Читать интересную книгу Князь: Зеркало Велеса. Заклинатель. Золото мертвых (сборник) - Александр Прозоров

Тетка вышла, оставив Андрея одного, и он смог осмотреться еще раз.

Палата была обширной, не меньше двадцати метров. Дощатый пол, такой же дощатый потолок. Стены срублены из бревен в пол-обхвата, но за изголовьем шла широкая полоса изразцов. Окно собрано из небольших кусочков неправильной формы, вклеенных в светлую оправу – то ли из олова, то ли из свинца. Скорее, олово – свинец ведь мягкий слишком. Справа, в дальнем от окна углу, за небольшими занавесочками, стояла на полке темная икона с болтающейся на окладе крохотной медной рукой. Или золотой?

Еще на стене висел широченный, с ладонь, ремень с саблей, ножами и еще какими-то мешочками и подсумками. Под ним – застеленный красно-синим войлочным ковриком сундук, и под иконой – еще один. Возле окна стоял полутораметровый деревянный пюпитр, чуть дальше имелся высокий, но узкий темно-вишневый шкафчик с вычурной резьбой. На подоконнике пылились два трехрожковых подсвечника без свечей, а на пюпитре – масляная лампа с длинным носиком, из которого выглядывал почерневший фитиль. С улицы доносились коровье мычание, кудахтанье кур, блеянье, лай, гоготание – в общем, звуки живущей полной жизнью сельской глубинки. А чего тут не имелось – так это люстры, розеток, фонарей, ламп, компьютера, телевизора, магнитолы и стола со стопкой учебников и тетрадей.

– Однако, – пробормотал Зверев, закончив осмотр, – классно меня ширнули. Интересно, это у всех общий наркоз так проходит, или у меня одного глюки? И главное, натурально все так… Не то что за фантомами бессмертными по небу гоняться.

Мысль о том, что наркоз может вот-вот кончиться, заставила его подняться, пройти по холодному влажному полу к окну. Ему хотелось увидеть, что творится снаружи, за окном – но не тут-то было! Вблизи выяснилось, что вместо стекол в окна вправлена тонкая слоистая слюда, сквозь которую различались только полутона: справа что-то темное, сверху светлое, слева опять темное.

Он попытался сдернуть крючки запора – и тут впервые обратил внимание на свои руки. Смуглые мясистые пятерни украшали два крупных золотых перстня, один из которых был к тому же с печаткой, а другой имел посередине глубокую бороздку. Это были совсем не те пальчики, которыми он стучал каждый вечер по клавиатуре, катал мышку и крутил джойстик. Хотя и мозолей на ладонях он не нашел – Андрей из наркозного сна тяжелым трудом все же не занимался.

Зверев торопливо ощупал себя, опустил глаза вниз. На нем висела длинная, до колен, полотняная рубаха с разрезами по сторонам и завязкой под горлом. На шее болталась льняная нитка с нательным серебряным крестиком.

– Зеркало, – закрутился он. – Зеркало хочу!

Зеркала в палате не было. Хотя какая же это палата? В больницах ничего подобного не бывает. Даже в психлечебницах – если его вместе с глюками занесло именно туда. Андрей прыгнул к поясу на стене, дернул из ножен клинок. Из полоски полированной стали глянули все те же карие глаза, которые он каждое утро наблюдал в зеркале над умывальником. Каштановые волосы, чуть приплюснутый нос, широкие губы, слегка ушедший назад подбородок – мать все обещает в поликлинику отвезти, прикус правильный сделать.

Хотя клинок – это, конечно, не зеркало. Не такой ровный, не такой большой. Картинку искажает.

– Никак, спала горячка, барчук? Ну и славно! А то дворня о недобром бормотать ужо начала…

В дверь без стука заглянул похожий на сказочного лесовика мужичок. Ростом с Андрея, одетый в похожую рубаху, но с красной оторочкой понизу, он оброс торчащими во все стороны русыми с проседью волосами так, что наружу выглядывали только глаза и кончик носа. Его борода, сливаясь с усами в единое целое, плавно перетекала в лохматую шевелюру, укрытую лишь небольшой тюбетейкой. Самым забавным в лице незнакомца были тонкие, изящно изогнутые брови, словно украденные с лица какой-то прелестницы.

– Ты как, подыматься надумал али еще отдохнуть мыслишь? Сил-то опосля колик совсем, небось, не осталось?

– Каких еще колик? – не понял Зверев.

– Дык, на прошлой седмице слег ты, барчук, с коликами брюшными. Да так занедужил, что вскорости и вовсе в беспамятство впал. Нешто не помнишь? Хотя, коли в беспамятстве, може и не помнишь…

– А ты кто?

– Я? – Мужичок вздрогнул, склонил набок голову: – Дядька я твой, Пахом Белый. То Белым на дворе кличут, то Пахомом… Боярин к тебе, барчук, для воспитания приставил… Не прилечь ли тебе, сердешный? Гляжу, не отпустила еще горячка-то!

– А я кто?

– Ты – Андрей Лисьин, боярина Василия Лисьина сын. Нечто и это забыл, дитятко мое?

– Не знаю… – зачесал в затылке Зверев. – Мне сейчас пятнадцать лет?

– Пятнадцать годков от роду набежало, – согласно кивнул дядька.

– А маму мою зовут Ольгой?

– Матушка наша, боярыня Ольга Юрьевна, – признал Пахом. – Стало быть, помнишь, барчук? А я уж спужался.

– Сыночек! Андрюша, в трапезную пойдем. Федосья балык и сбитень принесет, да хлеба. Перекусишь покамест, а опосля вечерять будем… – В комнату зашла хозяйка, бросила на сундук штаны, длинную безрукавку, поставила на пол синие сапоги с набитыми по верху голенища желтыми пластинами.

– Мама? – неуверенно предположил Андрей.

В лице женщины угадывались многие знакомые ему черты, но все облачение: повойник, сарафан, из-под которого проглядывала нижняя рубаха и пачка юбок, тяжелые золотые серьги и перстни с крупными изумрудами и рубинами – делали ее совершенно неузнаваемой.

– Да, чадо мое, – улыбнулась женщина. – Одевайся. Вижу, молитвы мои пошли на пользу. Лихоманка ушла. Откушаешь, ветром свежим подышишь, ввечеру баньку стопим, пропаришься. Не останется ни следа от твоей горячки. Пахом, помоги ему.

– Помогу, помогу, матушка. А ты чего же не опоясался, барчук? Не дай Бог, опять бесы какие прилипнут, чур меня, чур… – Дядька торопливо перекрестился, после чего подобрал в ногах кровати тонкий пеньковый шнурок и протянул Звереву.

Андрей принял веревку, покрутил перед собой, раздумывая, на какое место его нужно намотать.

– Прям как дитя малое! – Бородач отобрал шнурок, решительно обвязал паренька на поясе поверх рубашки, снял с сундука белые полотняные штаны, протянул.

Зверев надел их, отпустил – портки поползли вниз. Пахом хмыкнул, поддернул на место, вытянул из пояса кончики матерчатой тесьмы, завязал, встал на колени и соорудил «бантики» из завязок на щиколотках, плотно притянув штанины к ноге. – Шаровары-то сам надеть сможешь, али тоже подвязать?

Зверев взялся за штаны из плотной шерстяной ткани, натянул, завязал бантик на поясе – внизу «хвостиков» не было. Закрутил головой в поисках носков. Как бы не так! Вместо них заботливый дядька протянул байковые портянки:

– Давай, барчук, наматывай. Бо холодно нынче на улице.

Андрей задумчиво уставился на полоски ткани, и Белый, тяжко вздохнув, принялся их накручивать:

– Ты хоть ногой к полу угол прижми, барчук! Неудобно же!

Последней была надета темно-синяя суконная жилетка почти до колен, расшитая спереди и на спине рисунками в виде треугольников, с несколькими квадратными бархатными заплатами, украшенными бисерными тюльпанами, с пуговицами в виде палочек из сладко пахнущего сандалового дерева и тонкой меховой оторочкой спереди и вокруг ворота – вместо привычного Звереву воротника. Одеяние это Пахом насколько раз назвал ферязью, и спорить с ним Андрей, естественно, не стал.

– Управились, – застегнув последнюю пуговицу, облегченно вздохнул дядька. – Ну, айда в трапезную, голоден ты, мыслю, ако зверь дикий. Девять ден не жрамши! Варя тут пока приберет. Али прилечь опосля хочешь?

– Зря, что ли, одевался так долго? – усмехнулся Андрей. – Нет, не лягу. Осмотреться хочу.

Он остановился у двери, постучал ногой по крайней доске. Из нее выходили два шипа, вверху и внизу, которые попадали в отверстия соответственно на полу и потолке. Вдоль косяка шла кожаная полоска – наверное, чтобы не дуло. Это была первая дверь без петель, которую Зверев видел в своей жизни. Забавно, что наркотический сон способен предусмотреть подобную мелочь. Сны, вообще-то, обычно ограничиваются перебиранием того, что есть в памяти, и никогда не показывают ничего нового и неведомого. А тут – нате вам! Дверь без петель, на поблескивающих салом подпятниках.

– Идем, барчук. Матушка, небось, заждалась.

– Да, идем, – кивнул Андрей, притворяя дверь за деревянную ручку.

В широкой горнице, на угол которой выходила лестница, ничего странного не обнаружилось, если не считать бревенчатого потолка, затянутых чем-то, похожим на пергамент, окон и сплетенных из тряпочных обрезков половиков. Лестница со скрипучими ступеньками тоже мало отличалась от тех, по которым Звереву приходилось бегать в реальности. Ну, деревянная, а не каменная, как в школе или дома – что с того?