Читать интересную книгу Пробуждение весны - Франк Ведекинд

- - - Каждый раз замечаешь, что она получила образцовое воспитание. - Я тоже.

Помолилась ли ты на ночь, Дездемона?

Сердце сжимается - - - глупость. - И святая Агнесса умерла от своей скромности, а она не была даже на половину так обнажена, как ты. - Еще раз поцелую твое цветущее тело, твою детски трепещущую грудь, твои сладостно-округленные, твои страшные колени...

Так надо, так надо, сердце мое!

Пусть она не называет вам меня, чистые звезды. - Так надо. -

(Картина падает из его рук в глубину; он закрывает крышку).

Сцена четвертая

Сеновал. Мельхиор лежит на спине в свежем сене. Вендла взбирается по лестнице.

Вендла: Ты куда спрятался! Все тебя ищут. Телега уже уехала. Ты должен помогать. Будет буря.

Мельхиор: Уйди от меня! Уйди от меня!

Вендла: Что с тобой? Что ты прячешь лицо?

Мельхиор: Прочь! Прочь! - Я сброшу тебя на ток.

Вендла: А вот и не уйду - (становится подле него на колени). - Почему ты не сошел вместе с нами на луг, Мельхиор? - Здесь так душно, темно. Если мы и промокнем, ну так что же нам сделается!

Мельхиор: Сено пахнет так дивно. - Небо, наверное, черное, как похоронный покров. - Я вижу только мак, на твоей груди светится, - и твое сердце слышу, как бьется...

Вендла: - - Не целуй, Мельхиор. - Не целуй.

Мельхиор: - Твое сердце, - слышу, как бьется...

Вендла: - - Влюбляются, когда целуются. - Нет, нет! -

Мельхиор: О, поверь мне, нет любви. - Все - своекорыстие и эгоизм. - Я люблю тебя так мало, как и ты меня.

Вендла: - - Нет - - - нет, Мельхиор!

Мельхиор: - - Вендла!

Вендла: О, Мельхиор! - - - - - нет - - - нет. -

Сцена пятая

Госпожа Габор, (сидит и пишет).

Любезный господин Штифель!

С тяжелым сердцем берусь я за перо после того, как целый день много думала о вашем письме. Достать вам денег на переезд в Америку, уверяю вас, я не смогу. Во-первых, я не располагаю такою большой суммою, во вторых, если бы я ее и имела, было бы величайшим грехом снабдить вас средствами для совершения необдуманного поступка, который повлечет за собою серьезные последствия. Горькую несправедливость совершили бы вы, господин Штифель, если бы увидели в моем отказе недостаток любви. Наоборот, я дружески, как мать, расположенная к вам, очень сильно нарушила бы мой долг, если бы решилась на это, под влиянием вашей временной растерянности, если бы я потеряла голову и слепо подчинилась своему первому побуждению. Я охотно напишу вашим родителям, если вы пожелаете. Я постараюсь убедить их, что в эту четверть вы сделали все, что могли, что вы очень утомились, так что строгое отношение к вашей неудаче не только не справедливо, но и в высшей степени вредно для вашего духовного и телесного развития.

Ваши намеки на то, что вы лишите себя жизни, если вам нельзя будет бежать, откровенно говоря, господин Штифель, меня несколько удивили. Пусть несчастье будет совершенно незаслуженным, все-таки некогда нельзя прибегать к нечистым средствам. Способ, которым вы хотите меня, которая всегда желала вам добра, сделать ответственной за ваш поступок, мог бы недоброжелательному человеку показаться вымогательством. Должна сознаться, что от вас я меньше всего могла ожидать подобного поступка. Впрочем, я уверена, что вы находились под первым впечатлением страха и не могли спокойно обдумать ваше положение.

Я надеюсь, что эти мои слова застанут вас в более спокойном настроении. Старайтесь видеть дело таким, как оно есть. По-моему, нельзя о молодом человеке судить по его школьным отметкам. Перед нами много примеров, когда очень плохие ученики становились отличными людьми и, наоборот, прекрасные ученики в жизни себя проявляли не особенно хорошо. Во всяком случае, уверяю вас, что несчастье ваше не повлияет, на сколько это зависит от меня, на ваши отношения с Мельхиором. Мне всегда было приятно, что мой сын сошелся с молодым человеком, который, - что бы о нем ни думали, - сумел заслужить мои симпатии.

Поднимите же голову, господин Штифель! - каждому из нас приходится бывать в критическом положении, но мы должны быть стойкими. Если бы каждый тотчас хватался за нож или за яд, на земле, конечно, совсем скоро не осталось бы людей. Дайте скорее знать о себе и примите сердечный привет от любящей вас, как мать и друг.

Фанни Г.

Сцена шестая

Сад Бергман, залитый утренним солнцем.

Вендла: - Зачем ты улизнула из комнаты? Искать фиалок. - Потому что мать видит, как я улыбаюсь. - Что ты ходишь с открытым ртом? - Я не знаю, я не нахожу слов. Дорога, как ковер, - ни камешка, ни сучка. - Земли под ногами не слышу! - О, как спала я ночью! Здесь стояли они. - Я стала серьезной, как монахиня за вечерней. - Милые фиалки! - Будь покойна ,мамочка. Я надену хламиду. - Господи, хоть бы пришел кто-нибудь, чтобы я могла броситься ему на шею и рассказать!..

Сцена седьмая

Вечерние сумерки. Небо призакрыто облаками. Дорога вьется сквозь низкий кустарник и осоку. Невдалеке слышится шум реки.

Мориц: Хорошо! Я к ним не гожусь! Так пусть они лезут друг другу на шею. - Я закрываю за собою дверь и выхожу на волю.

Я не навязывался. Для чего же мне навязываться теперь? У меня нет договора с Богом. Пусть делают, что хотят, а я... меня вынудили. - Родителей я не виню. Но они все таки должны были ожидать самого худшего. Им пора было знать, что они сделали. Я появился на свет неразумным младенцем, - иначе я, конечно, был бы умнее и стал бы другим. - Почему я должен отвечать за то, что другие уже были здесь?

Я, наверно, глуп... подари мне кто-нибудь бешеную собаку, я возвращу ее обратно. А если он не захочет взят назад свою бешеную собаку, - я - человек, я...

Я, наверное, глуп...

Рождаются совершенно случайно и, по здравому размышлению... да, лучше застрелиться! - Хоть погода оказывается порядочной. Целый день собирается дождь, а вот теперь разъяснило. - В природе царит такая редкая тишина. Ничего резкого, возбуждающего. Небо и земля точно прозрачная паутина. И все кажется таким приятным. Ландшафт такой милый, как колыбельная песня: "Королевич мой, усни", - как пела Снандулия. Жаль, что она не грациозно держит локти. - Последний раз я танцевал в день святой Цицилии. - Снандулия танцует только с теми, кто ей партия. Ее шелковое платье было вырезано сзади и спереди, - сзади до пояса, а спереди до умопомрачения. - Рубашки на ней, верно, не было. - - - - - - - - - - - - вот это еще могло бы захватить меня. - Больше как курьез. - Это должно быть странным ощущением, - чувство, точно уносишься по речной быстрине. - Я там никому не скажу, что вернулся не испытав этого. Я буду держать себя так, точно все это проделал... Есть что-то позорное - быть человеком и не познать самого человеческого. - Вы из Египта, милостивый государь, и не видели пирамид...

Сегодня я не буду больше плакать. Я больше не буду думать о своем погребении. Мельхиор возложит на мой гроб венок, Пастор Кальбаух будет утешать моих родителей. Ректор Зонненштих приведет пример из истории. Надгробного камня у меня, вероятно, не будет. Я хотел бы иметь белую, как снег мраморную урну на черном цоколе из сиенита, - но обойдусь без нее. Памятники для живых, а не для мертвых.

Мне нужен был целый год, чтобы мысленно распрощаться со всеми. Я не буду больше плакать. Я так рад, что могу оглянуться назад без горечи. Сколько прекрасных вечеров провел я с Мельхиором! Под ивами на берегу; у лесной сторожки; на большой дороге за городом, где стоят пять лип; на замковой горе среди чутких развалин Руненбурга. - Когда настанет мой час, я буду думать о битых сливках. Битых сливок не жаль. Они засоряют желудок, хотя и оставляют приятный вкус... И о людях я думал бесконечно хуже. Я не нашел ни одного, кто не стремился бы к своему благу. Многим я сочувствовал ради себя самого. Я восхожу на алтарь, как юноша древней Этрурии, последний вздох которого покупал благополучие братьев в наступающем году. - Я медленно вкушаю таинственный ужас отрешения. Я рыдаю от тоски, думая о моем жребии. Жизнь отвертывается от меня. А из-за ее холодного плеча истинно-дружеские зовут меня взоры: безголовая королева, - сочувствие, ожидающее меня с нежными объятиями... Ваши заповеди для незрелых; у меня свободный пропуск. Кокон раскроется, - мотылек упорхнет; призрак не беспокоить. - Вы не смеете вести сумасбродную игру! Туман рассеивается; жизнь - дело вкуса...

Ильза (в оборванном платье, с пестрым платком на голове, хватает его сзади за плечи): Что ты потерял?

Мориц: Ильза!

Ильза: Что ты ищешь?

Мориц: Зачем ты так меня пугаешь?

Ильза: Что ты ищешь? - Что потерял?

Мориц: Зачем же ты так ужасно пугаешь меня?

Ильза: Я из города. - Иду домой.

Мориц: Не знаю, что я потерял...

Ильза: Тогда поиски не помогут.

Мориц: Чорт возьми! Чорт возьми!

Ильза: Уже четыре дня я не была дома.

Мориц: - Беззвучно, как кошка!

Ильза: Потому что на мне большие башмаки. - Вот то мать рассердится! Пойдем вместе к нам.

Мориц: Где ты была?

Ильза: В Приапии.

Мориц: В Приапии?

Ильза: У Ноля, у Ферендорфа, у Падинского, у Ленца, Ранка, Шпюлера, у всех.