Читать интересную книгу Геннадий Селезнёв: о нем и о его времени - Татьяна Александровна Корсакова

поразить и неумолимым питоньим захватом окружить и задушить Ленинград. С северо-запада наступали финны. А ленинградцы, не до конца веря в присутствие фашистов у ворот, до последнего размышляли, ехать им в эвакуацию или отказаться и защищать, сколько хватит сил, родной прекрасный город. Пока думали, Ленинград был полностью окружен.

Путь нацистских войск на Кириши лежал через поля и леса, окружающие Чудской Бор. Через полгода здесь началась ответная Любанская наступательная операция Красной армии, кровавая и неудачная. Бои в окрестностях Любани, Чудова, Спасской Полисти, при форсировании реки Волхов оказались смертельно опасными, и до сих пор поисковики ищут здесь и находят погибших красноармейцев под слабеньким слоем почвы и хоронят их на кладбище Чудского Бора, если не найден медальон с документами и нет возможности отправить останки на родину бойца.

— Здесь проходила линия фронта, когда были немцы, — рассказывает Вера Ивановна. — А немцы, пехота, вся моторизирована, все на мотоциклах. И надо заправлять водой эти мотоциклы! Вон тот колодец у дороги, — показывает из окна, — был действующий. Когда немцы тут стояли, они из него всю воду вычерпывали. А как без воды? У нас с мамой была железная бочка, она вон там стояла, и мы старались запастись водой, чтобы хотя бы помыться, сготовить. Вот в этой половине жили немцы, а вон там была кухня, русская печка с плитой, ну, там мы спали уже не пойми как, по-всякому. А здесь, где мы сидим, целая комната немцев была.

Немцы вывезли молодых местных жителей из Чудского Бора и соседних деревень в Прибалтику, чтобы они тут не путались под ногами и не мешали наступать на Ленинград. В Латвии подростков и взрослых женщин из Ленинградской области заставили работать у хозяев за хлеб насущный. У Веры всегда были способности к языкам — и к русскому, и к немецкому, и она до сих пор, когда ей больше 90, может вспомнить некоторые латышские слова. Чтобы не говорить о неприятном — что их, гордых Свободиных (!), куда-то насильно вывезли, что заставляли работать в условиях несвободы, — мать Селезнёва, и о том свидетельствует диктофонная запись, немедленно переходит в мыслях на проблемы любимого сына и этими своими лингвистическими способностями даже объясняет выбор им профессии: «Он хотел быть пограничником, но по состоянию здоровья не подошел. И тогда поступил на факультет журналистики Ленинградского университета. Может, это мои гены — когда я в школе училась, у меня русский и литература были любимые предметы».

Однако литература литературой, а учиться после освобождения и возвращения на родную землю Вера по стопам отца пошла в торгово-кооперативную школу, после окончания которой ее направили по распределению товароведом в бывший финский город Выборг.

Территория истории

Выборг отошел к СССР согласно Московскому мирному договору между СССР и Финляндией, который был заключен еще в марте 1940 года после завершения советско-финской, или Зимней, как предпочитают называть ее финские историки, войны. Потом финны стали союзниками фашистской Германии во Второй мировой войне, дошли до Онежского озера, оккупировали часть Советской Карелии, организовали там концлагеря…

А еще был случай, уже позитивного характера, когда благодаря счастливой случайности, а если точнее — внезапной доброй воле одного финского летчика, не увидевшего следов пребывания партизан на островах посреди Онежского озера, не были разбомблены знаменитые деревянные памятники острова Кижи. Люди всегда могут оставаться людьми, только не всегда этого хотят.

После победы СССР во Второй мировой войне Московский договор 1940 года был признан действующим.

Как впоследствии оказалось, двадцатилетняя девушка-товаровед Вера Свободина ехала в Выборг, на советско-финскую границу, где было, естественно, много пограничников, навстречу своей женской судьбе.

О несчастных женских судьбах в послевоенном СССР, трагическом одиночестве женщины, которая в силу исторических обстоятельств не может найти себе мужа, у нас хорошо известно. Ну что прикажете делать, воля ваша, с широко известным, любого нормального человека шокирующим фактом: из мобилизованных на фронт советских мужчин 1922 года рождения в живых осталось только 3 процента. С кем было девчонкам идти в загс?

Но хорошенькой и умненькой Вере повезло.

— Если бы вы видели, какие у меня были кавалеры — офицеры! — вспоминала она спустя семь десятилетий. — Помню, зимой они служили в белых шубах, такие красивые, солидные. Там, на границе, девушек почти и не было. Была я, две учительницы и еще какие-то девочки вологодские с интересным говором. Клуб работал, и мы туда все ходили. У меня были хорошие густые волосы, я локоны делала. Был у меня красный беретик, как сейчас помню, и муфточка. Это было модно тогда — муфты, чтобы руки прятать, вместо рукавичек. И вот мы придем в клуб, а там танцы, музыка, военные. И этот Селезнёв Николай Степанович сразу как-то меня взял на цель! Он старший был, но не офицер. Не давал мне прохода. Рядом, на станции, работал инженер, майор железнодорожных войск по имени Николай Иванович, дальний-дальний наш родственник. Когда до него дошло, что за мной очень активно ухаживает Селезнёв, он вызвал моего папу.

А папа ведь был инвалид, без ноги, да еще и работал, и поэтому приехал не сразу. Папа приехал, а я уже замужем. Николай Степанович Селезнёв пришел однажды, еще до приезда папы, ко мне вечером и стал просить меня выйти за него замуж: «Мы с тобой запишемся, и это будет только официально, а то меня, если я один, отправят на лесозаготовки…» И я по своей простоте, по доверчивости пожалела его, поверила ему. Ну, а когда уже зарегистрировали нас, он заявил, что всё, ты теперь моя… Папа приехал — стал его уговаривать: «Война только что кончилась, у нас такая разруха, ей надо еще учиться — куда замуж выходить в такое время трудное!» Муж папе нагрубил, и уехал мой папка со слезами. Муж уговаривал меня ехать на Северный Урал, к родителям: «Ой, там так хорошо, Уральские горы…» Так решилась моя судьба.

Когда молодожены Селезнёвы приехали на Северный Урал, они увидели большой-пребольшой металлургический завод и современные дома, где жили рабочие того завода. Но на их улице стояли только бараки со спецпереселенцами, которых и Вера, и соседи называли ссыльными, как революционеров: Ленина, Сталина, Свердлова, Дзержинского — тех, кто на долгие годы стали супергероями для всех советских пионеров и школьников и примером для подражания. «Ссыльный» звучало куда более гордо, чем спецпереселенец.

В одном из этих бараков уже более пятнадцати лет жили родители Николая. Их, благополучных крестьян, как они сообщили Вере, выслали туда во время коллективизации с Волги, из Куйбышевской области. Но о политике в семье