Читать интересную книгу Как стать звездой? Энциклопедия начинающего артиста - Сергей Усков

А во-вторых, это означало, что к счастливому моменту записи артист был готов исполнить песню, даже будучи разбуженным ночью. Стало быть — множество репетиций (да еще и с музыкантами, а не под минусовую фонограмму!), где до блеска оттачивались вокал и взаимодействие с группой. Запись производилась, как правило, за одно исполнение и занимала часы, а не дни: время в таких студиях стоило безумно дорого, а очередь на запись растягивалась на годы!

В настоящее же время запись в основном производится лишь частями (покуплетно) — из-за того, что артист порой просто не «вытягивает» всю песню; его энергетики и дыхания хватает лишь на один куплет, а посему работа может продолжаться несколько дней!

Некоторые молодые исполнители, работающие в собирательном стиле синти-поп, смотрят на такую работу еще проще: с мучениями, связанными с непопаданием в ноты и неправильным дыханием, они записывают вокал, перекладывая всю дальнейшую работу на звукорежиссера (аранжировщика).

Последнему приходится не только аранжировать (а зачастую делать заново) музыкальную подложку из демоверсии купленной песни, но и, по сути, «вкладывать» слова в ноты, а также обрабатывать голос, используя весь набор доступных технических средств. Кропотливая работа может занимать до месяца; иногда исполнителю приходится приезжать в студию, чтобы перепеть ту или иную строчку.

Желая компенсировать посредственный вокал и (как правило) такие же слова песни (не вокально-адаптированные слова, невнятный припев без т. н. шляг-фраз, избитые словосочетания и т. п.), специалист усиливает «раскачивающее» действие музыки.

Стараясь «раскачать» ее по вертикали и горизонтали, он делает музыкальную подложку (минусовая фонограмма) настолько искусственной, что она с трудом поддается воспроизведению на сцене сессионными музыкантами.

На выходе получается некая композиция, весьма отдаленно напоминающая исходник купленной песни по музыке и практически не принадлежащая этому артисту по вокалу.

Такую песню можно распространять лишь на различных носителях; со сцены же петь — практически только под плюсовую фонограмму…

О проблемах выбора и покупки потенциально хитовой песни будет подробно написано далее; сейчас же я расскажу о том, чем современный исполнитель-караокер отличается от исполнителя времен отсутствия цифровой техники вообще, а не только компьютеров или караоке-машин.

В то время существовала довольно четкая градация между доморощенным исполнителем и начинающим артистом. И виной всему было отсутствие минусовой фонограммы! Такого понятия практически не существовало; ее роль мог играть только аккомпанемент (аккордеон, гитара, фортепиано). Жанр — бардовская песня, русские народные песни, песни из кинофильмов…

Петь подобным образом мог любой желающий; наиболее способные даже зарабатывали на этом, выступая на свадьбах или давая т. н. квартирники. Впрочем, такая деятельность считалась чистой любительщиной (хобби) и, как правило, находилась в стороне даже от различных форм т. н. художественной самодеятельности (вокально-инструментальные ансамбли, хоровое пение и пр.).

Если же человек собирался стать профессиональным артистом, он шел двумя путями: либо поступал в вуз соответствующего профиля, либо создавал свой музыкальный коллектив, стремясь попасть в списки какой-либо филармонии, — без этого в СССР нельзя было официально концертировать.

Однако, вне зависимости от направления деятельности, подобные артисты и музыкальные коллективы были практически изолированы от медийной индустрии в целом!

Было большой проблемой предложить профессионалам написать слова и музыку. Ни о каком промышленном производстве носителей также не могло быть и речи: свое творчество новички распространяли только в виде т. н. магнитоальбомов. И выступали «живьем»: примитивное оборудование не позволяло делать и сотой доли того, что доступно сегодня любому исполнителю. Но это давало закалку, вырабатывало смекалку, побуждало к творчеству!

Негде взять песню — напишем слова и музыку сами (у многих было музыкальное образование); нет помещения для репетиций — поедем к друзьям на дачу; на запись песни дают пять минут — не беда, месяц будем репетировать до посинения, пока не сможем исполнять ее на все сто даже без музыкальных инструментов и микрофона.

Современные же условия работы кардинально отличаются: каждый, имея компьютер, может сочинить стихи и музыку, спеть и тут же записать свое творение, а затем отправить получившуюся композицию в любую звукозаписывающую компанию мира!

Если же сочинять самому не получается, можно петь каверы с помощью караоке-машины: она помогает попасть в ноты даже неподготовленному человеку. Немного усердия, собранности — и вуаля: я пою почти так же, как Мирей Матьё (Mireille Mathieu), Мадонна (Madonna), Елена Ваенга, Муслим Магомаев или Алла Пугачёва.

Сделав караоке-пение своим хобби, можно добиться многого: сносно петь, принимать участие в различных караоке-конкурсах и т. п.

Нельзя сделать лишь одного — стать артистом.

Между любителем и профессионалом (в любой области) лежит пропасть: чтобы из любителя превратиться в профи, нужно превращение, прежде всего, внутри себя — подчинение жизни служению своему делу.

Любитель пения отличается от концертирующего артиста еще и тем, что первый — поет для себя или друзей, а второй — выступает для публики.

На практике это означает, что караокер (начинающий вокалист) настолько поглощен процессом пения (а его и занимает сам процесс — иначе зачем ему вообще петь?), что никого и ничего вокруг себя не видит… Манера держать микрофон также с головой выдает любителя. Караокер сжимает микрофон до хруста в суставах, ибо боится уронить: плата за порчу дорогостоящего микрофона часто бывает равна его двукратной стоимости… Разумеется, ни о каком сценическом наряде речь тоже не идет.

Про подачу песни можно говорить долго — эта тема больная даже для караоке-конкурсов, где присутствует профессиональное жюри; и если приодеться он (она) еще может, выучить слова — тоже (чтобы смотреть на жюри, а не на экран ТВ), то отрепетировать подачу (на профессиональном сленге — поставить номер) получается с большим трудом. Если вообще получается…

Я опишу работу на сцене двух исполнителей (для простоты они будут одного возраста, пола и с одной и той же песней) — караокера и артиста.

Первым выступает караокер.

…Девушка идет через зрительный зал с микрофоном, который взяла у звукооператора, поднимается на сцену, немного ссутулившись и на мгновение повернувшись к публике спиной.

Раздается ритмичное вступление, но она стоит, напряженно замерев; рука с микрофоном опущена. Затем она сжимает его двумя руками около живота. Иногда девушка делает малопонятные движения туловищем, не соответствующие по амплитуде частоте ударной установки, и трясет микрофон.

Ее наряд банален: обычно так наряжаются клерки на корпоративный праздник. Однако некое отличие всё же присутствует: красные туфли, того же цвета ремешок и бусы. Пряжки на туфлях и ремешке имеют разные размер и форму. На пальцах несколько крупных колец.

Наконец на экране ТВ появляются слова, и она начинает петь. Она даже почти попадает в ноты, но звучит это всё равно своеобразно, ибо караоке-фонограмма рассчитана на более вольное пение. А поскольку песня известная, с непривычки слушается она необычно.

Экранов ТВ два, и оба они висят на боковых стенах. Чтобы прочесть слова, девушке приходится поворачивать голову; в конце концов, она непроизвольно поворачивается к залу немного боком.

«Отпустить звук» она не может; держит во рту и пытается «выдавить», напрягая мышцы ротовой полости и голосовых связок (т. н. пение на связках). От этого голос становится излишне высоким, иногда едва не срываясь на крик; «плоский» и «пустой», он априори лишен какого-либо своеобразия. Звуки ударяются о зубы, дробятся и летят в зал в виде брызг, подобно тем, что вылетают из сжатой рукой горловины садового шланга, который юный сорванец направил на отца. Холодные капли жалят публику так, что она непроизвольно морщится: слава Богу, что песня в ее исполнении всего одна; мало кто согласился бы выдержать такое целый час!

Довершает картину микрофон, который девушка крепко сжимает, практически обхватив его головку и поднеся вплотную ко рту. А это значит, что публика слышит крик (даже если она и не поет громко) (см. гл. «Сценические выступления»).

Глаза ее живут своей жизнью: они то закрываются на высоких нотах, то вдруг резко открываются, становясь как блюдца, — чтобы прочесть очередную строчку текста. В паузах — прищуриваются, словно говоря: «Какое мне дело до всех до вас, а вам — до меня»[8].