Читать интересную книгу Гости с Уазы - Геннадий Гор

8 Я быстро освоился с Институтом времени и со многими его чудесами. Но, может быть, лучше бы мне с иными из них и вовсе не заводить знакомства. Одним из самых больших чудес был Кумби, Юлиан Кумби, Кумби-второй. Существовал и Кумби-первый, о котором я расскажу позже, но Кумби-первый был человек, хотя и обладал поистине нечеловеческой памятью. Кто же был Кумби-второй, вернее, что это такое? Не называя его имени, я уже вскользь упоминал о нем, когда рассказывал о проблемах, изучением которых занималась лаборатория Сироткина. За Кумби как раз и упрекали Сироткина философы и журналисты, утверждая, что он, Сироткин, идет отнюдь не по главному пути в попытках создать психическое поле, способное заменить мозг человека при освоении вновь открытых планет, где физико-химическая среда препятствует существованию жизни. Сам Сироткин вовсе не придавал большого значения Кумби, но считал, что его создание поможет двигаться дальше. Да, это не генеральная линия исследований поля "пси", а боковая, но тем не менее она нужна. Кумби-второй обладал искусственными эмоциями, памятью, даже фантазией. Это была попытка еще не бывалого моделирования человеческого "я" эксперимент, чрезвычайно ценный для дальнейшего развития кибернетики. Об этом я прочел статью в институтских ученых записках. В ней было много схем и формул. Сироткин, автор этой статьи, хотя и был выдающимся изобретателем и ученым, однако, по-видимому, не обладал даром популярного изложения. Статья его не дала мне ясного представления о том, как был создан Кумби. Возможно, что я еще был слабо подготовлен для восприятия слишком сложных и новых научно-технических идей. Не очень-то прояснялось дело и тогда, когда я расспрашивал тех, кто работал в лаборатории Сироткина и помогал ему создавать этот феномен. Сотрудник лаборатории Николай Вечин долго мне объяснял, что такое Кумби. Но я не могу сказать, что его объяснения обладали строгой логичностью и ясностью. Казалось, он не столько объяснял, сколько играл в словесные жмурки, то приоткрывая смысл явления, о котором рассказывал, то снова закрывая его туманом неясных и смутных слов. Может, он потешался надо мной, этот Коля Вечин, как в Лесном Эхе, где мы вместе учились? Он был большой шутник и насмешник. Но, увидя растерянное выражение на моем лице, Вечин сказал: - О Кумби ясно и просто рассказать нельзя. Он весь состоит из противоречий. Но он так задуман его создателями. Ведь инженер Евгений Сироткин создал его в соавторстве с писателем Уэсли-вторым. Точная мысль инженера-конструктора и капризное воображение Уэсли-второго, знатока человеческого характера... - Он сделал короткую паузу и сказал фамильярно-игривым тоном, как в школе Лесное Эхо на большой перемене: Хочешь, соединю? - Соединишь? С кем? - не понял я. - И зачем? - Зачем? Это ты потом узнаешь. А с кем? Да вот с этим вечно вспоминающим субъектом-объектом. - С Кумби? - Угу! - Соединяйся с ним сам... Наверно, подключался не раз? - Случалось. - Ну и как? - Интересно. Это все равно, что прочесть приключенческий роман. Но читая, ты все время знаешь, что те, часто опасные, приключения случались не с тобой. А тут, брат, другое. Совсем другое. Тут себя от него не отделишь... - От кого? - Ну, например, от Кумби. И за его ошибки приходится расплачиваться тебе. Не только за ошибки, но и за удовольствия. А это уже не так плохо. - Не понимаю. Что же, я превращусь в него, как в древней сказке? - Вроде да, а вроде и нет. Зачем расспрашивать? Попробуй. Если хочешь, хоть сейчас. - Нет, только не сейчас. Во-первых, надо идти обедать. А во-вторых, мне и своя личность еще не настолько наскучила, чтобы менять ее на чужую. - Зря отказываешься. Тысячи желающих. Но пока не разрешено никому, кроме сотрудников нашего института. - Все равно, не могу. Пойми: обед. Да еще лекцию надо послушать: "Проблема чужого "я"". - Кумби как раз и есть проблема чужого "я". - Ладно. Потом решим. Идем обедать. Сейчас меня больше занимает свое собственное "я", чем чужое. Мое "я" проголодалось. А Кумби как же - ест? Обедает, ужинает, завтракает? - Нет, Кумби потребляет только духовную пищу. Он вспоминает... - Вспоминает, как ел в позапрошлом десятилетии? - В прошлом, - поправил меня Вечин. - Да, насчет воспоминаний равного ему нет.

9 И вот наступил день, когда мне удалось узнать, что такое чужое "я", слить свою личность с экспериментальной личностью Кумби. Коля Вечин все-таки уговорил меня. - Костюм можешь не снимать, оставить на себе, - сказал он, усмехаясь. - Но свою память, а значит и все свое прошлое сдашь мне на хранение. Не беспокойся, все будет в полной сохранности. Ведь не раз доводилось тебе сдавать на вешалку пальто и шляпу? Тут почти то же самое, с той разницей, что ты оставляешь не пальто и шляпу, а самого себя. В твоей бренной оболочке поселится другая личность, с другим прошлым. Ты, я вижу, начинаешь нервничать? Зря. Уверяю тебя, это пустяк. Ведь, в сущности, когда читаешь хорошую книгу, тоже сливаешься с личностью ее автора или героя. - Поставь точку, - сказал я. - Я готов. Через мгновение я почувствовал себя приобщенным к чужому прошлому. Во мне возникли воспоминания, не мои собственные, а чужие, сразу унесшие меня далеко за пределы Института времени и моей собственной судьбы.

- Кумби, - сказал мне девичий голос, - мне надоели твои фокусы и твои привычки. Ты вечно куда-то торопишься. Что за беспокойная натура! Ну зачем тебе торопиться на Венеру? Там необжитый мир, противоестественная, не приспособленная для человека среда. Все это твое очеркистское тщеславие, желание показать, что ты ничего не боишься. Но ведь на самом-то деле ты очень боишься, я знаю. - Ничего ты не знаешь, Мария, - ответил я. - Я боюсь только одного сомнений. В прошлом году я провел целых два месяца с тобой и не написал ни строчки. Ты заронила сомнения во мне, ты и твои скептические, насмешливые друзья, находившие, что во мне много энергии и мало таланта, что мои корреспонденции схематичны, а очерки поверхностны, что я не умею сказать о космосе ничего, кроме банальных, всем надоевших фраз. И если я не талантлив, поверхностен, за что же ты любишь меня, Мария? - Разве любят за что-то? Любят ни за что. За то, что ты такой, как есть, ты и твоя улыбка, ты и твой лоб, ты и твои вечно взлохмаченные волосы... За то, что ты здесь, со мной... - Здесь? Но надолго ли? Сейчас я здесь, а через сутки я буду далеко за пределами биосферы. Я и мои волосы превратятся в воспоминание. Разумеется, для тебя. Сам я очень сильно буду ощущать свое присутствие в безгравитационной среде, в среде, где не на что опереться и где мысль подсказывает тебе, что, потеряв тяжесть, ты значительную часть себя оставил на уютной Земле. - Себя? А разве ты не будешь думать обо мне? - Чтобы думать о тебе, нужна точка опоры, гравитация, твердое тело под ногами. Но когда висишь, не ведая ни верха, ни низа, думаешь о самых элементарных вещах, о том, что хорошо бы сейчас постоять или посидеть. А ты, дорогая Мария, сложная личность, слишком сложная. И я люблю тебя вместе со всей твоей сложностью, со всеми твоими причудами. Но люблю только тогда, когда чувствую под ногами твердую почву... - Раз ты дорожишь твердой почвой, зачем же тебя тянет туда? - Профессия. Склонности. Я очеркист. Я описываю необыкновенное. А чтобы описывать, надо видеть своими глазами. - У тебя нет фантазии... - Возможно. Но я очеркист. Очеркисту нужна трезвость, точность, любовь к факту. Ты ведь тоже факт, Мария. И за это я люблю тебя. Ты конкретна. Вещественна. Слишком конкретна. А я люблю вещественность, то, к чему можно прикоснуться. - Это пошлость, Кумби. Обыкновенная заурядная пошлость. - Пошлость? Но почему же ты любишь пошляка? - Не знаю. Не знаю, за что люблю тебя. А вот за что не люблю твоя очерки знаю. За отсутствие поэзии. За чрезмерную трезвость. За обыденность. Человечество всегда смотрело на мир сквозь призму мысли, сквозь призму чувства. А ты смотришь на все бесстрастно, как объектив. - Значит, полюбив меня, ты отделила меня от моих очерков, от моей профессии, от моей работы? Раз ты любишь меня, значит, все же не отрицаешь? - Не знаю. Может, я люблю тебя, одновременно отрицая. Это слишком сложное чувство, Кумби. - Призма! Призма! Пустые слова. Я смотрю на мир без всякой призмы. Как объектив! Ну и что же! Я очеркист. Мой бог - факт. Я добываю факты с риском для жизни. Космос это не прогулка в лесу, где прирученным зверям привили уважение к человеку. Там неуютно... Я почувствовал легкую теплую руку девушки на своем плече. Она провела пальцами по моим волосам, взъерошила их. А затем поцеловала меня: - Милый мой объектив, не сердись. Я ведь это нарочно, чтобы тебя немножко подразнить...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});