Читать интересную книгу Пабло Пикассо - Антонина Валлантен

Один из таких «стариков», с опухшим, изборожденным морщинами лицом, находится сегодня в коллекции Сала в Барселоне. Голова выписана мелкими мазками, передающими неровную, шероховатую кожу и узловатость дряхлой плоти, контрастирующей с белой, распахнутой на груди рубашкой.

Еще одно полотно из провинциального музея в Малаге, «Два старика», написано оно приблизительно около 1894 года, — тот же самый тип убеленных сединой старцев. Картина эта была семейным подарком и посвящалась кузине. Композиция интерьера довольно неловкая, манера исполнения — весьма тщательная; в том возрасте ребенок не отваживался еще на упрощения. Но это весьма условное, старательно выполненное произведение, на котором старик, опирающийся на палку, разговаривает со слепой старухой, очень эмоционально; мальчик, по всей видимости, чувствовал жалость к беспомощной и больной старости, а может быть, испытывал страх перед неумолимой разрушительной силой времени, довольно необычное чувство для ребенка его возраста, но Пабло Пикассо пронес его через всю жизнь.

«Бородатый мужчина в фуражке» (собственность самого Пикассо), вне всякого сомнения, был также одной из школьных моделей. По всей видимости, к этому времени мальчик успел уже ознакомиться с шедеврами испанской живописи, его живая натура очень быстро усваивала то, что могло ее раскрепостить. Полотно написано крупными контрастными мазками, прекрасно гармонирующими с освещением и экспрессией. Мальчик смог ухватить и передать — в жесте руки — несколько резонерскую сторону характера персонажа. Он овладел уже той удивительной быстротой исполнения, которая в зрелости придавала ему вид фокусника; уверенная техника мастера основывается не только на постижении законов мастерства, на знании способов использования фактуры полотна и передачи рельефности натуры, того, как перенести на картину теплые тени или холодные отблески. Прежде всего, мастерство — это врожденная способность решиться и без всяких проб и ошибок избрать тот прием, который поможет художнику достичь желаемого эффекта. Если с точки зрения формы это произведение не представляет собой ничего исключительного, то в содержании и манере уже безусловно видна та решительность, которая всегда была присуща зрелому Пикассо.

Именно тогда мальчик впервые попробовал себя в том, что стало одной из основных тем его зрелого творчества, а именно — в натюрморте. Однако медная ваза с фруктами, узорчатый глиняный кувшинчик и яблоки, разбросанные по скатерти, отразили лишь дурной вкус эпохи, пристрастие к изысканному беспорядку. На маленьких деревянных дощечках он рисует пейзажи, птицу, человека с собакой; он настолько уже уверен в себе, тем более, что окружающие ценят его работы, что отваживается писать портреты друзей дома. И вот наступает момент, который знаком многим гениям: отец признает его превосходство. Он знает, что не только ничему больше уже не может научить сына, но что ребенок с легкостью делает вещи, которым сам он научился с великим трудом. Пикассо определил этот момент в одной из своих знаменитых фраз, простой и выразительной: «Тогда он отдал мне свои краски и кисти и никогда уже больше не рисовал».

В это время сын часто рисует своего отца, причем ему удается передать причину принятого доном Хосе решения. Он рисует его таким, каким он был, красивым изысканным человеком, но на лице его — вечная озабоченность, на лоб набегают морщинки. Пабло открывает перед нами человека, потерявшегося в собственной жизни: на картине он сидит, облокотившись на стол, в расслабленной, безучастной позе, которая, по всей видимости, была для него привычной — одна рука подпирает голову, другая лежит на столе, взгляд обращен внутрь себя.

Был ли этот отказ для него мучительным, как это случается с людьми, обольщающимися в своей посредственности, или, скорее, дон Хосе оставил всякие усилия, как человек, который хочет отдохнуть от тяжких трудов в тихом уголке у огня? Отныне свое свободное время он отдает мелкой работе по дому, что-нибудь чинит, переделывает. Это ему нравится.

С помощью картона, бумаги и клея он делает для своего сына разные коробки, вещи совершенно бесполезные, просто занимающие место. Кроме того, дон Хосе развлекается еще и тем, что украшает все, что попадается ему под руку. Однажды, рассказывает Пикассо, он взял гипсовую статуэтку, изображающую итальянку, спилил острые углы, образуемые чепцом, перекрасил голову, задрапировал фигурку и наклеил на щеки стеклянные слезы.

Глядя на своего отца, который играл таким образом с предметами, преобразовывая их так, что назначение их менялось, Пикассо, возможно, впервые испытал влечение к преобразованию, воображение его стало более изобретательным. И быть может, увидев однажды «Портрет итальянки», принадлежащий к Лионской школе XIX века, он вспомнил ту самую гипсовую итальянку. Более полувека прошло с того дня, когда ребенок увидел длинные и тонкие руки своего отца колдующими над гипсовой фигуркой, но память Пикассо непогрешима, она ничего не теряет: условность изображения пробуждает в нем воспоминания, он рисует фигурку, только на полях рисунка изображает еще и фавна, играющего на свирели, а также Геркулеса, избравшего своей опорой высокую грудь модели.

Итак, первые опыты маленького Пабло любопытным образом определяют тенденцию его развития, его путь к мастерству, именно в этом и состоит их ценность.

Дон Хосе, скромный ремесленник, сумевший, однако, обеспечить прочное основание будущей славе, устранившись от жизни, умер накануне начала первой мировой войны.

Та самая ранняя виртуозность, сравнимая с мазком Ленбаха, с которой написаны портреты отца, проявляется также и в портрете лучшего друга дона Хосе: «Доктор Рамон Перес Косталес». Если Хосе Руис и был посредственным художником, то его человеческие качества помогли ему приобрести множество друзей. Мальчик вспоминал тех, кого его отец знал в Малаге; особенно часто вспоминал дона Рамона, врача, лечившего его сестру Кончиту от дифтерии, от которой она все-таки умерла. Дон Рамон настолько был привязан к дону Хосе, что, когда этот последний уезжал из Ла-Коруньи, решил тоже оставить негостеприимный город и поселиться в Малаге, в надежде, что рано или поздно дон Хосе туда вернется.

Этот человек стал первой значительной личностью, чей портрет написал Пабло Пикассо. Доктор Рамон Перес Косталес был ярым республиканцем. Именно в его доме глаза автора «Мечты и лжи Франко» впервые остановились на испанском республиканском знамени: дон Рамон был министром труда и изящных искусств при первой испанской республике. Человек, изображенный тогда мальчиком, казалось, принадлежал к тому поколению людей доброй воли, которые верили в реформы. С бородой, подстриженной как у Франца-Иосифа, с доброжелательным взглядом из-под слегка нахмуренных бровей, он олицетворяет тип просвещенного чиновника.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});