возьмет верх над «Лидией», никто не станет слушать оправданий. Если даже неминуемый трибунал и не осудит Хорнблауэра, ему до скончания дней придется бедствовать на половинном жалованье. Если он не уничтожит «Нативидад», если не поднимет и не приведет к победе мятеж, если не откроет торговый путь через перешеек — любое из этих вполне вероятных «не» означало, что он лишится доброго имени, службы и вернется к жене униженный в глазах собратьев.
Перебрав все эти печальные варианты, Хорнблауэр отбросил их с деланым оптимизмом. Прежде всего надо увидеться с доном Хулианом Альварадо — это, похоже, будет несложно и не особо интересно. После будут корабли с сокровищами и призовые деньги. Об отдаленном будущем лучше не тревожиться. Он поднялся с рундука и прошел в спальную каюту.
Десять минут спустя капитан вышел на шканцы. С мрачным удовольствием он отметил, как безуспешно его офицеры притворяются, будто не замечают великолепный новый сюртук с эполетами, шелковые чулки, туфли со стальными пряжками, треуголку и шпагу с золотой рукоятью. Хорнблауэр посмотрел на быстро приближающийся берег.
— Свистать всех по местам, мистер Буш, — сказал он. — Корабль к бою.
Загремели барабаны, подвахтенные с топотом высыпали наверх. Понуждаемая криками и ударами унтер-офицеров команда принялась готовить корабль к бою. Палубы окатили водой и присыпали песком, переборки убрали, пожарные отряды заняли места у помп, запыхавшиеся юнги бегали с картузами для пушек; в кокпите вестовой баталера, назначенный исполнять обязанности врача, сдвигал мичманские рундуки, составляя из них операционный стол.
— Я попрошу вас зарядить и выдвинуть пушки, мистер Буш, — сказал Хорнблауэр.
Вполне разумная предосторожность, учитывая, что корабль с полным ветром входит в испанские владения. Канониры сбросили с орудий найтовы, могучим усилием выбрали направляющие тали, втащили пушки внутрь, забили порох и ядра, опустили дула и, налегая на орудийные тали, выдвинули их в открытые порты.
— Корабль к бою готов. Десять минут двадцать одна секунда, сэр, — доложил Буш, когда стих скрежет катков. Хоть убей, он не мог бы сейчас сказать, учение это или подготовка к настоящему бою, и Хорнблауэр получал суетное удовольствие, оставляя его в неведении.
— Очень хорошо, мистер Буш. Пошлите надежного матроса с лотом на грот-руслень и приготовьтесь к отдаче якоря.
Морской бриз с каждой минутой усиливался, и «Лидия» шла все быстрее. В подзорную трубу Хорнблауэр видел со шканцев мельчайшие подробности входа в залив. Широкий западный проход между островом Кончагуита и западным мысом, согласно карте, имеет глубину двадцать саженей на пять миль вперед. Но испанским картам доверять не приходится.
— Что на руслене? — крикнул Хорнблауэр.
— Дна нет, сэр.
— Сколько саженей пронесло? Передайте глубоководный лот.
— Есть, сэр.
На судне воцарилась мертвая тишина, нарушаемая лишь несмолкаемым пением такелажа да журчанием воды за кормой.
— Дна нет, сэр. Сто саженей пронесло.
Значит, берег очень крутой, обрывистый, ведь до него меньше двух миль. Однако незачем подвергаться риску под всеми парусами налететь на мель.
— Уберите нижние прямые паруса, — приказал Хорнблауэр — Не переставайте бросать лот.
Под одними марселями «Лидия» медленно приближалась к берегу. Вскоре крик с русленя известил, что лот на глубине ста саженей коснулся дна, и с каждым последующим броском глубина все убывала. Хорнблауэру хотелось бы знать, в какой сейчас стадии приливно-отливное течение — если ему суждено сесть на мель, лучше, чтобы это произошло во время прилива, чем во время отлива, — но не было никакой возможности рассчитать. Он поднялся до середины бизань-вант, чтобы лучше видеть. Все остальные, кроме матроса на руслене, замерли под палящим солнцем. Корабль был почти у входа в пролив. Хорнблауэр заметил на воде несколько бревен и, направив на них подзорную трубу, убедился, что они плывут к заливу. Значит, сейчас прилив. Все лучше и лучше.
— Глубже девяти, — прокричал лотовый.
Неплохо для испанской карты: она показывала десять.
— И восемь с половиной.
Пока глубина достаточная. Хорнблауэр крикнул рулевому, и «Лидия» повернула вправо, огибая плавный изгиб мыса.
— И восемь с половиной.
Все еще неплохо. «Лидия» шла новым курсом.
— Отметка семь.
Хорнблауэр внимательно осматривал пролив, ища фарватер.
— Отметка семь.
По приказу Хорнблауэра «Лидия» свернула чуть ближе к другому берегу. Буш тихонько послал матросов соответственно обрасопить паруса.
— И восемь с половиной.
Так-то лучше.
— Глубже девяти.
Еще лучше. «Лидия» вошла в залив, и Хорнблауэр видел, что прилив продолжается. Они ползли по стеклянной глади залива, лотовый монотонно выкрикивал глубину, крутая коническая гора посреди залива неуклонно приближалась.
— Четверть до восьми, — крикнул лотовый.
— Якоря чисты? — спросил Хорнблауэр.
— Все чисты, сэр.
— Отметка семь.
Дальше идти незачем.
— Отдать якорь.
Канат заскрежетал в клюзе, вахта бросилась убирать паруса. Ветер и прилив развернули «Лидию», Хорнблауэр спустился на шканцы.
Буш смотрел на него, как на кудесника. Через одиннадцать недель после того, как они видели мыс Горн, Хорнблауэр вывел «Лидию» в точности к назначенному месту, мало того, прибыл вечером, когда морской бриз и прилив помогли им войти в залив; если же там окажется опасно, ночь принесет с собой отлив и береговой бриз, они легко выйдут в открытое море. Что здесь везение и что — расчет, Буш не знал, но, поскольку оценивал профессионализм Хорнблауэра куда выше, чем сам Хорнблауэр, склонен был значительно преувеличивать его заслуги.
— Вахтенные пусть остаются на местах, мистер Буш, — сказал Хорнблауэр. — Подвахтенным прикажите разойтись.
Корабль в миле от любой возможной опасности и подготовлен к бою — незачем держать всех матросов на боевых постах. С радостным гулом подвахтенные прилипли к фальшборту, жадно вглядываясь в зеленые джунгли и серые скалы. Хорнблауэр с некоторым замешательством думал, что делать дальше. Он так волновался, проводя корабль в совершенно незнакомый залив, что не успел продумать следующий шаг. Его сомнения разрешил впередсмотрящий, прокричав с салинга:
— Эй, на палубе! От берега отвалила лодка. Два румба позади правого траверза.
К ним ползло сдвоенное белое пятнышко: в подзорную трубу Хорнблауэр различил лодку под двумя крохотными латинскими парусами. Когда она приблизилась, он смог рассмотреть и команду: полдюжины смуглых людей в широкополых соломенных шляпах. Лодка легла в дрейф в пятидесяти ярдах от «Лидии»; кто-то, встав на кормовую банку и сложив руки рупором, прокричал по-испански:
— Это английский корабль?
— Да. Поднимитесь на борт, — отвечал Хорнблауэр. Два года испанского плена дали ему случай выучить язык — он давно решил, что за такое свое достижение и был назначен в теперешнюю экспедицию.
Лодка подошла к борту, и тот, кто их окликал, легко взобрался по трапу на палубу. Он с любопытством озирался по сторонам, дивясь на безупречную чистоту и царящий повсюду строгий порядок. На госте был черный, расшитый