— Это отвратительно, — резко отвечаю я.
— Приватный танец на коленях, — внезапно говорит Лорен. — Если Роуз проиграет, она должна подарить Коннору пятиминутный танец на коленях.
Моя грудь сжимается, и я так сердито смотрю на Лорена, что мне кажется, что мои глаза протыкают его.
— Ты не должна этого делать, — говорит мне Коннор. Он изучает то, как я задерживаю дыхание.
Я не моя сестра.
Когда дело доходит до близости, я — трусиха. Я полностью признаю это. Я скорее выскользну из объятий, чем упаду в них.
И Лорен знает о моей нерешительности. Какая-то часть меня задается вопросом, не жалко ли ему Коннора, зная, что я не раскрепощаюсь после столь долгого времени, проведенного вместе. Но, возможно, Лорен просто пытается спровоцировать меня.
У всех на виду.
— Ты думаешь, я бы не сделала этого? — спрашиваю я у Коннора.
Не уверена, что смогла бы сесть к Коннору на колени и начать эротически танцевать. На публике. Без чувства унижения. Я уверена во всем, кроме этого: быть сексуальной, быть искусной в постели, быть великолепной в сексе. Я убеждена, что секс — это не то, чему можно научиться в теории. Нет, тебе нужно учиться на собственном опыте.
А у меня его нет.
Поэтому у меня есть чувство, что когда я займусь сексом с Коннором, наши отношения станут другими. Любое влечение между нами, будет разрушено моими неряшливыми движениями и неспособностью доставить ему удовольствие.
До сих пор он ни разу не надавил на меня, но я жду момента, когда он уйдет — когда ему надоест моя динамичная личность и мое навязчивое компульсивное поведение.
Черт, иногда и мне хочется уйти от себя. Даже мой психотерапевт ненавидит меня. Она прописала мне алпразолам, пароксетин, флувоксамин и кломипрамин — препараты, которые я принимала, а потом избавилась от них. На них я чувствовала такой кайф, что могла плыть по жизни, или же наоборот, такую тяготность, будто жила в аду.
Я не та девушка, с которой захочется спать каждую неделю. Я — погоня. Та, кого ты ловишь, а потом отпускаешь. И как только Коннор займется со мной сексом, он закончит её. Он выиграет самое трудное испытание в своей жизни: лишит девственности самую главную девственницу.
Я знаю это. Всем мужчинам нужно одно.
И я никогда, никогда не позволяю им получить это.
Но Коннор близок к этому.
Он смотрит, как я сильнее натираю кожу, всё моё тело напряжено и неподвижно, кроме щетки между пальцами.
— Не отвечай ей, — предостерегает его Лорен. — Это уловка.
Коннор не отводит взгляд от меня.
— Я могу справиться с ней, Ло.
Да, он должно быть, единственный. Он подходит ближе и выключает кран.
Я включаю его снова.
— Я ещё не закончила.
Под моими ногтями все еще тонкий слой соуса.
— Мы оба знаем, что ты не подаришь мне приватный танец. Так что давай сойдемся на ставке в тысячу долларов.
Его голос не читаем. Если в нём и есть огорчение, он никогда не позволит мне его распознать.
Я чувствую себя побежденной по всем фронтам.
— Я смогу это сделать, — заявляю я.
— Я не пытаюсь применить на тебе обратную психологию, Роуз. Я правда не думаю, что тебе стоит это делать.
Он снова выключает кран, и когда я собираюсь включить его снова, он проскальзывает передо мной, загораживая раковину, и оборачивает полотенце вокруг моих рук.
— Они чистые, — говорит он.
Я опускаю взгляд на свой комбинезон, который всё ещё испачкан.
— Мне нужно переодеться.
Лорен вклинивается: — Итак, мы в итоге договорились, будешь ли ты сегодня вечером танцевать на коленях?
— Только если я проиграю, — говорю я.
Мышцы челюсти Коннора сжимаются — единственный сигнал, который я могу прочесть. Он действительно не хочет, чтобы я это делала, но мне не нравится, как он смотрит на меня. Как будто я маленькая испуганная птичка.
Я не испугана. Пока.
— А если ты проиграешь, — говорю я, — что получу я?
Коннор смотрит на мой рот так же, как я смотрела на его.
Он проводит большим пальцем по моей нижней губе и говорит: — А чего ты желаешь, дорогая?
Мое сердце колотится. Я хочу быть великолепной в постели. Я хочу доставлять ему удовольствие лучше, чем он мне. Я хочу победить его.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Но я знаю, что когда дело доходит до секса, я никогда не выиграю. Я в таком невыгодном положении. Поэтому я говорю: — Если ты проиграешь, мне не придется танцевать для тебя приватный танец.
— Бууууу, — говорит Лили.
Лорен кивает.
— Скучно.
Но единственный, чье мнение имеет значение, говорит: — Договорились.
Коннор игнорирует мою сестру и её парня. Он заканчивает вытирать мои руки. Я только сейчас замечаю, какие они раздражённые и красные. Иногда меня уносит, а я даже не осознаю…
— Чья это была идея — нанять гадалку? — спрашивает Лорен.
— Это было запланировано продакшеном, — напоминаю я.
И Бретт, и Бен бросают на меня удивленные взгляды при упоминании продакшена. Мы не в прямом эфире. Это не Большой Брат.
— О, пожалуйста, — говорю я прямо в камеру. — Скотт, если ты это слышишь, удали эту часть, — я смотрю на Бена. — Вот так. Он не отшлепает вас за плохое поведение.
И как хорошие операторы, они молчат.
Лорен долго смотрит на коротко-стриженого Бретта. Наконец он привлекает его внимание. И тогда он проводит языком по шее Лили, не сводя глаз с камеры, словно соблазняя зрителей. Лили практически тает под ним, её дыхание сбивается в громкий стон. Лорен злобно ухмыляется, особенно когда Бретт в шоке отступает назад.
А затем он засовывает свой язык в ухо Лили.
Они издеваются над операторами.
И это только второй день.
3. Коннор Кобальт
.
Многое изменилось с тех пор, как мне было девятнадцать. Но опять же, все осталось прежним. У меня есть девушка, но не совсем. Если бы все было так просто и скучно, меня бы здесь не было. Добавьте в нашу жизнь Скотта Ван Райта, угрозу на достаточно серьезном уровне, и удержать Роуз будет проблематично.
Но я собираюсь оказать чертовски немалое сопротивление.
Он даже перенес «магическую» вечеринку с экстрасенсом, сославшись на какую-то чушь насчет времени, но на самом деле он хочет повысить ценность продакшена всего реалити-шоу — я просто пока не понял, что он собирается сделать, чтобы добиться этого.
Я смываю шампунь с моих волнистых каштановых волос, вода окутывает меня теплом. Я никогда не жил с другой девушкой. Никогда не делил пространство с кем-то еще, даже в моей школе-интернате.
То, что принадлежит мне, всегда было моим.
Дорогие душистые мыла лежат на полке в душевой. Я делю ванную с Роуз. Я делю спальню. Мы так много лет вцеплялись друг другу в глотки, что в ближайшем будущем нам точно не быть командой.
В постели мы по-прежнему соперники.
Я делаю погорячее, пар собирается и вода покрывает мою грудь. Я опускаю руку, представляя Роуз такой, какой я её никогда не видел. Раздетой. Обнаженной. Жаждущей. Она не разрешает мне заходить так далеко.
Пока что.
Я кладу руки на ее согнутые колени, быстро и жестко раздвигая их. Она задыхается, крик удовольствия застревает у нее в груди.
— Пожалуйста, — стонет она.
В душе я поглаживаю свой член, который напрягается с каждым ритмичным движением, твердея от вспышек моей фантазии. Её извивающееся тело. Полнота её груди и бедер под моей силой. Она набрасывается на меня с той же интенсивностью, но я грубо толкаю её обратно на матрас. И её лицо загорается пламенем.
Я доминирую над ней и даю ей всё от чего, что как я знаю, она будет в восторге.
Вот что значит быть чертовски умным — я понимаю ее лучше, чем она сама себя.
Мои мышцы напряжены, и я двигаюсь вверх и вниз по своему члену, непроизвольный звук вырывается из моего рта. Я опираюсь рукой о кафельную стену, ускоряя свои движения. Чёрт, да.
И как раз в тот момент, когда я собираюсь кончить, дверь ванной распахивается.