Читать интересную книгу Кэр-десятник - Василий Кузьмин

Ряд за рядом, десяток за десятком, сотня за сотней… Построенное походной колонной двадцатитысячное войско мертвецов растянулось более, чем на километр. Тысяча рядов, по двадцать воинов в ряд — и за каждым необходим контроль. Для того и снуют сотники вокруг и внутри войска, чтобы следить, что ни один из вверенных им воинов не провалился в овраг, не был унесен течением при очередной переправе, или просто не застрял в кустарнике, нарушая тем самым строй. Разумеется, когда армия марширует не через поля и леса, а по проторенной дороге — работы у сотников всяко меньше, но приказ есть приказ — и сотник обязан проверять любое нарушение строя — и уж тем более такое, которое распространяется по войску, как рябь по воде….

Немертвый солдат чуть наклонился вперед, приняв у впереди идущего кожаную флягу и уже собрался развернуться вполоборота, дабы передать ее идущему позади, когда сквозь гул шагов пробился голос сотника.

— Ты. Отдай это мне.

Не сбиваясь с шага, немертвый протянул фляжку стоящему левее него, тот с в свою очередь передал ее еще левее — и так, пока, наконец, до краев наполненная фляжка не легла в протянутую руку сотника. Тот несколько мгновений крутил ее в руках, затем, плеснул немного грязной, застоявшейся воды на ладонь свободной руки, внимательно посмотрел на нее и, наконец, кивнув каким-то своим мыслям, вылил все содержимое фляжки в придорожную грязь. Все это бы, впрочем, не стоило даже упоминания, если бы дальше сотник не замер на месте, как вкопанный, напряженно всматриваясь в кусты, растущие вдоль обочины. А затем, словно приметив что-то знакомое, не шагнул бы с дороги, с треском проламываясь сквозь заросли, при этом так и не выпустив из руки злополучную фляжку…

Воспоминания оставили меня только под утро. Точнее, я оставил их — они-то никуда не делись, все так же лежат большим расплывчатым пятном в глубинах памяти. Какой контраст с четкими воспоминаниями немертвого — память живых оказывается так несовершенна! Сплошные обрывки: имена и лица, даты и факты, и опять имена… А что хуже всего — все эти воспоминания еще менее живые, нежели я сам… Кто эти люди, которых я помню? Что это за места? Нет, я помню названия, я помню имена и биографии, нет только… чувств. Кем из них я восхищался, а кого презирал? Кто был мне другом, а кто соперником? Да, тьма возьми, я не помню даже, какой цвет — мой любимый! Да что там, сейчас я даже не понимаю, что значат слова "любимый цвет"! Пожалуй, еще чуть-чуть и я начну жалеть, о том, что вспомнил все это — как все-таки легче было просто шагать в строю, вообще не размышляя! Тем более, что тогда хотя бы сознание не бередила эта проклятая мысль, вернее пока еще намек на мысль о… предательстве. Ведь как иначе это понимать! Я, который клялся в верности Свету, который сражался за Свет и убивал во имя него, теперь шагаю в рядах армии немертвых, сея смерть и разрушение на своем пути! Разве не это называется предательством?! Разве не позорю я этим память всех тех, кто пал в последней войне?! Разве не подвел я доверие всех тех, кто надеялся на нас кто верил в победу Света… и не важно, что их уже как почти три столетия нет в живых… Не оправдать доверие — что может быть хуже для немертвого… Это гораздо хуже, чем даже знание о том, что за предательство, меня ждет вечная тьма на том свете — ибо я уже на том свете, и принадлежу тьме по определению. Впрочем, хватит об этом — надо гнать прочь такие мысли. Пока что мне есть зачем жи… существовать. Ведь, как минимум за одну жизнь — я все еще в ответе…

…Ее зовут Жент. И мы не такие уж страшные. Ну, что ж для двухчасового диалога — вполне достаточно информации. Хотя, как мне кажется, если бы левый но… в смысле Валешка была живой, она бы уже что-нибудь сломала или кого-нибудь убила… Все-таки разница между наречием горцев нашей поры и современным языком севера несколько больше, чем мы рассчитывали. Ну, то есть из десяти слов одно в принципе можно угадать по близкому произношению. Так что Валешке в роли переводчика пришлось, ой как не сладко… Ну, да впрочем она и сама не подарок… Одно ее любимое выражение "плоть и кровь", чего стоит! Интересно, а меня она переводит, как "доспехи и кости"? Выучу язык — проверю. А это, кстати, нашими темпами будет дней через пять, если, конечно, ничего не случится. Ну, и, разумеется, если нам удастся достать воды…

Все проклятая фляжка! Ну, и я, конечно, должен был быть быстрее! Впрочем, наверное, и дороги надо мостить качественнее… Хотя чего уж тут жалеть — результат-то вот он, втаптывается в землю сотнями солдатских сапог… Если бы не эта выбоина в дороге! И если бы она не подвернулась под ногу именно когда Жент протянула мне фляжку обратно… Нет, фляжку-то я поймал еще в воздухе, но вот вода из нее… Впрочем, в первый момент это меня особо не взволновало: вновь обретенная память услужливо подсказала, что в паре километров впереди мы вброд должны будем пересечь небольшую речушку, почти ручей. Размер проблемы обозначился только, когда мы достигли этого ручья — вернее его остатков… А чего еще ожидать, если до нас его вброд пересекли минимум пять тысяч бойцов! Той водой, которую не расплескали сапогами можно, пожалуй было смело красить стены — если кому-то, конечно, нужны стены грязно-бурого цвета. Может я, и преувеличиваю слегка, но в данном случае слова "все лучше, чем ничего" явно оказались не к месту.

Самое худшее же, что хотя это не последняя речка у нас на пути, а всего лишь предпоследняя, нет никаких гарантий, что со следующей история не повторится. А покинуть строй, по понятным причинам ни я, ни Валешка не можем — приказ есть приказ. В общем, тут было над чем пораскинуть мозгами, ну или что там у нас вместо них… Хотя, если говорить по правде, раскидываться мозгами пришлось только мне. Почему? Да потому, что Валешка, похоже, уже заранее знала ответ и лишь с интересом наблюдала за потугами моей мысли, дожидаясь, пока у меня, наконец, хватит ума обратиться к ней за советом! Впрочем, надо отдать мне должное: ума хватило уже минут через пять…

Еще пять минут прошли, пока я крыл себя последними словами за то, что сам до этого не додумался — а ведь лежало же на самом верху… Сам же совет вообще уложился в одно слово, которое, впрочем, непосвященному не сказало бы вообще ничего. Ибо слово это было ни много ни мало… "пожар". И его, кстати, оказалось вполне достаточно, чтобы все тут же разложилось по полочкам. Дальше дело оставалось только за дисциплиной и многолетней выучкой.

Стукнуть кулаком впереди идущего по спине, дождаться, пока он обернется, и сунуть ему фляжку со словами: "Передай за водой". Вот собственно и все. Дальше все происходит уже без нашего участия, благо по цепочке воду для пожаров передавали за сотни лет не то, что до нынешнего дня, а до моего рождения. Ну, а разница между ведром и флягой отнюдь не принципиальная… Вышеописанная процедура будет повторяться снова и снова, пока фляжка не дойдет до первого ряда, там ее наполнят в первой же встреченной речушке, а затем тем же методом передадут сюда. Все просто. Ну, точнее на словах все просто. На деле же есть масса неучтенных деталей от того что, этот ручей за триста лет просто напросто пересох, до того, что наша бурная деятельность бросится в глаза кому-нибудь из сотников… И так, кстати, нам сильно везло до этого, что им положено находиться в голове врученных им сотен, а мы маршируем все-таки ближе к середине: а то пришлось бы Жент сидеть в мешке безвылазно и даже дышать через раз. Сотник — не обычный солдат, ему чтобы убить, приказ не нужен… Впрочем, как говорят живые: риск благородное дело. Тем более, что следующий город дальше по этой дороге ни много ни мало в трех днях пути — и если воин три дня без воды, еще возможно переживет, то восьмилетней девочке такое боюсь не под силу… Так что выбора-то особого у нас нет….

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});