Мауна, которая по праву считалась невестой Капуны, была из лучших девушек деревни: она отличалась крепким телосложением, неутомимостью в работе, выносливостью и зычным голосом. Все деревенские парни завидовали Капуне, и сам он не понимал, почему Мауна полюбила именно его, а не Кане, например, – но то, что творится в девичьих сердцах, всегда было тайной.
Полюбив Капуну, Мауна быстро прибрала его к рукам, и он подчинялся ей не меньше, чем подчинялся своей матери и своему отцу. Когда после Праздника Птиц он не вернулся ночевать в деревню, а заявился лишь на следующее утро, Мауна встретила Капуну с грозным видом, который не предвещал ничего хорошего.
Она как раз несла воду из родника, и Капуна робко попросил, чтобы она дала ему напиться. Не глядя на него, Мауна молча протянула ему кувшин. Капуна отпил глоток и попытался взглянуть ей в лицо; Мауна отвернулась. Тогда Капуна зашел с другой стороны и повторил свою попытку; Мауна отвернулась.
– Мауна! – позвал он.
Она не ответила.
– Мауна, – сказал он и тяжело вздохнул.
Ответа не было.
– Мауна… – произнес Капуна уже безнадежно.
– Разве ты не знаешь, что девушке неприлично разговаривать с мужчиной наедине, и тем более, на улице, – строго проговорила Мауна, выдержав паузу.
Услышав ее голос, Капуна обрадовался.
– Я знаю это, – выпалил он, – но мы с тобой… мы – жених и невеста!
– Кто тебе сказал такое? – холодно спросила Мауна.
– То есть как? – опешил Капуна. – Но ведь наши родители уже сговорились, а вчера, на празднике, ты сказала мне…
– Я?! – перебила его Мауна. – Я ничего не говорила.
Капуна открыл рот от удивления.
– Но как же? Когда я вернулся после состязания, ты плакала и шептала мне на ухо…
– Зачем сейчас об этом вспоминать? – снова перебила его Мауна. – Ты бы еще вспомнил, что было десять лет назад! Сегодня всё переменилось.
– Но почему? – с отчаянием воскликнул Капуна.
– Тебе лучше знать! – отрезала она.
– Так ты сердишься на меня за то, что я не вернулся вчера домой? Но мы с Кане были на пиру, а после заночевали в поле, потому что уже поздно было возвращаться, – поспешно принялся объяснять Капуна. – А утром я сразу пошел к тебе, – я так соскучился!
– Уши вянут от твоего вранья! – Мауна выхватила кувшин из его рук, так что вода пролилась Капуне на грудь. – Вы должны были прийти вчера. Я бежала всю дорогу от Священного поселка, чтобы рассказать нашим деревенским о победе Кане и о том, что вы с ним вот-вот придете. Вас так ждали, но вы не пришли, – а теперь ты являешься ко мне один, на другое утро, и кормишь небылицами!
– Клянусь богами, что всё было так, как я сказал! – закричал Капуна, для пущей убедительности обращаясь к небесам. – Ни одного слова лжи не вылетело из моих уст!
– Не кощунствуй! – сурово проговорила Мауна. – Не призывай богов в свидетели твоего обмана. Подумай сам, можно ли тебе верить: ты говоришь, что вы заночевали в поле? Ха-ха… Зачем это вам понадобилось? Никто не ночует в поле без крайней нужды; ночью злые духи так и норовят овладеть неприкаянными людскими душами… Зачем вам надо было ночевать в поле? Уж наверное вы нашли себе приют в Священном поселке; слышала я о бесстыдстве тамошних женщин!
– Клянусь, что мы ночевали в поле, под кустами, – ну, ты знаешь те кусты на повороте дороги, – под защитой доброго духа этих кустов, – Капуна умоляюще смотрел на Мауну.
– Вы, что же, решили вознести духу кустов ночную молитву? – ехидно спросила она.
– Нет, тут дело в другом… – замялся Капуна.
– В чем же?
– Ладно, я скажу тебе правду…
– Давно пора.
– Я был…
– С кем ты был?
– Я был… Я был… Я был сильно пьян, – сказал Капуна, закрыв лицо рукой от позора.
Мауна внимательно посмотрела на него, и взгляд ее смягчился.
– Значит, ты напился на пиру, напился настолько, что не смог дойти до деревни? – в ее глазах промелькнули искорки смеха.
– Да, – понурившись, отвечал Капуна.
– Хорошо, – продолжала допрос Мауна. – Предположим, что ты говоришь правду… Но почему Кане не вернулся с тобой в деревню? Он, что, по-прежнему сидит под кустами?
– Нет, он пошел назад в Священный поселок.
– Это еще зачем?
– Понимаешь, Мауна… Нет, я не могу тебе сказать.
– Как я могу верить тебе, если ты от меня что-то скрываешь?
– Кане – мой друг. Я не имею права открыть его тайну.
– Тайну? У тебя есть тайны от меня?
– Но это не моя тайна! Это тайна моего лучшего друга! – вскричал Капуна.
– Ладно. Если твой друг ближе тебе, чем я, здесь и говорить не о чем, – Мауна подняла кувшин, делая вид, что собирается уходить.
– Подожди! Подожди, Мауна! Не уходи! – Капуна схватил ее за руку, которую она немедленно отдернула. – Ладно, так и быть, я скажу. Но поклянись, что никто не узнает об этом.
– Клянусь всеми богами, какие только есть в на свете! – Мауна поставила кувшин на землю. – Говори же, я слушаю.
– Кане… Он… Понимаешь, он пошел к Парэ, – со вздохом пробормотал Капуна.
– К Парэ? Это к какой Парэ? – переспросила Мауна. – Уж не к дочери ли верховного жреца?
– Да, к ней.
– Зачем?
– Он полюбил ее, – шепотом произнес Капуна, оглядываясь по сторонам.
Мауна так и подпрыгнула на месте, чуть не опрокинув свой кувшин с водой.
– Да ты что?!
– Увы, это так, – горестно подтвердил Капуна.
– Вот так Кане! – Мауна всплеснула руками. – Нашел, кого полюбить! Дочь верховного жреца, посвятившую себя богам! Разве у нас мало хороших девушек, которые с радостью пошли бы за Кане замуж!
– Вот, вот! Я ему так и сказал, слово в слово! Но он, будто одержимый, только о Парэ и говорит. Едва мы проснулись, он побежал в Священный поселок; я пытался было его удержать, но куда там!
– Сумасшедший Кане. Что же теперь будет? Такого святотатства наши люди не прощают никому, – а главное, он навлечет на себя гнев богов. Не вселился ли в него демон? Не овладела ли им нечистая сила? О, боги, спасите нас от беды! – Мауна поцеловала священный амулет, висевший у нее на шее.
– Что ты стоишь? – обратилась она затем к Капуне. – Пошли в деревню. Там и так уже судачат о вашем отсутствии.
* * *
Кане второй день ждал, когда Парэ выйдет из дома Посвятивших Себя Богам. Этот дом находился между домом верховного жреца и храмом Бога Лесов в Священном поселке, и был виден издалека. Его окружал высокий забор, а над забором поднималась пирамидальная крыша, устланная пальмовыми листьями. Забор был покрыт густой оранжево-коричневой краской и расписан яркими пестрыми картинками из жизни богов. Тут были изображены Отец-Небо и Мать-Земля, Бог Земледелия и Бог Лесов, Бог Ветра, Бог Моря и Бог Плодовых Деревьев; была здесь, конечно, и Большая Птица, а также много других божеств и духов, – только изображения свирепого Бога Войны не было на заборе, потому что на острове не было войн.