Читать интересную книгу Дмитрий Донской - Наталья Павлищева

Вздохнув, Ульяния отошла к лавке, но садиться не стала, сказалась недужной и стала прощаться. Поднялись и две невестки. Александра чуть не заплакала, принялась причитать, что почти и не ели, почти не посидели… На нее обратили мало внимания, хоть и великая княгиня, но как была боярской дочкой, так вовек и останется.

На дворе великая княгиня Ульяния подозвала к себе старшего внука:

— Митрий, поди сюда.

Тот с явным неудовольствием отвлекся от привязывания к хвосту дворового пса какой-то дряни и с сопением направился к бабушке. Весь его вид требовал скорее отпустить обратно.

— Ты и великим князем став, так с холопами играть будешь?

Мальчишка похлопал черными ресницами над светлыми глазами (и откуда такое, в роду Рюриковичей ни у кого не было, явно Санька Вельяминова расстаралась!) и засопел основательней:

— Я ж не князь…

Ульяния только рукой махнула, мол, что с тобой, дурнем, речи вести! Она знала, что не очень усидчив княжич над книгами, ему больше нравится бегать да прыгать, или слушать, но не самому буквицы разбирать.

Убедившись, что бабушка потеряла к нему интерес, Митька рванул к оставленной веселой компании, заорав на весь двор:

— Стой! Без меня не выпускай!

Почти сразу раздался лай пса, которого мальчишки погнали по двору, и отчаянное мяуканье кота, сидящего в коробе, привязанном к собачьим задним лапам. Холопы бросились ловить собаку, чтобы освободить котенка. Один из дворовых мальчишек, видимо, хозяин собаки, показал Дмитрию кулак. В ответ княжич показал свой.

Ульяния поспешила прочь со двора. Нет, сюда она больше ни ногой! Тут такого насмотришься… За ней торопилась и вдова Симеона Гордого. А мать Владимира и старшего Ивана вдова князя Андрея осталась пока поговорить с великим князем. Тот предлагал не увозить Володю из Москвы, оставить воспитываться вместе с братом Дмитрием, с которым княжич очень сдружился.

— Тогда уж обоих, — вздохнула княгиня и смущенно объяснила: — Я постриг хочу принять.

— Оставляй обоих.

Больше всего радовались сами княжичи, они в тот же вечер устроили догонялки по всему терему, и слуги едва успевали уворачиваться от топающего Дмитрия. Эта дружба продлится до конца их жизни. Самым верным и преданным другом для Дмитрия Ивановича будет именно двоюродный брат Владимир Андреевич, хотя и его умудрится обидеть своенравный и упрямый князь Дмитрий Донской. Но это будет много-много позже…

А тогда по переходам княжьих палат с криками и визгом носились Митька и Вовка, а за ними пытался бегать и маленький Ванятка, Митькин брат. Брат Владимира, тоже Иван, стоял в стороне, грустно поглядывая на веселившихся княжичей. И один, и второй Иваны проживут очень недолго.

Митрополит как в воду глядел. Не успел он вернуться, как в Москву принесли две вести, одну другой хуже: умер хан Джанибек, а в Царьграде над Русью поставили другого митрополита — Романа, посчитав, что Алексий слишком связан с великим князем. Но это не все, послам развязали языки и те под страшным секретом рассказали, что хан умер странно, вроде в походе у него помрачился рассудок, и его сын Бердибек велел подданным зарезать своего отца! Мало того, за Джанибеком последовали и двенадцать братьев Бердибека, и едва оправившаяся от болезни ханша Тайдулла!

Москва содрогнулась, власть в Золотой Орде попала в руки безжалостного отцеубийцы, а ему придется кланяться и делать вид, что все в порядке!

Алексий думал о своем — снова надо ехать в Царьград, доказывать, что радеет обо всех православных на Руси, чтобы вернуть себе право зваться митрополитом. Негоже еще и так делить православных, нельзя, чтобы два разных митрополита были, хоть в вере Русь должна оставаться единой!

Он понимал, что это литовский Ольгерд постарался, нажаловался патриарху цареградскому, мол, митрополит знает лишь свой Владимир да Москву, а до остальных и дела нет. Если честно, то Ольгерд был отчасти прав, сыну московского боярина, даже постриженному много лет назад в чернецы, трудно отрешиться от Москвы. Но не в том дело, что на Москве родичи, Алексий просто нутром чуял, что с Москвы начнется возрождение Родины, попранной и разделенной между другими правителями. А потому готов помогать великому князю, кто бы им ни был, во всем.

Только говорить об этом в Царьграде никак нельзя, снова пришлют чужого грека, который Руси не разумеет, станет гнуть свое. Хотя, чего уж поставят… поставили. Может, Роман и всем хорош, да только если Ольгердом назначен, то Москве от него пользы будет чуть, скорее вред.

Алексий вздохнул, перекрестился: «Прости мне эту ложь, Господи! Не ради себя, не для своей славы сие вершу. Помоги для Руси расстараться, ей пользу принести!»

Так и пришлось снова и великому князю, и митрополиту в Орду ехать, только Алексий дальше в Царьград отправился, а Иван Иванович обратно вернулся. Все снова обошлось, то ли Бердибек помнил о дружбе отца с московскими князьями и не был против, то ли подарки оказались хороши, получил Иван и от него ярлык на великое княжение. А митрополит подорожную в Византию.

Князь вернулся быстро, а митрополит задержался на два года. Сначала в Царьграде, доказывая, что сможет лучше поставленного Ольгердом Романа послужить на Руси православию. А вот потом… Чтобы показать, что для него все православные земли одинаково дороги, и разобраться с самим Романом, которому и Цареградский патриарх не указ, Алексий отправился в Киев. И поплатился за свою доверчивость! Литовскому князю Ольгерду Царьград уж точно не указ, он и вовсе не православный — посадил митрополита Алексия под замок в темницу и выпускать не собирался!

Прибыв в Москву, князь Иван Иванович вернул из Рязани бежавших туда бояр Вельяминовых, простив им убийство своего боярина Алексея Петровича Босоволкова по прозвищу Хвост. И маленький Дмитрий окончательно убедился, что главная сила на Москве — бояре.

А еще он понял, что вторая сила, даже более сильная, — это митрополит. Князя в Орду провожали просто, только жена рыдала с перепугу, а Алексия так всем миром. И слушали митрополита внимательней, чем Ивана Ивановича. Попробовал осторожно спросить отца, почему так, тот вздохнул:

— Сынок, духовное, оно всегда прежде человеческого, оттого и власть митрополичья выше, чем княжеская. Тем паче такого, как митрополит Алексий.

— Он самый-самый? — заблестел глазенками княжич.

— Не он один. Сергия Радонежского, игумена монастырского, люди тоже раскрыв рты слушают. Никакой князь или боярин так не сможет.

— А о чем он говорит?

— Божье слово несет, веру в людей вселяет. К кому, как не к ним, с любой бедой идти, у кого, если не у них, совета и утешения просить?