Читать интересную книгу Сборник бесед на ретрите - Аджан Сумедхо

Вообще-то структура существующих в Буддизме правил по большей части направлена на то, чтобы оказывать почтение скорее Будде, Дхамме и Сангхе, чем некой конкретной личности или гуру, чтобы таким образом вырваться из пут привязанности к харизматическому лидеру, в которые так легко попадают люди. Сангха, будучи представленной Бхиккху-Сангхой, достойна почтения и милостыни, если она живет согласно Уставу (Винае); и лучше использовать этот критерий, чем решать, нравятся ли нам монахи и соответствуют ли их личные качества нашим.

Иногда нас может многому научить ситуация, когда нам приходится слушать и подчиняться какому-то человеку, который, быть может, не особенно нам нравится. Человеческой природе свойственно пытаться так построить свою жизнь, чтобы всегда быть рядом или следовать тому, с кем мы чувствуем совместимость. Например, в монастыре Ват Нонг Па Понг легко было следовать такому человеку, как Аджан Ча, ибо вы чувствовали такое уважение и преклонение перед таким учителем, что не составляло никакой проблемы слушать, что он говорил и повиноваться каждому его слову. Конечно, иногда люди чувствовали внутреннее противление или обиду, но благодаря силе такой личности, как Аджан Ча, вы всегда были в состоянии отбросить свою гордыню и тщеславие.

Но иногда нам приходилось сталкиваться со старшими бхиккху, которые нам не особенно нравились или которых мы даже не очень-то уважали; и мы могли видеть в них множество обидных для себя недостатков и черт характера. Однако, практикуя в соответствии с Винаей, мы должны были делать то, что было правильно, что соответствовало дисциплине, а не убегать из монастыря из-за мелочей, или обижаться, или таить в своем уме неприятные помыслы против того или иного человека. Я думаю, что иногда Аджан Ча специально сталкивал нас с тяжелыми людьми, чтобы дать нам возможность немного созреть, немного пообтесаться и научиться правильно поступать, вместо того, чтобы просто следовать той или иной возникшей эмоции.

У нас у всех свои характеры. Мы ничего не можем с этим поделать: наши черты характера такие, какие есть, и вне зависимости от того, находим ли мы их очаровательными или скучными, это не вопрос Дхаммы, а вопрос личных предпочтений и совместимости. Практикуя Дхамму, мы больше не ищем привязанности к дружбе или к симпатии; мы больше не стремимся к тому, чтобы сталкиваться только с тем, что нам нравится и что мы ценим, но, напротив, к тому, чтобы быть способными удерживать равновесия при любых обстоятельствах. Так что наша практика дисциплины Винаи заключается в том, чтобы всегда совершать правильные действия тела и речи вместо того, чтобы использовать тело и речь для вредоносных, мелочных, жестоких или эгоистичных действий. Виная дает нам возможность практиковать в любых ситуациях и обстоятельствах.

Я заметил, что в этой стране люди сильно привязаны к разным учителям. Они говорят: "Мой учитель — такой-то. Он — мой учитель, и я не могу ходить ни к какому другому, потому что я верен и предан своему наставнику". Это типично английское понимание преданности и верности, заходящее порой слишком далеко. Человек становится привязан к некоему идеалу, к некой личности, а не к истине.

Мы добровольно принимаем прибежище в Будде, Дхамме и Сангхе, а не в личности какого бы то ни было учителя. Вы не принимаете прибежище в Аджане Ча или в ком-то из здешних бхиккху… если только вы не изрядный глупец. Вы могли бы сказать: "Аджан Сумедхо — мой учитель; Аджан Тирадхаммо — не мой учитель. Я буду получать наставления только от достопочтенного Сучитто и ни от кого другого" — и далее в том же духе. Таким образом мы можем создать массу проблем, не так ли? "Я практикую Буддизм Тхеравады; так что я не могу ничему учиться у этих тибетских буддистов или у этих чань-буддистов". Поступая так, мы легко можем превратиться в сектантов, потому что если что-то отличается от того, к чему мы привыкли, мы подозреваем, что оно не так хорошо или чисто, как то, чему мы преданы. Но то, к чему мы стремимся в медитации — это истина, полное понимание и просветление, уводящее нас из дебрей эгоизма, тщеславия, гордыни и человеческих страстей. Так что не очень-то мудро привязываться к тому или иному учителю до такой степени, чтобы отказываться получать наставления от любого иного.

Но некоторые учителя поощряют такое отношение. Они говорят: "Раз ты принимаешь меня своим наставником, не ходи ни к какому другому учителю! Не получай наставлений никаких иных традиций! Если ты считаешь меня своим учителем, ты не можешь ходить к другим". Есть множество учителей, которые подобным образом привязывают вас к себе, причем иногда с очень хорошими побуждениями, потому что порой люди ходят по наставникам, словно по магазинам. Они кочуют от одного учителя к другому, потом к третьему… и так никогда ничему и не учатся. Но я думаю, что проблема не столько в "блуждании" между наставниками, сколько в привязанности к учителю или традиции до такой степени, когда вам приходится исключить из своей жизни все остальные. Так появляются секты, сектантское устроение ума, из-за которого люди неспособны распознать мудрость или чему-то научиться, если учение не выражено в тех же самых терминах или установлениях, к которым они привыкли. Это делает нас очень ограниченными, узкими и запуганными. Люди начинают бояться слушать другого учителя, потому что из-за этого в их умах может возникнуть сомнение, или они могут почувствовать себя не совсем верными последователями своей традиции. Буддийский Путь заключается в развитии мудрости, и верность и преданность помогают в этом. Но если они становятся самоцелью, то это — препятствия на пути.

"Мудрость" означает здесь использование мудрости в нашей медитативной практике. Как мы это делаем? Как мы используем мудрость? Через распознавание свойственных лично нам разновидностей гордыни, тщеславия и привязанностей к нашим взглядам и мнениям, к материальному миру, к традиции и к учителю, к нашим друзьям. Это не означает, что нам надо думать, что мы не должны испытывать привязанности, или что мы обязаны от всего этого избавиться. Это тоже не очень мудро, ибо мудрость — это способность наблюдать привязанность, понимать ее и отпускать ее, вместо того, чтобы привязываться к идеям, что мы не должны быть ни к чему привязаны.

Иногда слышишь, как здешние монахи, монахини или миряне говорят: "Ни к чему не привязывайся". И вот мы привязываемся к воззрению о непривязанности! "Я не собираюсь привязываться к Аджану Сумедхо; я могу получать наставления у кого угодно. Я ухожу отсюда, с той самой целью, чтобы доказать свою непривязанность к достопочтенному Сумедхо". В этом случае вы привязываетесь к представлению о том, что вы не должны быть привязаны ко мне, или что вы должны уйти, чтобы доказать свою непривязанность — а это совсем не то, что нужно! Это не очень-то мудро, не правда ли? Вы просто привязываетесь к чему-то другому. Вы можете пойти в Броквуд-парк, услышать там лекцию Кришнамурти и подумать: "Я не собираюсь привязываться к этим религиозным условностям, ко всем этим простираниям, иконам Будды, монахам и всему такому. Кришнамурти говорит, что все это чепуха — "Не имейте с этим ничего общего, это все бесполезные вещи". И вот вы привязываетесь к взгляду, что нет никакой пользы в религиозных условностях и что вам они ни к чему. Но это ведь тоже привязанность, не так ли? — привязанность к взглядам и мнениям — и привязываетесь ли вы к тому, что говорит Кришнамурти, или к тому, что говорю я, это все равно привязанность.

Итак, мы распознаем привязанность, и то, что ее распознает — это мудрость. Это не значит, что мы должны быть привязаны к любому иному мнению; нам надо распознать привязанность и понять, что в данном случае она освобождает нас от обмана привязанностями, созданными нами самими.

Распознайте, что привязанность имеет определенную ценность. Когда мы учимся ходить, сначала мы просто ползаем, просто беспорядочно двигаем руками и ногами. Мама не говорит своему маленькому ребенку: "Прекрати эти нелепые движения! Иди!", или: "Ты всегда будешь от меня зависеть, сосать мою грудь, все время за меня цепляться — ты всю свою жизнь будешь цепляться за мать!" Ребенок нуждается в привязанности к матери. Но если мать хочет, чтобы ребенок всегда был к ней привязан, это не очень-то мудро с ее стороны. А когда мы можем позволить людям быть привязанными к нам для того, чтобы придать им сил и для того, чтобы, получив силу, они смогли оставить нас — это сострадание.

Религиозные условности и установления — это такие вещи, которые мы можем использовать сообразно времени и месту, о которых мы можем размышлять и из которых мы можем учиться, вместо того, чтобы создавать мнение, что мы не должны ни к чему привязываться, а быть полностью независимыми и самодостаточными. Вообще буддийский монах находится в весьма зависимом состоянии. Мы зависим от вещей, которые нам подают миряне: от еды, от одежды, от крыши над головой и от лекарств. У нас нет денег, нет возможности готовить пищу, возделывать огород или как-то обеспечивать себя. Нам приходится зависеть от доброты других людей для того, чтобы удовлетворять основные жизненные потребности. Люди говорят: "Почему вы не выращиваете себе овощи и фрукты, почему вы не становитесь самодостаточными, чтоб не зависеть от всех этих людей? Вы же можете быть независимыми". Это очень ценится в нашем обществе — быть самодостаточным, независимым, никому не должным, не зависящим ни от чего. Однако существуют все эти правила и предписания, установленные Буддой Готамой — это не я их придумал. Если бы Винаю придумывал я, я бы, возможно, установил другие порядки: как здорово быть самодостаточным, со своей собственной грядкой кабачков, со своими собственными сбережениями, со своей собственной келией — "Вы мне не нужны, я независим и свободен, я самодостаточен".