Читать интересную книгу Беседы с грешниками - Алексей Сквер

Я кинулась в комнату. Его вещей не было тоже. А заодно и денег, припрятанных на черный день. Что тут скажешь? — она усмехнулась — У живых такие хорошие пословицы на все случаи жизни! Жаль, что все забылись.

Больше я никому не верила. Я не пошла к маме, не хотела видеть снисхождение в Дашкиных глазах, выслушивать жалобы и упреки. Мне не нужны были близкие люди вообще. Счастье не для меня, любовь не для меня, доверие — вообще бред, кто его только придумал! Красивая ложь откусила порядочный кусок от моей души.

Я вся ушла в работу. Работала я в больнице, в раковом корпусе. Вы помните, что это такое, Артур? Люди там переживают ад на земле. А пролитыми от горя слезами можно, наверное, наполнить море. Многие приходили ко мне, девчонке, за надеждой. Несли и деньги, и подарки, часто отдавали последнее, чтобы спасти любимых. Как будто я что-то могла!

Через три года ко мне попала Дашка. Мама приходила навестить ее с маленькой девочкой, рыженькой болтушкой Викой. Иногда они гуляли в больничном дворике. Вика бегала между деревьями, пряталась, играла. Она не понимала, что мамы скоро не будет. У Даши был рак мозга. Неоперабельный. Злая медуза пустившая свои щупальца в Дашкину жизнь.

Мы так и не поговорили с ней по душам. На работе я всегда старалась держаться официально, профессионально. Никто не должен говорить, что к этой пациентке у меня особенное отношение, потому что она моя сестра! И никто не узнал об этом. Даша тоже была занята. Она старалась закончить книжку, которую писала для Вики. Сказку с картинками. Про Ёжиков, про приключения в сказочно-синем лесу и маленькую девочку, которую зовут Вика. Теперь я знаю эту неоконченную книгу почти наизусть, а тогда — Даша не мешала моей работе, и мне от этого было хорошо.

А мама пришла ко мне. Плакала. Устроила настоящую истерику. Для чего? Что я могла сделать? У нас много таких как Дашка. Почти все такие.

Даша умерла весной. Как многие проходившие через мои руки больные. За время работы я привыкла к смерти, к больным, к их проблемам, как привыкают к конвейеру, станку или компьютеру. Бесконечные больные, страждущие и несчастные заглядывали мне в глаза в ожидании приговора. Вызывая омерзение, доставали свои мятые деньги из кошельков родные и близкие лежачих. Они не хотели ухаживать за своими больными родственниками. Менять подгузники. Подавать утку. Кормить и вытирать остатки рвотных масс с их искривленных губ. Так кто из нас равнодушный?

Девочку воспитывать взялась мама.

Артур, вы не думайте, что я не жалела сестру. Только себя я жалела еще больше. Наверное, нам с ней на двоих было дано только одно сердце. И в тот момент оно уже не билось.

А еще через год моя «вторая мама» поселилась в Дашкиной палате. Вот такие совпадения дарит нам порой жизнь! И история повторилась. Здесь мне уже не было нужды притворяться равнодушной. Мне не было ее жаль. Как и отца. Он приходил с Анжелиной, и, так же как и остальные просил меня найти сиделку, чтобы ухаживать за женой. Анжелина прятала глаза. А я сказала, что ничем не могу им помочь. Уход будет такой же как и за всеми остальными больными. Еда больничная. Белье свое. Лекарства свои. Я ничего им не должна. Сочувствие не входит в мои обязанности в конце концов. На глазах у отца были слезы. И это злило и раздражало. Я ушла. А он остался стоять в бесконечном больничном коридоре, молча глядя мне вслед. Анжелина села на кушетку и закрыла лицо руками.

Через два месяца мачеха умерла. Белые кружевные салфетки кончились.

Я сделала хорошую карьеру. Достигла признания и положения. Мужчины не задерживались в моей жизни. День-два, а больше и я не держала. Коллеги прозвали меня Ледяной королевой. Пациенты — жандармихой. Правила и нормы стали моим наваждением. В обходы я вычищала из тумбочек моих пациентов все, что не касалось процесса лечения, вещи, передаваемые родными и близкими: игрушки и рисунки от детей, фотографии, любимые, памятные мелочи. В моем отделении все ходили по команде, даже тараканы! Ко мне уже не шли за сочувствием, а скандалы разрешать я умела.

Однажды в моем кабинете зазвонил телефон. Детский голос, запинаясь, произнес:

«Тетя Полина, приезжайте, пожалуйста, к нам! Бабушке стало плохо. Я не знаю, что делать. Скорая не едет!»

Я повесила трубку. У меня было назначено важное совещание. Я никому ни по каким причинам не разрешала опаздывать, уходить с работы, отпрашиваться. Не могу же сама уйти. Нельзя бросать дела. Ребенок просто испугался, Мама раньше ни на что не жаловалась. Пустые страхи!

Я приехала поздно. Вика сидела съежившись в уголке кровати. В комнате было темно. Пахло лекарствами.

«Бабушку увезли» — Вика не плакала. Огромные глаза застыли в невыплаканном горе.

В комнату вошла Анжелина.

— Вика позвонила по телефонам, что были в записной книжке Ирины Петровны. Я останусь с ней переночевать, если ты не против.

Возиться с ребенком не хотелось. В голове стоял туман. Холодный и мерзкий.

Я ушла. Вернулась в свою квартиру. Включила свет, но темнота осталась. Пусто внутри. Пусто снаружи. Во всем мире пусто. Мамы нет.

МАМЫ НЕТ. ДАШИ НЕТ. И ПАПЫ ТОЖЕ УЖЕ НЕТ НА СВЕТЕ.

Вику возьмет Анжелина. Больных возьмут другие врачи. Меня возьмет пустота.

Я знала это совершенно ясно. Уснула и умерла.

И очнулась в до боли знакомом больничном коридоре, настоящем, с запахом хлорки, лекарств, болезни и смерти. ОДНА. Я брожу по знакомым палатам, листаю истории болезней, осматриваю пустые тумбочки, из которых при жизни изживала Жизнь, готовлю пустую операционную к операции, которой никогда не будет. И есть палата, где лежала Дашка. А еще книжка. Дашкина неоконченная книжка. Про Ежиков и девочку Вику, с яркими веселыми картинками, лежит у меня на столе. Как закончатся приключения в сказочно-синем лесу? Кто теперь ответит?

Звенящая колючая пустота и одиночество. Навсегда. Навечно. Нет зеркал и я не вижу даже своего лица. Нет звуков. Нет света. И только лежит на столе кусочек Дашкиного сердца. Для девочки, которую она любила больше всех на свете.

Иногда ночью я слышу шаркающие шаги в коридоре. Выбегаю и попадаю в пустоту.

МАМЫ НЕТ. ДАШИ НЕТ. ПАПЫ НЕТ. И МЕНЯ УЖЕ НЕТ.

Однажды босиком в холодном пустом коридоре я крикнула: «Прости меня, мама!» И даже эхо не откликнулось мне.

Во сне я не вижу людей. Пустота сожрала даже мои сны.

А мама простила бы. И Даша. И папа. И, может быть, Вика. А я сама не могу. Из черной дыры не выбраться. Самое страшное наказание для меня — я сама. Потому что я и есть — ПУСТОТА.

Мне пора.

Полина поднялась.

— Спасибо Вам, Артур.

— За что?

— За то, что Вы есть. Человек или существо неважно, на некоторое время Вы избавили меня от одиночества. И, может быть, Вы увидите их. Маму, Дашку, Папу. Скажите, Полина хотела попрощаться. В жизни у меня это не получилось. Скажите, я их люблю. И Вы, Артур, прощайте….

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});