– Что, клановая гордость взыграла?
– Ну, да… – ответил Вивиан немного смущенно. – Что-то типа того.
– Бывает, – эмпат улыбнулся. – Понимаю и сочувствую. Мне тоже иногда хочется все здесь разнести, а еще лучше – встать посреди бальной залы и начать вслух читать мысли всех присутствующих. Было бы очень забавно.
«Забавно» – не то слово. Иногда Вивиану страстно хотелось обладать талантами Дарэла… ну, хотя бы десятой частью его талантов. Неофит уже понял, что кроме умения сканировать душу и мозг, даханавар обладает магнетическим влиянием на окружающих. В его присутствии становилось спокойно, раскованно, весело. Куда-то уходило неприятное напряжение и зажатость, даже привередливому «голосу» было приятно рядом с ним.
Кадаверциан подумал, что на людей Дарэл должен действовать также – они расслабляются, забывают об осторожности и наслаждаются искренним вниманием и открытой улыбкой этого обаятельного симпатичного «человека»… «Хотя, пожалуй, с точки зрения нравственности, – решил он, – это еще хуже «Равновесия», которому обучает Кристоф. Можно смириться с охотой, когда быстро и безболезненно подманиваешь жертву, не оставляя у нее в памяти никаких воспоминаний о себе, хотя и это недостойное, пусть и вынужденное, занятие. Но оболванивать человека, очаровывать его, заставляя испытывать к себе искреннюю симпатию, всего лишь для того, чтобы украсть его кровь… подло».
Телепат смерил его внимательным и долгим взглядом.
– У тебя, оказывается, есть моральные принципы?
– Просто принципы, – ответил Вивиан довольно резко.
– Ничего. Это скоро пройдет. – Даханавар как будто не заметил его недовольства, оглядываясь по сторонам. – А вот и Гранд-Леди, – сказал он.
Сердце Вивиана неожиданно подпрыгнуло в груди. Причин для волнения не было, но он все равно почувствовал нервную дрожь.
Фелиция оказалась гречанкой. Невысокая, статная, она была один в один похожа на статую Афродиты, которая выставлена в греческом зале Художественного музея. Все линии тела, почти не скрытые длинным, струящимся до пола, хитоном, плавные и округлые; высоко поднятые волосы открывают белую нежную шею; руки, обнаженные до локтей, тоже вызывают ощущение беззащитной мягкости.
Вивиану странно было смотреть на нее и знать, что эта женщина жила тысячу… нет, две тысячи лет назад. И те времена, о которых он читал только в учебниках по истории, для Леди Даханавар – ее собственное, живое прошлое. Она своими глазами видела древние города, от коих не осталось даже камней. Может быть, говорила с Сократом, Платоном и Аристотелем. Молилась Зевсу и Афродите. Наблюдала, как строили Парфенон, а затем – как персы разбивали в мелкий камень его кариатид. Мифы, на которых росла цивилизация Европы – реальность для нее …
С этим сумбуром в голове он и подошел к Фелиции, которая разговаривала с двумя мужчинами благородной наружности. Заметив Дарэла, она медленно повернула голову. Ее собеседники с любопытством посмотрели на ученика Мастера Смерти, но тот, решив, что не стоит его разглядывать как редкое насекомое, сделал вид, что не замечает их.
– Леди, – произнес Дарэл почтительно. – Позвольте представить. Вивиан Кадаверциан.
Даханавар не назвал ее имени, как обычно бывает при знакомстве – Первую Леди должны знать все.
Мормоликая[7] смотрела на них снизу вверх, и за ее доброжелательной улыбкой скрывалось пристальное внимание. Глаза гречанки были бледно-фиалковыми по краю и густо-кобальтовыми у зрачка. Холодные. Пронзительные. Оценивающие… Лицо юной девушки, но не взгляд.
Вивиан потупился, чувствуя, что больше не может выдерживать ее пристальное внимание.
– Очень рада, – голос у Фелиции был мелодичный, мягкий, но молодой некромант нисколько бы не удивился, услышав в нем сухой металл. – Всегда приятно видеть новые лица. Развлекайтесь.
Он осторожно взял ее руку, протянутую для поцелуя, наклонился, кажется, не слишком изящно, коснулся губами гладкой прохладной кожи, пахнущей резедой. А когда выпустил тонкую ладонь, отступил на шаг и поднял голову, то с облегчением увидел, что Первая Леди снова повернулась к своим собеседникам.
Дарэл незаметно толкнул неофита, кивком головы указал на двери и неторопливо направился к выходу. Вивиан поспешил за ним, чувствуя облегчение и неудовольствие одновременно. Его вторая личность продолжала ощущать собственную нереализованность на этом празднике, но кадаверциан не обращал внимания на ее «ворчание».
– И что теперь? – спросил он Дарэла, когда они покинули зал с птицами на стенах.
– Что хочешь. – Тот пожал плечами, а потом вдруг остановился, наклонил голову, как будто прислушиваясь к чему-то. Взгляд даханавара стал невидящим, обращенным внутрь себя. – Извини, Вив, – сказал он голосом, лишенным всякого выражения, потом тряхнул головой, покосился на спутника, улыбнулся и стал прежним ироничным, жизнерадостным парнем. – Дела клана требуют моего личного присутствия.
Неофиту оставалось только последовать совету Фелиции – идти развлекаться. Но, чувствуя себя не совсем уютно в огромном чужом доме, Вивиан отправился на поиски Кристофа…
Ночь не задалась для Миклоша Тхорнисха с самого начала. Девчонка, которую привезли в особняк, поняла ситуацию уже когда он спустился к ужину и остался с ней наедине. Скорее всего, она рассчитывала, что удастся провести вампира и вырваться из клетки, особенно, если подкрепить этот расчет тяжелым канделябром. Девушка воспользовалась подсвечником, как только нахттотер отвернулся, чтобы налить своей жертве вина.
Будь Миклош человеком, он бы уже валялся на полу с проломленным черепом, а так удар по затылку его лишь разозлил. Сегодня он хотел быть вежливым с этой овцой, но она, как и все люди, не оценила милости. «Чем больше с ними возишься, – раздраженно подумал господин Бальза, – тем сильнее они садятся на шею. И наглеют».
Но не это заставило его рассвирепеть от злости. Во время жалкой попытки нападения красное вино пролилось на рукав новой рубашки – вещь оказалась безнадежно испорчена, а глава клана Тхорнисх[8] слыл среди киндрэт известным чистоплюем и педантом. Неприятность с рубахой, которую он надел на грядущее в особняке Фелиции торжество (сам Миклош приравнивал его по степени важности к цирковому шоу) заставила нахттотера[9] впасть в бешенство. Он с рычанием отмахнулся от строптивого ужина, который и не думал успокаиваться, на этот раз метя Миклошу в лицо. В последний момент сдержал удар, но и того, что осталось, хватило, чтобы сломать девушке несколько ребер и отбросить ее в противоположный конец зала. Однако и после этого она не успокоилась. Уличная девка сражалась, словно отчаявшаяся кошка. В ход пошли ногти и зубы. Она умудрилась расцарапать ему лицо, оторвать воротник рубашки и вцепиться зубами в шею. Последнее господина Бальзу позабавило, и он сделал то же самое, но с гораздо большим эффектом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});