и говорить он стал тише.
Однако и очеловеченный Рэм Максимович ничего нового не поведал. Улыбался, напутствовал, желал удачи, а потом под аплодисменты струйкой дыма залез обратно.
Дальше у микрофона возник немолодой, высокий и взъерошенный главный технолог завода "живых памятников" Эдуард Данилович и по толпе пронесся тяжелый вздох. Вздохнули все, даже первоклашки и висящий в воздухе дядя Коля. Эдуарда Даниловича мы знали, он приезжал в школу на праздники и всегда говорил долго, с удовольствием, ни на что не обращая внимания. Его просят о минутной речи — он не замолкает полчаса.
Эдуард Данилович обожал свою работу. Как сказал кто-то, "отдавал ей себя целиком". Наверное, оттого и женат никогда не был.
Ходили слухи, что территорию завода он не покидает и дома не появляется уже лет десять. Бродит ночами по цехам, как привидение. С памятниками разговаривает. Улыбается, глядя, как в медных чанах оживляющая жидкость варится и булькает. В это легко поверить, взгляд у него действительно безумный. Хотя, может, у всех технологов такие глаза, с другими на эту должность не назначают. У обычных технологов — слегка безумные, у старших — совсем, а у главных — как у Эдуарда Даниловича. Имей достоевский Родион Раскольников такие глаза, его арестовали бы на первой странице.
Поздравив выпускников с окончанием школы, а невыпускников — с ее продолжением через три месяца, которые пробегут так стремительно, что и не заметите, Эдуард Данилович привычно перешел к рассказу о заводе.
Я старался не слушать, хотя сквозь старание кое-что доносилось.
"За истекший период улыбчивость памятников вождям мировой революции возросла на семнадцать процентов, мудрость во взгляде — на восемнадцать, амплитуда помахивания рукой — на целых двадцать два", "изделий с браком выпущено всего три процента, и они без разговоров отправились на переработку", "жалоб на неподобающее поведение продукции почти не поступало".
И так далее. Казалось, что он не остановится никогда, но неожиданно наступил финал, оказавшийся, увы, полуфиналом.
— А теперь, дорогие дети, разрешите сообщить, что завод решил сделать вам подарок. Не надо благодарности! Мы привезли нашу новую разработку — памятник первому руководителю советского государства Владимиру Ильичу Ленину первого класса девятнадцать дробь тридцать четыре дробь шесть бис в кепке. Как вы знаете, памятники первого класса умеют не только улыбаться, но и говорить! Поэтому он сейчас не спеша расскажет об актуальных проблемах современности, о том, что волнует нашу молодежь, например, о нравственном кризисе в капиталистических странах и особенностях построения социализма на африканском континенте. Ура, так сказать!
Эдуард Данилович указал на стоявший около школы черный "рафик", из которого как по сигналу выскочили четыре грузчика. Они распахнули заднюю дверь и выгрузили на тележку увесистую статую белого цвета.
Ленин. Первый вождь, как его еще называют. Ни с кем не спутаешь даже издалека. Трехметровый, то есть увеличенный масштабом два к одному. В кепке, смотрит с прищуром и руки в карманы засунул, но пока не двигается. Спит.
Обливаясь потом, грузчики привезли Ильича на середину площадки, достали полевой телефон, прикрепили электроды к ленинской голове, и, покрутив рукоять, вывели памятник из спячки. Он вздрогнул и огляделся вокруг.
— Владимир Ильич, скажите что-нибудь юному поколению, — с благоговением попросил Эдуард Данилович.
Памятник секунду подумал, затем вытянул вперед руки со скрюченными пальцами и произнес:
— Ыыыыыыыыы!
И замер.
Над площадкой повисла тишина, которая в книгах называется "зловещей". Стало слышно, как шелестит листва на деревьях. А потом кто-то негромко сказал "ой". Выразил общую мысль.
Первым опомнился Авангард Аполлонович. Он схватил лежащий на столе колокольчик и потряс им около микрофона.
— Праздник окончен, быстро покидаем территорию.
Паники не было, но разбежались все стремительно. И дети, и родители, и учителя. Завхоз убегал, держа веревку, на другом конце которой за ним летел дядя Коля.
На площадке остались только грузчики, они принесли из машины сеть и осторожно подходили к памятнику, примеряясь, чтоб получше ее набросить, и Эдуард Данилович. Он сидел за столом, обхватив руками голову и ничего не замечая вокруг. Мне его стало очень жаль.
2
Все это может показаться забавным, но опасность существовала. От сломавшихся памятников можно ожидать чего угодно. А ломаются они частенько.
Прошлым летом что-то перемкнуло в голове у памятника Ленину перед воротами на нашу фабрику, и он убежал. Памятник был третьего класса, который и ходить не должен уметь, а случилось вон чего. Настоящий позор.
Контроль за качеством вроде и строжайший, но монументальная психология — предмет сложный и малоизученный.
Убежал памятник в лес, он там в двух шагах. Далеко не ушел, поблизости от проходной обосновался. Выглядывал из-за деревьев, утром и вечером к людям подходил, что с завода шли или на завод.
Страшно, конечно. Пять метров роста в Ильиче, не одну тонну весит, и чего хочет — неясно. Лицо у него изменилось, стало хитрым, заговорщицким. Высунется юрко из кустов — и обратно в чащу, как к себе домой. Быстро освоился! А еще он выл ночами на луну и смеялся сатанинским смехом.
Неделю не могли решить, что делать. В министерство о происшествии доложили, да только там попросили разобраться своими силами. Но как тут разберешься? Хотели Ленина сетями забросать и связать (обычно со взбунтовавшимися памятниками так поступают), однако в лесу это тяжело оказалось. Уходил Ильич, прорывался сквозь ряды загонщиков, красные флажки на него не действовали, не ему их бояться. Пришлось поимку отложить.
А люди уже роптать начали, нервничать. Рабочие с забора кольев понадергали и без них ни шагу.
Потом на совещании заводского руководства кто-то сказал, что если капиталистический журналист проберется и снимет на пленку, как рабочие от вождя мирового пролетариата дубьем отмахиваются, то не монументы мы будем лепить в Москве, а на Колыме снеговиков.
Руководство представило, перепугалось, и нашло выход. Срочно пригласили работника зоопарка с ружьем, которое усыпляющими шприцами стреляет. Приехал он и пальнул в Ильича слоновьей дозой. Аккуратно, чтоб не повредить, чуть ниже спины. Схватился памятник рассерженно за филей, потом вздохнул, лег поудобнее на землю и захрапел. Подействовало снотворное!
Очистили вождя, подкрасили, и обратно на постамент водрузили. Колют успокоительное раз в неделю, и теперь