— Ты меня подстрелила, — прошептал он, и упал на колени, кровь расползалась по его рубашке темным овалом.
— Черт, разве я не предупреждала? — Она бросила лук, неожиданно взбесившись и на Додда и на лук.
Он смотрел на нее.
— Но я не думал, что ты выстрелишь.
Она смотрела в ответ.
— Как и я. — Тишина. Затем снова подул ветер и поднял пыль между ними. — Прости.
— Прости? — прохрипел он.
Возможно, это самое глупое, что она когда-либо говорила, и это с учетом серьезной конкуренции, но что еще она могла сказать? Слова стрелу не вытащат. Она слегка пожала плечами.
— Наверное.
Додд содрогнулся, поднимая серебро одной рукой и поворачиваясь к колодцу. Рот Шай раскрылся, она побежала, а он завалился на бок, бросая сумку в воздух. Та поворачивалась и поворачивалась, согнулась и начала падать, тесемки качались, рука Шай тянулась к ней, она бежала, прыгнула, упала…
И заворчала, когда ее израненные ребра врезались в стену колодца, а правая рука нырнула в темноту. На мгновение она подумала, что полетит вслед за сумкой — что, возможно, было бы логичным результатом — затем ее колени вернулись на землю снаружи.
Она схватила сумку за нижний угол, вцепившись в ткань сломанными ногтями, тесемки качались, а земля и камушки падали вокруг.
Шай улыбнулась. Первый раз за день. За месяц, наверное. Потом сумка открылась. Монеты посыпались в темноту мерцающим ливнем, серебро звенело и стучало по земляным стенам, исчезая в чернильной пустоте и тишине.
Она выпрямилась, онемев.
Медленно отступила от колодца, обхватывая себя одной рукой, а в другой качалась пустая сумка.
Она посмотрела на Додда, лежащего на спине со стрелой, прямо торчащей из груди; его глаза уставились на нее, его ребра быстро заходили. Она услышала, как его неглубокое дыхание замедлилось, а затем остановилось.
Шай постояла, потом согнулась пополам и блеванула на землю. Не много, поскольку она ничего не ела, но ее кишки скрутило, и уж точно она выблевала все, что в них было. Ее трясло так сильно, что она думала, что упадет. Руки были на коленях, желчь шла носом.
Черт, как болели ребра. И рука. Нога. Лицо. Так много царапин, вывихов и синяков, что она с трудом могла отличить один от другого: все ее тело было одной охуенно всепоглощающей болью.
Ее взгляд сдвинулся на труп Додда, она почувствовала очередной позыв рвоты и отвернулась, на горизонт, сфокусировавшись на полосе мерцающего ничто.
Не ничто.
Там поднималась пыль. Она еще раз вытерла лицо порванным рукавом, таким грязным, что лицо стало не чище, а грязнее. Она выпрямилась, украдкой глядя вдаль, не в силах поверить. Всадники. Несомненно. Довольно далеко, но их примерно дюжина.
— О, черт, — прошептала она, и куснула губу. Если так пойдет, скоро она сжует ее к чертям. — О, черт! — И Шай закрыла глаза руками, сдавила их, и спряталась в самодельной темноте, отчаянно надеясь, что каким-то образом она ошиблась. В конце концов, это была бы не первая ее ошибка.
Но когда она убрала руки, пыль все еще была. Мир тот еще задира, да, и чем ниже ты падаешь, тем больше радости ему тебя пнуть. Шай положила руки на бедра, изогнула спину, и закричала в небеса, и слово тянулось так долго, сколько могли вытерпеть ее больные легкие:
— Блядь!
Эхо отражалось от зданий и умерло быстрой смертью. Ответа не было. Возможно лишь легкое жужжание мухи, уже проявившей интерес к Додду. Лошадь Нири поглядела на нее и отвернулась, совершенно не впечатленная. Теперь у Шай вдобавок к ее болячкам болело горло. Она была вынуждена задать себе обычные вопросы.
Что теперь, блядь?
Она сжала зубы, стягивая сапоги Додда, и села в пыли рядом с ним, чтобы надеть их. Не в первый раз они валялись вместе в пыли, он и она. Хотя впервые он был мертв. Его сапоги были ей велики, но это намного лучше, чем совсем без сапог. Она потопала в них в таверну.
Нири издавал жалкие стоны, пытаясь подняться. Шай пнула его в лицо и по спине, взяла остальные стрелы из колчана, и забрала его тяжелый охотничий нож. Выбежала на солнце, подобрала лук, натянула на голову шляпу Додда. Она тоже была слегка великоватой, но могла дать хоть какую-то тень, когда поднимется солнце. Затем она собрала вместе трех лошадей и связала их в цепочку — довольно сложная операция, поскольку здоровый жеребец Джега был упрямым ублюдком, и, похоже, нацелился вышибить ей мозги.
Когда она закончила, то хмуро посмотрела на те следы пыли. Они направлялись к городу, и быстро. Посмотрев повнимательнее, она насчитала девять или десять — что было на два или три лучше, чем дюжина, но все еще жутко неудобно.
Банковские агенты за украденными деньгами. Наемные убийцы, в надежде получить за нее награду. Другие преступники, которые почуяли ветер добычи. Добычи, которая теперь на дне колодца. Это мог быть кто угодно. У нее была необъяснимое умение наживать врагов. Она обнаружила, что смотрит на Додда, который лежал в пыли лицом вниз и с безвольными голыми ногами. Единственное, с чем ей везло еще меньше, чем с врагами — это друзья.
Как до этого дошло?
Она потрясла головой, сплюнула сквозь щель между зубами и влезла в седло лошади Додда. Она направила ее прочь от этих надвигающихся клубов пыли, в сторону тех мест, которых она не знала.
Шай ударила лошадь пятками.
Примечания
1
Shy — робкая, стеснительная.
2
Lamb — ягненок.
3
Smoke — дым.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});