мужчины должны воспринимать это как норму. Мне же все эти принципы и кодексы казались жалкой мурой.
Жизнь ведь такая разная и всякая. Разве мы в состояние уложить её в это чёртово прокрустово ложе чьих-то представлений о том, что такое хорошо и что такое плохо? Но несмотря на всю мою браваду, я всё же чувствовал свою ущербность от того, что не соответствую стандартам настоящего мужчины. И то, что я случайно стал всё же некой разновидностью жиголо при богатой мадмуазели, ещё раз доказывает, что на стоящего мужчины из меня так и не получилось
***
Лето кончилось, я вернулся в Стамбул и продолжил учёбу. Брал разные подработки, чтобы обеспечить себе достойное существование, заработать деньги на краски и холсты. Но в моей студенческой жизни появились новые обстоятельства. Та девушка с дайвинга стала неотъемлемой частью моего существования. Достаточно сказать, что рано утром она привозила меня на занятия, а днём — забирала с лекций.
Мы где-то обедали. А потом приходили в мою студию. Я рисовал, а она, как всегда, копалась в своём ноуте. По каким-то деталям её поведения мне становилось ясно, пишет ли она новую книгу, готовится ли к очередной лекции или просто читает только что появившийся любовный роман. Но иногда я ошибался и мог, вместо чисто женского чтива, обнаружить какую-то монографию с заумным названием. Обычно ближе к вечеру мы шли куда-то ужинать. И, как правило, уже после ужина отправлялись в её квартиру. Словом, мы начали жить вместе, как настоящая пара.
Единственное, что добавилось в ту фантастическую гамму невероятных эмоций, что я испытывал по отношению к ней, было моё беспредельное чувство ревности. На вилле всё было не так. Ведь мы жили там вдвоём, совершенно изолированные от окружающего мира. И ревновать было не к кому. Здесь же, в Стамбуле, моя ревность просто убивала меня. Я никак не мог поверить в то, что такая красивая, умная и образованная женщина может вдруг ограничить практически весь свой досуг лишь общением со мной.
Иногда я сбегал с лекций и пытался следить за ней. Подключался к её почте. Читал сообщения в её телефоне. Я всё искал какого-то супер-пупер мужчину, который действительно был бы очень важен для неё. И был уверен, что лишь его временное отсутствие в её жизни вынуждает её довольствоваться неким суррогатом в моём лице. Мои поиски ничего не дали. А по том у нас состоялся очень тяжёлый разговор. У неё была настоящая истерика, связанная со всеми моими подозрениями. Мне с трудом удалось её успокоить. Но я всё же нашёл выход из этой ситуации. Мой друг айтишник объяснил мне, что в том университете, где она работает, установлено очень много камер и при желании он может сделать так, что я смогу видеть весь её рабочий день на моём экране. Теперь моя ревность длилась ровно тридцать минут. Это было время, которое она проводила в дороге. Ведь только оно отделяло нас друг от друга в течение дня. Стало нормой то, что она выезжала из своего университета и забирала меня ровно через полчаса после окончания своих занятий.
Эта видеослежка очень многое дала мне. Я не только успокоился. Ещё сумел открыть для себя новые грани таланта моей женщины. Умом я понимал, что просто невозможно ещё больше влюбиться в неё. Но вопреки всем доводам разума, это и происходило со мной. Постоянно и беспрерывно. У нас была огромная разница в статусе: я был студентом, а она педагогом. Она была богата, я был беден. Я её любил, а она меня использовала как секс-игрушку. Радовался я лишь тому, что она преподавала не в моём университете.
То, что она, конечно же, была педагогом от бога, я выяснил сразу же. Каждый раз, когда мне удавалось тайком попадать на её занятия, её лекции представлялись мне каким-то шедевром красноречия и эрудиции. Я их записывал. И до сих пор храню всё это на жёстких дисках. И просматривая все эти материалы, я всё пытаюсь понять одну простую вещь. Чего же во мне было больше в те годы: любви или ревности?
Она не была моим преподавателем, но сумела стать самым лучшим учителем для меня. Как-то раз, после нашей близости, она вдруг произнесла очень странные слова:
— Небо взорвалось, и звёзды падают на меня, как дождь. Красиво ведь? Хотя немножко пафосно. Я знаю, что это неправда, но иногда мне кажется, что истина всегда соткана из вот таких парадоксальных признаний.
— А при чём здесь истина?
— Всё очень просто. Именно соприкосновение с чужим телом даёт возможность испытать и понять свою сексуальность. А без понимания сути своей сексуальности человек не в состоянии постигнуть истину.
— Ты это сейчас придумала?
— Нет. Ты забываешь, что я психиатр. И порой, даже сама не отдавая себе отчёта, просто цитирую. Цитирую всё то, что знаю о сексе, мастурбации, из вращении, групповом сексе…
— И ты всё это перепробовала?
— Нет. Почему-то не хотелось. А сейчас тем более не хочется. У меня же есть ты.
От таких признаний у меня сносило крышу. Неужели она всё же не совсем равнодушна ко мне? Но уже в следующую минуту я получал свой щелчок по носу. Её комментарии по поводу нашей сексуальной активности ещё раз подтверждали то, что чувств нет. Есть просто секс.
А ещё она почему-то вбила себе в голову, что я художник от бога. Внушала мне, что это так, а я сам просто такой идиот, что этого не понимаю. Вот чего же именно я не понимаю, она пыталась мне разъяснить.
— Ты малообразован. И живёшь в мире, где господствует банальный реализм. Тебя надо подучить.
Согласно каким-то принятым ею решениям, ко мне стали приходить очень скучные люди. Читали мне историю искусств. Совершенно не так, как это делали педагоги в моём университете. Объясняли, каким образом сегодняшняя реклама использует старинные произведения живописи. Наряду с этим, со мной по каким-то особым программам занимались английским. Я всегда считал, что он у меня вполне нормальный. Но она почему-то не соглашалась с этим. В результате мы целое лето провели в каком-то забытом богом и людьми небольшом английском городишке. Занятия языком там продолжались почти десять часов в день.
Я приходил в нашу съёмную квартиру почти без сил. Выжатый как лимон. Но она каким-то чудом, уме ла превращать меня за считанные минуты в источник неисчерпаемой энергии. В итоге мы набрасывались друг на друга, как два маньяка. Уже потом где-то что-то ели