что он у нее самый любимый, самый-самый! Он усмехается и не замечает, что «самый-самый» вовсе не означает единственный. Она поначалу раскаивается, но утешает себя словами: сам во всем виноват! Не зря же он просил прощения?..
Драма замолчал, словно сомневаясь, стоит ли продолжать.
– Все? – Волошин усмехнулся.
– Нет. Вначале была трагедия. Измена, падение в пропасть, с кем не бывает. А вот ночью начинается комедия! Рогатый супруг вдруг принимается рьяно доказывать, что он супермен, и очень-очень ее любит. Неутомимо трахая супругу, доводит ее до животного состояния. Она вскрикивает, ахает и громко стонет, но никак не решается сказать, что сегодня он безнадежно опоздал. Наконец, пытка кончается, супруга откидывается на подушки: как здорово, я чуть с ума не сошла. Муж смотрит, и вдруг хватает за ногу. Она пугается, но поздно. Все повторяется! После акта жена начинает хихикать. Знаешь, почему? Пышущий страстью рогоносец имеет неотразимо глупый вид. Именно в тот момент она начинает ощущать прелесть измены. С этой минуты рога мужа будут расти не по дням, а по часам, и ни одного случая женщина не упустит! Она их будет копить на старость. В этом их секрет, вот и вся история.
– Какой секрет? – Волошин тяжело дышал.
– Жена запросто может любить, и при этом изменять, еще и ревновать, поскольку считает, что муж – ее собственность. Ты любишь свою дачу, машину? Но мечтаешь купить еще лучше. Так и женщина. Она любит мужа, но с великим удовольствием ему изменяет, при этом еще воспитывает, дрессирует. Он стал такой милый, домашний, я его еще больше люблю, никому не отдам! И она думает совершенно искренне, без угрызений совести.
Волошин перевел дух, справился с эмоциями, хмыкнул.
– Тебе откуда знать? Не повезло в жизни, вот шлюхи и мерещатся.
Сюда Драма и вел свою комбинацию.
– Рогат я был, но я развелся. А ты чему радуешься? Думаешь, миновала чаша сия.
– Представь себе, радуюсь.
– И думаешь, жена тебе верна?
– Сто процентов! Голову даю на отсечение.
– Тогда предлагаю пари. – Драма для вида разгорячился. – Мажем на сотню, что пересплю с твоей верной супругой?
Улыбка артиста стала походить на сморщенный блин.
– Перепил, брат, – глаза его недобро сверкнули.
– А чего ты плечи поднял? Ты не голову на отсечение даешь! Или для красного словца побрякал, так и скажи. Тогда извини, я думал, тебе стольник не лишний будет.
– Плевать я хотел на твой стольник.
– На тысячу спорим. Или слабо?
– Просто смешно.
Драма не унимался, дрова летели в топку страстей.
– 10 тысяч! Или ты лжешь, закрывая на измены глаза. Мне десять штук не жалко, десять косарей, только бы убедиться, что не все они такие. А ты в собственной жене усомнился, как до дела дошло. Какой Отелло? Одна бутафория. Правды боишься, так и скажи.
– Боюсь в дерьме изваляться.
– Ты в нем по уши сидишь! Знать не желаю, лишь бы любить дозволяла. А потом удивляемся, почему бабы нас не уважают, веревки вьют. Обещаю. Застукаешь жену в чужой постели, другим человеком станешь. Чувства пережить надо, измену и ревность, в реальности испытать, на сцене пригодится. Зрелище, достойное богов, не сомневайся! Это стоит 10 тысяч.
– Не может этого быть.
– Честь не трону! Только в кроватку уложу, чтобы тебе показать.
– Она не такая.
– Фирма гарантирует!
– Вы даже не знакомы.
– Вот Фома неверующий. Завтра же увидишь! Своими глазами.
– Да она с тобой разговаривать не захочет.
– Не твоя забота. Значит, проиграю пари и принесу извинения.
Волошин молчал, обдумывая дерзкое предложение. Драма мешать не стал, молча налил рюмки и стал ждать. Наконец, Волошин решился.
– Допустим. И как это устроить?
– Элементарно. Рядом с театром, за углом гастроном. Там я живу, над гастрономом, вход со двора, квартира 148. Дверь будет открыта, милости прошу. Гарантирую, самой измены не будет. Премьера, когда кончается?
– Вечером, примерно в одиннадцать.
– Чудно! Сразу дуй ко мне, тут два шага. Она будет голая, в моей постели.
Волошин тяжелым взглядом испытующе рассматривал Драму, тому стало неуютно. Кто их знает, народных артистов. Он поежился. Нет, и не надо. Развлекся, поболтали душевно.
– Шустрый ты мужик, Валерий Петрович. Договариваемся так. Если моя жена окажется в квартире, этого достаточно, получишь 10 тысяч. В постель затаскивать не надо. Применишь силу, жить не будешь. Понятно? А если ничего у тебя не выйдет, что вероятнее всего, купишь на сто рублей цветы, она розы любит, в ножки ей поклонишься и ручку поцелуешь. Идет?
– По рукам. Только без обиды, старик! Для тебя стараюсь.
– Да уж постарайся. И кстати, я не старик, голову на раз оторву. – Волошин криво усмехнулся. – Тогда увидишь, какой из меня Отелло. Кандидат наук, психолог? Проверим тезисы на практике…
Они допили водку, артист сообщил свой гостиничный телефон, желательно звонить после 5 вечера, он сам будет уже в театре, и все. Они разошлись довольные друг другом.
Спектакль обещал быть интересным.
Глава 4
Ежов
Что ты ночью бродишь, Каин?
Черт занес тебя сюда.
«Утопленник». Пушкин.
Оглушительная телефонная трель подбросила Ежова на кровати. Он включил свет. Ровно час ночи. Взял трубку:
– Да?
Ответом послужила тишина.
– Я вас слушаю, говорите…
Легкое потрескивание мембраны. Снова тишина. Он положил телефон, не успел выключить свет и лечь, телефон снова загремел. На этот раз послышались приглушенные всхлипывания то ли ребенка, то ли плачущей женщины. Звуки были ненатуральные и раздавались в недрах эфирного пространства, как будто шел спектакль. Ежов защелкал кнопками приемника, расположенного в изголовье гостиничной кровати. Все линии молчали. В трубке послышались короткие гудки, связь прервалась. Он перевернул телефонный аппарат и повернул рычажок, убавив громкость вызова до минимума. В ожидании новых звонков Ежов развернул газету и перечел статью, которая накануне привлекла его внимание.
«Найти вампира. Городская общественность взбудоражена очередным убийством. На этот раз жертвой насилия оказалась тридцатилетняя женщина, проститутка по кличке Багира, обескровленное тело которой обнаружили на загородной свалке. По просьбе органов следствия публикуем приметы возможного убийцы или сообщника. Рост выше среднего, плотное телосложение. Глаза темно-карие, нос широкий с горбинкой, волосы темные, коротко стриженые. Особые приметы: на правой щеке шрам. Предположительно, носит усы…».
Телефонный звонок, пусть и негромкий, заставил его вздрогнуть. Ежов механически потер указательным пальцем зачесавшийся шрам на подбородке, отложил газету, снял трубку.
– Серж! Умоляю. Серж… – женский голос захлебнулся рыданиями.
Телефонная трубка заскрипела, мембрану на том конце провода плотно прикрыли ладонью, плач исчез. Ежов молчал. Наконец, чей-то искаженный голос пискляво произнес:
– Триста восьмой номер! – и снова короткие гудки.
– Странно, – подумал он вслух…