Читать интересную книгу Операция «Сострадание» - Фридрих Незнанский

На Ксении Михайловне Великановой, которая в прихотливой позе полусидела-полусклонялась на ложе, как раз и был черно-белый брючный костюм, соревновавшийся в строгости с фраком. Женственный ровно настолько, чтобы не казаться мужским, подчеркивающий изящество узкогрудой, почти безбедрой, ласточкиной фигуры. Взглянув на вдову, Глебов в полной мере осознал глубину ошибки своей интуиции. Прежде всего, Ксения Михайловна была брюнеткой — хотя, судя по белизне слабо веснушчатой кожи и голубизне глаз, она и впрямь могла оказаться урожденной блондинкой. Но совершив решительный шаг перекраски в черный цвет, она перескочила уровень заурядной красоты: в ее овальном и полупрозрачном, как пустая яичная скорлупа, личике проступило нечто небесное. То, что напомнило вдруг Глебову его Таю, когда он ездил свататься к ней в родную Кострому, — хотя Таисия отродясь не была брюнеткой… Невинность это была, вот что, невинность нетронутой девушки! Однако невинность спорная, вступающая в противоречие с пикантной горбинкой носа и со скрытой порочностью рта — верхняя губа узкая, нижняя выдается вперед в смутной полуулыбке. Высокий, выпуклый, как купол средневекового собора, лоб, прямой пробор… Да, это вам не пластмассовая Барби — поточное производство! Это произведение искусства, китайская, будь она неладна, шелкография… В мгновение ока Глебов оценил мастерство покойного пластического хирурга и прихотливость отношений с живописью, которую убитый так ценил. В мгновение ока успел Георгий Яковлевич восхититься созданием великановского резца-скальпеля — и отвергнуть свое восхищение.

Если на женщину тянет любоваться издали, рассматривать с выгодной точки, как музейный шедевр, а коснуться ее не хочется — что-то здесь не в порядке. Что-то перемудрил покойный Анатолий Валентинович, трудно пожелать ему царствия небесного — человеку, который пожелал жить в такой квартире и иметь такую жену.

Но, возможно, пластический хирург был здесь абсолютно ни при чем, а холод, наполнявший комнату и не позволявший зародиться типично мужским мыслям в отношении красавицы вдовы, являлся изначальной принадлежностью Ксении Михайловны, дочери своего высокопоставленного батюшки, а следовательно, неприступной, по определению, недотроги.

— Присаживайтесь. — Без упоминания имени-отчества (зачем царице помнить имена холопов) Ксения Михайловна указала на шаткий с виду, поставленный возле своего ложа стул. Глебов присел, почувствовав облегчение — рядом с вдовой, на ложе, он долго не вынес бы. Стул, хотя и дизайнерской выпендрежной конструкции, оказался вполне крепким, и Георгий Яковлевич слегка расслабился. Исключительно физически. Но не морально.

— Ксения Михайловна, — отпугивающим басом проклокотал Глебов; прочистил горло, откашлявшись, и продолжил нормальным голосом: — Ксения Михайловна, приношу вам свои соболезнования…

Движение черно-белой офраченной ручки дало понять, что ритуал соболезнований можно опустить. Двигались только руки, лицо оставалось нетревожимо-гладким. Ни морщинки, ни слезинки, ни бессонной тени под глазами. Не поймешь, о чем свидетельствует это бесстрастие: то ли об отсутствии горя, то ли, наоборот, о горе до такой степени сокрушительном, что страшно дать ему вырваться вовне. Вырвавшись, оно толкнет на самоубийство или другой безумный поступок.

— Вы — следователь? Вы пришли задавать вопросы. Задавайте.

— Ксения Михайловна, вашему мужу кто-нибудь угрожал?

— У пластических хирургов неблагодарная работа — всегда найдутся недовольные результатами операции. Знаете, психически неуравновешенные особы, которые сами не знают, что им нужно, и ждут, что новая внешность радикально преобразит их жизнь. Если этого не происходит, они считают, что во всем виноват хирург. Их должны отбраковывать психиатры еще на подступах к операции, но небольшой процент таких больных всегда просачивается. Да, они могли угрожать.

— Вам известны такие случаи? Ваш муж называл фамилии, имена?

— Спросите лучше в клинике, они должны вести учет подобным пациентам. Но не думаю, что на этом пути вы обнаружите убийцу. Если такие угрозы и были, Толя не придавал им значения, иначе он поделился бы со мной. Мы были очень близки, он полностью доверял мне.

Последняя фраза не изменила бесстрастности лица — так же, как впервые произнесенное вслух имя покойного супруга. «Отлично держится», — отметил Глебов, чувствуя, однако, в этой сдержанности нечто неестественное. Пусть это затруднило бы выполнение его служебных обязанностей, он предпочел бы, чтобы вдова Великанова разрыдалась перед ним, а потом, еще не отошедшая от слез, заговорила наконец со следователем по-человечески и выложила уйму непричесанных подробностей, среди которых мелькнул, наконец, смысл и этого союза хирурга и принцессы, и этой неприветливой квартиры, и этого стылого, как чугунный противень на морозе, супружеского ложа. Иначе Глебов не представлял, как понять убитого, а следовательно, кто и зачем способен был его убить.

— Тем лучше, если он вам доверял. Вы женщина, вы должны тонко чувствовать его настроение. Был он в последнее время печален, встревожен? Рассказывал вам о своих проблемах?

Наконец-то гладкое личико передернулось! Правда, более человечным от этого не стало — заострилось, напоминая хищную мордочку куницы или хорька. Пластический хирург способен изменить форму носа или разрез глаз, но не в силах изменить мимику, а в мимике отражается строй души, и с ним уж ничего не поделает целый легион хирургов.

— У него была одна проблема… Марат Бабочкин!

— Это второй хирург из шоу «Неотразимая внешность»? — уточнил Глебов. Даже если бы он не провел подготовительной работы по делу, о шоу Великанова во всех красках узнал бы от дочери, главной в их семье фанатки таких недоброкачественных, на его старосветский вкус, зрелищ. Что с ними, женщинами, поделаешь, в любом возрасте интересуются красотой морды лица…

— Вы не ошиблись. — Лицо разгладилось, и все-таки предшествовавшая гримаска наложила на него, в глазах Глебова, отпечаток, который не стерся до конца их беседы. — Второй. Который хотел стать первым! Из кожи лез! Откровенно говоря, Толю он подсиживал.

— В чем это выражалось?

— Я не в курсе всех тонкостей их служебных взаимоотношений, поскольку далека от мира телевидения. Но буквально за день до… — Ксения сглотнула, дрогнув белоснежным горлом, — до убийства Толя сказал мне, что Марат стал болезненно амбициозен, пытается задвинуть его на вторые роли, выпячивая в шоу лишь себя, любимого. С Маратом в последнее время было трудно работать, и это очень не нравилось Толе. Он сказал, что, если будет продолжаться в том же духе, он уйдет из этого скандального шоу-бизнеса.

— Вы полагаете, он серьезно собирался покинуть телевидение? Уступить место коллеге?

— Что вы! Продюсеры его бы не отпустили. Кто такой Великанов — и, простите, кто такой Бабочкин? Это величины, не подлежащие сравнению! Я не говорю, что Марат — плохой хирург, но Толя… Толя был особенный. Это был скульптор человеческой плоти. Истинный художник.

Глава третья Скульпторы человеческой плоти, добросовестные и не очень

Любой другой юный следователь на месте Вени Васина остался бы разочарован тем, что оказался смещен под командование Глебова. Любой другой — но не Васин. В придачу к своей застенчивости, которая могла трактоваться как недостаток и как достоинство, он обладал другим амбивалентным свойством: он не был честолюбив. С одной стороны, это не сулило ничего хорошего, предполагая, что Васина будут постоянно вытеснять с главных мест, затирать локтями, задерживать назначение следующего звания. С другой — отсутствие честолюбия заставляло Веню с легким сердцем принимать то, что его рвущегося вверх по лестнице званий сослуживца вогнало бы в тяжелую депрессию, и переживания на тему «Почему другие, почему не я?» не отнимали у него сон и аппетит. Потому Васин бодро принялся за работу под глебовским руководством.

Кроме того, трезво оценивая свои возможности, Веня не стыдился признать, что ему недостает опыта. Он не знал, как справиться с этим сложным делом, и присутствие Глебова ему здорово помогло, сняло с него ответственность, которой он тяготился. В определенном смысле то, что Глебов взял на свои широкие подполковничьи плечи самую антипатичную часть обязанностей, стало для Вени благодеянием. Теперь он мог заняться тем, что по-настоящему любил: работой с людьми. Он живо интересовался и самим убитым Великановым, и коллегами, которые его окружали и которые должны были кое-что знать о причинах, за что Великанова могли убить…В частности, именно на Васина Георгий Яковлевич Глебов возложил проверку версии номер один: убийство на почве мести пациента, недовольного операцией, проведенной самим хирургом Великановым. Для проверки этой версии необходимо было тщательно пересмотреть списки всех пациентов, прооперированных Великановым в последнее время, и допросить некоторых из них.