Читать интересную книгу Суд присяжных - Жорж Сименон

Они шли молча, сталкиваясь с людьми, чьи лица с трудом можно было различить во мраке, иногда останавливаясь, чтобы посмотреть на освещенную виллу или затормозившую машину. И вдруг ни с того ни с сего Малыш Луи выпалил:

— Жэн и вся его бражка — круглые идиоты.

У него накипело, и это прорывалось постепенно, в сумбурных фразах:

— Всегда у них так будет… А все оттого, что ума не хватает… Из них всех стоящий парень один Лионец, потому что у него есть опыт. Но и этот думает о себе, что он пуп земли.

— Как тебе кажется, мы на нее не нарвемся?

— На кого это?

— Да на твою старуху.

— Можешь не беспокоиться. В эти часы она всегда торчит в казино, но ставит редко и только по сто су…

Мне кажется, она скуповата.

Он отвечал на ее вопросы, а сам думал о Жэне, Чарли, Лионце, Титеве — обо всех тех, кого называли «марсельцами», об этих парнях, которые никогда не принимали его всерьез.

«Оставался бы ты лучше краснодеревщиком», — частенько твердили они ему.

Это и было его ремеслом, настоящим ремеслом.

Когда в начале войны мать его бежала из Лилля от немецкой оккупации, она осела, бог весть почему, в деревушке Ле-Фарле, между Тулоном и Каркераном. У нее на руках было двое малышей, муж еще на родине умер от чахотки, и пришлось наниматься поденщицей.

Потом старый Дютто, владелец виноградников, взял ее к себе на работу, она выполняла обязанности служанки, а заодно и другие. По крайней мере, так говорили.

Малыша Луи сначала определили в Ле-Фарле учеником к столяру, потом в один прекрасный день он сбежал в Тулон и, перебираясь с места на место, добрался в конце концов до Лиона.

Там он проработал до той поры, пока не пришлось отбывать воинскую повинность, и даже после армии какое-то время еще столярничал то в Марселе, то в Сен-Тропезе, то полгода в Сете, потом снова в Тулоне.

— Занимался бы лучше своим ремеслом, — посмеивались «марсельцы».

Даже теперь, когда он был женат и Луиза мытарилась в этом заведении, а он при случае помогал им в разных делишках, они называли его «артистом».

— Посмотрим еще, буду ли я ждать, пока они отвалят мне мою долю, — сказал он с угрозой в голосе, когда они миновали казино.

Потом его мысли перескочили на другое:

— Хочешь на нее взглянуть? Слушай! Я сейчас войду первый, сяду возле нее…

— Но я не одета…

— Это не беда. Хватит у тебя на входной билет?

Он прошел мимо контроля с видом завсегдатая, оглядел столы, за которыми шла игра, и отыскал глазами Констанс, сидевшую, как обычно, возле крупье в первом ряду у стола с рулеткой.

Она всегда дожидалась, пока освободится место слева от крупье, и только тогда вынимала из сумки маленький серебряный карандаш, стофранковый билет и карточки для рулетки, на которых отмечают ходы.

Не прошло и минуты, как вошла Луиза. Малыш Луи чуть заметно улыбнулся ей и подсел к Констанс, по которой словно пробежал электрический ток, когда она почувствовала, что он рядом.

— Тс-с! — прошептала она, прикладывая палец к губам и указывая на лежащую перед ней на столе порядочную кучку фишек. — Подожди меня в баре.

Потом материнским жестом сунула ему в руку пригоршню жетонов, повернулась к крупье и спросила:

— Есть еще время?

— Ставьте быстрее! Ставок больше нет! Семерка…

Констанс поискала глазами Малыша Луи, показала на семерку, потом на свои фишки, и глаза ее повлажнели от радости и гордости.

— И часто она выигрывает?

Они сидели в баре. Луиза, не привыкшая обедать в одно время, к полуночи всегда чувствовала голод и потому заказала себе сандвич. Со своих высоких табуретов они разглядывали игорный зал. В этом казино редко попадались люди в вечерних туалетах. Среди игроков было немало женщин, и почти все — в возрасте Констанс Ропике.

— Делайте игру! Ставок больше нет!

— И часто она выигрывает? — переспросила Луиза.

— Случается. Но ведь она ставит не больше чем по сто су.

— Ты не знаешь, откуда у нее деньги?

— Нет еще. Пока только знаю, что у нее есть старикан, который навещает ее два раза в месяц. Она божится, что он важная птица, дипломат. Я его еще не видал.

— Ты думаешь, она не приревнует, когда увидит меня?

— А я ей скажу, что ты моя сестра.

— Какая у тебя в галстуке шикарная булавка! — заметила вдруг Луиза.

А Малыш Луи, в свою очередь, испытывал чувство облегчения оттого, что находится здесь, с нею рядом, и от сознания, что ему удалось так ловко обставить Жэна.

— Я не хочу наседать на нее сразу, понимаешь? Сначала нужно пронюхать про ее дела. Она ленива, уже два раза просила меня написать за нее письма, но ничего такого в них не было.

— Смотри, — прошептала Луиза, дожевывая сандвич.

К ним приближалась Констанс, робкая и смущенная, а Малыш Луи, будто не замечая ее волнения, повернулся к ней и сказал:

— Познакомьтесь! Моя сестра Луиза. Моя приятельница Констанс.

— Очень приятно.

— Луиза сегодня вечером приехала в Ниццу и пробудет здесь несколько дней.

— Вы остановились в отеле? — с видом светской дамы спросила Констанс Ропике.

— Нет, — вмешался Малыш Луи. — Она поселилась у друзей. У сестры много друзей на Юге. Ее муж родом из Ниццы.

— Так вы замужем?

Малыш Луи не смог скрыть насмешливого выражения глаз и, чтобы покончить с этой сценой, сказал:

— А не пойти ли нам куда-нибудь выпить?

Он невольно бросил взгляд на руки Констанс, та сразу поняла и грустно призналась:

— Опять все проиграла. Семерка выходила три раза, и я решила на нее поставить…

Издалека с профессиональным безразличием на них поглядывал администратор зала. В углу на диванчике сидел инспектор полиции, терпеливо дожидаясь окончания дежурства.

Луиза пыталась быть любезной, но иногда в ее глазах мелькал затаенный страх. Ей не давала покоя мысль о том, что Жэну уже, наверное, успели позвонить в бар «Экспресс», и она терялась в догадках, как он поступит, высчитывала, сколько времени ему понадобится, чтобы приехать поездом из Марселя.

— Эта девчонка тоже здесь, — тихо прошептала Малышу Констанс.

— Какая девчонка?

— Наша соседка. Если это будет продолжаться, я подниму скандал. Нечего липнуть к мужчинам! Тем более что она еще несовершеннолетняя…

Речь шла о Нюте, сидевшей в зале в обществе какого-то молодого человека. Казалось, она совсем не проявляет интереса к Малышу Луи.

В зале уже никого не было, сцена опустела, в витринах погасили свет. Перед казино выстроились вереницы такси. Слышалось равномерное дыхание моря, иногда нарушаемое криком чаек.

— Куда же мы пойдем? — спросила Констанс.

— В «Калифорнию», — предложил Малыш Луи, которому совсем не хотелось спать.

Они втиснулись в такси. Колени Малыша Луи прижимались к коленям Луизы, а Констанс держала его за руку.

В трех маленьких ночных забегаловках Луи заказывал себе мятный ликер, а женщины пили шампанское. Констанс завела долгий разговор с Луизой:

— Вы живете в Париже?

— Часть года.

— А я при жизни мужа…

В четыре часа утра они все трое вышли на площадь Массена, и Констанс стала уговаривать Луизу:

— Но раз я вам говорю, что меня это не стеснит… Не правда ли, Луи? Я твержу твоей сестре, что не стоит в такую пору будить ее друзей. Я дам ей ночную рубашку, и она будет спать в моей комнате.

Малыш Луи и Луиза еле удержались, чтобы не прыснуть.

Констанс не знала, как им угодить. Она приготовила всем по чашечке кофе, добавив в него выдержанного коньяку.

— Выйди-ка на минутку, пока Луиза переоденется!

Они еще долго болтали, уже в ночных рубашках, в комнате с выцветшей обивкой на мебели и мягкими подушками, в то время как по городу проезжали последние такси.

Глава 4

Теперь для Малыш Луи началась роскошная жизнь.

Такой он ее, по крайней мере, представлял, когда из окна столярной мастерской следил за компанией «марсельцев», которые целые дни проводили за столиками бара, и завидовал их холеным рукам и изящной обуви.

С его рук давно уже сошли мозоли, и не нужно было тереть их пемзой. А не далее как вчера он первый раз в жизни даже сделал себе маникюр в самой фешенебельной парикмахерской на площади Альберта I.

И теперь сквозь полуопущенные густые ресницы он разглядывал свои пальцы, ногти, покрытые розовым лаком, настороженно прислушиваясь к каждому звуку в доме.

Он валялся в постели до полудня не столько от лени, сколько из принципа, как бы беря реванш за те годы, когда должен был вставать с петухами по сверлившему уши звонку будильника.

Газеты лежали рядом. Констанс принесла ему в постель кофе и дала закурить, потом приоткрыла жалюзи, совсем немножко, ровно настолько, чтобы в комнату мог проникнуть и коснуться его постели косой луч света, совсем тоненький, такой, какие можно видеть на картинках с изображением Благовещения.

Луиза занималась уборкой квартиры. Ну и потеха! А потешней всего, что это взбрело в голову самой Констанс.