась. Уилл внезапно исчез, в тот момент, когда мы посмотрели в окно. За окном, кстати, тоже снег исчез, оставив после себя типичную осень.
Мы попытались представить что-нибудь еще раз, но уже эта система не работала.
X
– Теперь, думаю, моя очередь, рассказывать, что снилось мне, – сказал Митя и начал.
Я был одет как вампир и стоял у кулера, набитым красной жидкостью (логично предположить, что эта жидкость кровь.) Из коридора мне крикнули. То есть, как сказать крикнули… Писали в чате, но я слышал в голове. А чат показывался по телевизору, который висел передо мной